Фаддей Булгарин - Димитрий Самозванец
– Государь! – сказал иезуит Савицкий. – Рассей мрачные твои мысли воспоминанием, что ты ведом самим Богом к могуществу для благоденствия человечества. Борис был похититель престола, думавший единственно о земном величии, а ты государь законный; ты рожден для спасения душ твоих подданных. Как тебе равняться с Годуновым?
Лжедимитрий улыбнулся принужденно и прервал речь иезуита, сказав:
– Мы рассчитались уже с Борисом. Довольно! Займемся теперь делом. Осмотрим все, что здесь находится. Ливонский пастор Бер сказал, что Борис жил как лев, царствовал как лисица, умер как пес (107). Посмотрим, не осталось ли здесь лисьего хвоста и львиных когтей? Все, чем пользовался Борис, поучительно для царя. – Подошед к шкафу с книгами, Лжедимитрий отпер его и, обратясь к иезуиту и полякам, сказал: – Мы, русские, еще бедны произведениями ума человеческого. Только при отце моем завелось в России книгопечатание, и немногие из моих земляков знают книжное дело. Я, верно, не из последних книжников в моем государстве, – примолвил он с гордою улыбкой, – и знаю книжное дело не хуже Бориса. Все, что вижу здесь: мне известно. Вот первая русская печатная книга "Апостол"; она вышла в свет в 1564 году. Любезный Басманов! много надобно нам трудиться, чтоб разогнать мрак суеверия и предрассудков в нашем народе. Представьте себе, господа, что наши первые русские типографщики, голстунский диакон Иван Федоров и жилец московский Петр Мстиславцев, должны были бежать из Москвы, опасаясь быть растерзанными народом, почитавшим их волшебниками! Они удалились в Острог, к князю Константину Константиновичу, и вот плоды их трудов: "Новый Завет" и вся "Библия" на славянском языке, напечатанные в 1580 и 1581 годах. Это также труды московской книгопечатни "Псалтырь", две "Триоди", "Октоих", "Минея общая" и "Служебник" патриарха Иова издания 1577 года. Я сам трудился для патриарха, сочиняя каноны святым, но, как вижу, они еще не напечатаны. О, я много работал, господа, и недаром носил монашескую рясу! Вообще наши иноки усердно трудились. Видите ли этот разряд рукописей: это "Степенные книги", или летописи, собранные и дополненные знаменитым московским митрополитом Макарием – от Рюрика до отца моего. Вообще все, что сделано для просвещения, сделано нашими добрыми иноками. Из них Нестор есть отец нашей истории. Вот поучения святых отцов: "Послание к великому князю Владимиру Мономаху" киевского митрополита Никифора, "Двенадцать правил о церковных делах и об исправлении духовенства" митрополита Кирилла и его красноречивые "Речи"; "Житие митрополита Петра" и "Слово прощальное" митрополита Киприана; "Поучение князьям и боярам" митрополита Фотия. Вот знаменитый перевод Димитрия Зоографа греческой поэмы "Миротворение" Георгия Писида, а вот "История безбожного царя Мамая", сочиненная рязанским иереем Софронием. Некогда я изучал эти сочинения и списывал их для польских монастырей. Но вот вещь, которую мне давно хотелось иметь: "Поучение детям великого князя Владимира Мономаха". Памятники мудрости государей драгоценны для потомков. Вот славный "Печерский Патерик", сочиненный епископом Симоном и иноком Поликарпом (108). Я некогда собирался писать продолжение по воле епископа Туровского. Для духовной жизни у нас есть еще пища, но для светской – голод! Надобно начинать, и лет чрез сто будут и у нас поэты и прозаики, как и у вас, господа поляки. Подождите, мы скоро сравняемся с вами: русские ко всему способны; только надобно, чтоб цари хотели просвещения!
– Государь! будет тебе не только много труда, но и много огорчений, если ты пожелаешь просветить твой народ. Даже отец твой и Борис не могли преодолеть преград, полагаемых не столько суеверием и невежеством народа, сколько злоумышлением. Гордые боярские роды не хотят, чтоб народ просвещался, опасаясь, чтоб цари не стали выбирать слуг по уму и по знаниям, а не по рождению. К тому же при общем невежестве лучше ловить добычу, как зверям в темной дебри.
– Знаю я это и облеку тьмою друзей тьмы! – возразил царь.
– Тебе надобно будет все создавать, государь, если ты захочешь вводить просвещение, – сказал Меховецкий.
– Займем свет у соседей, как занимают огня. Чрез это никто ничего не теряет, а все согреваются и освещаются! – отвечал царь.
– Вот все, что ты имеешь, государь, для познания России и государственного управления! – сказал Басманов, указывая на рукописи, переплетенные в пергамент с надписями. – Вот "Судебник" отца твоего, "Правда русская" великого князя Ярослава; "Книга большого чертежа", составленная при брате твоем Феодоре, но по повелению Бориса. Здесь исчислены города, реки российские с показанием расстояния мест. Вот "Измерение и перепись земель" от 1587 до 1594 года, а вот и серебряный кивот, где помещается самый "Чертеж". Когда Борис хотел заставить меня воевать противу тебя, государя законного, то он много раз беседовал со мною и на этом чертеже указывал пути от Путивля до Москвы. Этот чертеж составлен немцем Герардом для Феодора, сына Борисова. Это первый чертеж в России, и еще немногие у нас могут понимать его.
– Надобно его поверить и исправить, – возразил царь. – Я вижу две математические рукописи: "Книга, именуемая геометриею, или Землемерие радиксом и циркулем", а это "Книга, рекомая по-гречески арифметика, а по-немецки алгоризма, а по-русски цыфирная счетная мудрость". Следовательно, Борис имел русских людей, знающих землемерие?
– Есть человека два, – отвечал Басманов. – Это наука введена еще отцом твоим, государь. Вот дела его же царствования: книги о сошном и вытном письме и книги писцовые. Кое-что у нас начато для измерения государства, для узнания его силы и средств. Но это одни слабые начала.
– В этом шкафе все дела львиные, – сказал, улыбаясь, царь, – но вот и лисья нора. Отопри-ка этот ящик, Басманов. Надпись на нем "Дела тайные" показывает что-то не-s обыкновенное.
Басманов отпер ящик и стал вынимать бумаги и книги, которые принимали Меховецкий и Бучинский, а царь бегло" просматривал.
– Вот "Следствие Углицкое", государь! – сказал Басманов, подавая толстую связку бумаг. Лжедимитрий громко захохотал.
– Годунов назвал повесть о моем избавлении сказкою, – примолвил он. – Вот теперь и его творение поступило в число сказок! – Лжедимитрий вдруг принял пасмурный вид и сказал: – Жаль мне только безвинных, которые претерпели мучения при допросах. Но что делать? Басманов, припрячь это дело: мы на досуге напишем возражение и сохраним для потомства.
– "Тайная цыфирь, или Новая азбука для письма вязью"! – сказал Басманов, подавая свиток.
– Видишь ли, Меховецкий, что и мы не новички в делах политики. Эту часть разумел Борис; нам надобно учиться у него. Возьми это к себе, господин канцлер.
– "Астрономия и Алхимия" английского мудреца Джона Ди, переведенная в Посольском приказе для царя Бориса, – сказал Басманов, подавая большую толстую книгу.
– Патер Савицкий! Это по вашей части, – примолвил царь, подавая книгу иезуиту. – Кажется, что Годунов не искал золота в горнилах алхимических, подобно нашему приятелю Сигизмунду, – примолвил царь. – Борис нашел вернейшее средство наполнять свои мешки золотом, а именно опалою. Это средство было его алхимией. Но, неуверенный в прочности настоящего, Годунов беспрестанно старался проникнуть в будущее гаданиями, астрологией и всем, чем только надеялся достигнуть своей цели. Поверите ли, господа, что он предлагал этому математику, Джону Ди, тысячу рублей годового жалования с царским содержанием, чтоб он поселился в России (109). К чести науки, Ди, видно, предузнал судьбу Бориса и отказался. Что далее, Басманов?
– Вот знаменитая "Черная книга" (110) Годунова, в которую вписаны все подозрительные и беспокойные люди, – сказал Басманов.
– Подозрительные люди – льстецы, а беспокойные – именно те, которых менее всего должно опасаться, – сказал Бучинский. – Ты знаешь, государь, правило: кто ласкается, тот или обманул, или обмануть хочет. Кто ж много болтает, бранит и ропщет, тот не опасен, по пословице: "Собака, которая лает издали, не укусит". Истинно подозрительные и беспокойные люди не так легко открываются и так поступают, что их ловят на деле, а не на умысле. В этих случаях обыкновенно бывает так: оставляют в покое поджигателей, а преследуют тех, которые бьют в набат на пожар. Вели сжечь это, государь! Напрасно будешь смущать себя.
– А я иначе думаю об этом! – примолвил патер Савицкий.
Лжедимитрий взял книгу и, перевертывая листы, сказал:
– Отметки написаны рукою Бориса перед каждым именем. Перед одним: не давать ходу; перед другим: держать в почетной ссылке; перед третьим: погубить при случае: перед четвертым: держать в черном теле. Нет, это не львиные дела Годунова. Позволяю тебе сжечь это, Бучинский!
– Жаль! – сказал патер Савицкий.
– Список тайных верных слуг, – сказал Басманов.
– Всех этих молодцев за ворота! – примолвил царь. – Басманов, выгони их всех из Москвы. Мне не надобно слуг Годунова, и притом еще тайных.
