Только не для взрослых - Ида Мартин

Я попыталась обойти, но он тоже сделал шаг в сторону.

– Погоди-погоди. У нас же дело осталось незакрытое.

– Карманы на месте, – буркнула я. – Все закрыто и пришито.

– Э, нет. А как же моральный ущерб? Ты нанесла мне психологическую травму.

– Радуйся, что только психологическую. – Я была не в том настроении, чтобы подыскивать дипломатические фразы. – Уйди, пожалуйста, я тороплюсь.

– Ты вообще откуда такая борзая? Меня тут в округе все уважают.

– Ну да. Я слышала. Папаша полицейский, и ты всех им стращаешь как пугалом.

– Полегче на поворотах, – пригрозил он. – Я пока с тобой еще нормально разговариваю.

Подхватив меня под локоть, Дубенко (я внезапно вспомнила его фамилию) утянул меня к подъезду и прижал к стене. Остальные окружили.

– Ну и что дальше? Бить меня будете?

– Пытать, – осклабился тот, который сидел с нами у директрисы, кажется Тарасов.

– И зачем тебе это? – Я действительно не могла понять, что им от меня нужно.

– Хотим узнать, где прячется Котова и ее богатенький любовник. Говорят, за его голову объявлена награда.

– Никто не знает, где они.

– Вот мы и выясним это. – Дубенко потянулся ко мне, намереваясь подцепить за подбородок, но я шлепнула его по руке:

– Только тронь, потом из полиции не вылезешь. Я на вас такое заявление накатаю, в жизни ни к одной девушке не подойдете.

– Блин. – Дубенко набычился. – Ты че такая непуганая?

– Просто не до вас сейчас. – Резко отпихнув его, я вышла из их оцепления.

Но только сделала пару шагов, как кто-то схватил меня за капюшон и с силой дернул. Сорвавшись с плеч, расстегнутая куртка повисла на рукавах.

Однако обернуться и дать отпор я не успела. Вскинула голову и замерла.

На пешеходной дорожке, прямо перед подъездом, с продуктовым пакетом в руке стоял Амелин. И как только наши глаза встретились, он ошеломленно выпустил пакет из рук и кинулся к нам.

Я всего дважды была свидетелем вспышек его настоящего гнева. Раз он разбил стул о голову садиста, а другой – прострелил живодеру ногу.

Подскочив к Тарасову, Костик толкнул его так, что тот улетел через бордюрный заборчик прямо в сугроб.

Не давая остальным опомниться, он уже стоял перед Дубенко. Схватил его за концы шарфа и резко, словно собираясь отсечь ему этим шарфом голову, затянул.

Выпучив глаза, Дубенко захрипел.

Третий их приятель отступил назад.

– Костя, не надо. – Я потянула его за рукав. – Только задушенного тебе не хватает. Он просто схватил меня за капюшон. Ничего такого.

Дубенко продолжал хрипеть. Тарасов выбрался из сугроба.

Лицо Амелина оставалось злым и непроницаемым – таким, что, если бы его сейчас увидел суд, точно отправил на пожизненное.

– Костя! – Я снова потрясла его. – Прекрати! Это уже перебор!

Амелин выпустил шарф и в следующий же момент озарился лучезарной улыбкой.

Я тут же влезла между ним и освобожденным Дубенко.

– Отвали. У него справка из психдиспансера. Он вас убьет и глазом не моргнет, и ему за это ничего не будет.

– Тоня, опять ты вмешиваешься?

Стоило Амелину перевести на меня взгляд, как Дубенко отмер и тут же со всей дури врезал ему в живот. Костик согнулся.

Тарасов, словно получив отмашку, ринулся к нам, третий парень тоже. Налетели на Амелина и сбили с ног.

– Офигели?! – Я напрыгнула сзади на Тарасова, он закачался и вместе со мной на загривке завалился вперед.

Куртка смягчила удар от падения. Намного больнее было, когда Дубенко с размаха пнул меня в спину. Однако в ту же секунду Амелин поймал его за ногу и дернул. Не удержавшись на раскатанном снегу, Дубенко рухнул на нас.

Получилась непонятная куча мала. То ли драка, то ли бестолковая возня.

Все закончилось в один момент. Третий парень, который все еще оставался на ногах, негромко крикнул сверху: «Серега, мать идет». И парни, дружно вскочив, мигом скрылись в подъезде. А мы с Амелиным так и остались сидеть на снегу.

– Что у вас тут такое? – Женщина остановилась возле нас.

– Все нормально, – ответила я.

– Все отлично! – подтвердил Амелин.

– Пьяные, что ли?

– Нет, – сказала я.

– А чего валяетесь?

– Упали.

Мы с Амелиным переглянулись, и от того, какой у него был нашкодивший и одновременно растерянный вид, от того, что он был здесь, в безопасности, от нелепости ситуации и адреналина, все еще стучавшего в висках, мне вдруг стало нестерпимо смешно.

Просто ужас как смешно! Не сдержавшись, я глупо расхохоталась. Амелин тоже.

Женщина покрутила пальцем у виска и ушла, а мы так и сидели, гогоча на всю улицу как два придурка.

Потом он встал, поднял меня и отряхнул.

– Я бы позвал тебя к нам, но дверь почему-то не открывается. И дома никого нет.

– Макса выгнал их опекун. – Я поймала его за руку. – И замки сменил.

Костя настороженно замер не сводя с меня глаз:

– Тогда что ты тут делаешь?

– Не понятно, что ли? – Я уставилась на него в ответ.

– Приехала на разборки с пацанами?

– С одним пацаном.

Он придуриваясь заморгал:

– Интересно… С каким же?

– Помнишь, я обещала, что убью тебя, если ты еще раз выкинешь нечто подобное? Кажется, этот день настал…

Порывисто обхватив мое лицо ладонями, он приблизился так, что кончик его носа коснулся моего.

– В этот раз я действительно испугался. Очень сильно. По-настоящему. Неожиданно понял, что все это правда и что я могу остаться там навсегда. Я ведь уже бывал в таком месте, но тогда не особо переживал. Мне это казалось даже немного забавным. Сюрным и прикольным. Но там, где я был раньше, находились только дети и подростки. Замороченные и несчастные. Каждый со своими тараканами, чудачествами и историями, а в этой больнице лежали взрослые. И они, оказывается, ни капли не прикольные. Они жуткие. То ли животные, то ли овощи. Я не хочу становиться таким.

Амелин с силой прижался горячими губами к моим, и я невольно закрыла глаза.

Он всегда пах чем-то очень близким и родным, я заметила это давно, наверное, еще в тот день, когда мы ехали на электричке к Якушину в деревню и Костик спал у меня на плече. Почувствовала, но не осознала, не придала этому значения. Однако, должно быть, я уже тогда начала влюбляться в него: ведь люди всегда отличают «своих» от «чужих» по запаху еще раньше, чем успевают их как следует узнать. Так вот Амелин точно всегда был «моим».

Куртка на мне оставалась расстегнутой, но холод совсем не ощущался.

– Давай уйдем. Вдруг они вернутся, а