Сестры из Сен-Круа - Дайни Костелоу
— Знаете, я не верю в Бога. Если бы Бог был, он бы не допустил стольких убийств и страданий. Если хотите молиться, помолитесь за мою Молли и ребенка. Это ей сейчас нужна помощь.
Падре помолился за Молли и ее будущего ребенка, а затем потихоньку перешел к молитвам за самого Тома. Том не останавливал его, но слова молитвы его не утешали. Смолли достал из кармана Библию, раскрыл раздел псалмов и стал читать вслух двадцать третий. Том слушал, и эти слова словно омывали его. Он тоже был в долине смертной тени, устало подумал он, и завтра уйдет из нее — в смерть, в небытие, в могилу.
— Где меня похоронят? — внезапно спросил он, прервав чтение.
Падре ошеломленно умолк, но затем сказал:
— На кладбище, прямо за холмом. Вы будете не один, вы будете лежать среди своих товарищей, и вас похоронят по-христиански, это я вам обещаю.
Том медленно кивнул, больше ничего не сказав, и капеллан стал читать дальше. Он перешел к сто двадцать первому псалму: «Возвожу очи мои к горам…»
Летняя ночь была короткой, и перед тем, как солнце показалось над горизонтом, в комнату вошел охранник с едой, горячим крепким чаем и большой порцией рома.
Том лежал на кровати, закинув руки за голову и широко раскрытыми глазами глядя в потолок.
— Вот, Картер, принес тебе поесть, — сказал охранник, — но, может быть, ты предпочтешь это. — Он протянул Тому ром, а затем повернулся к капеллану. — Я буду там, с ними. Может, вы как-нибудь уговорите его это проглотить.
Принесенную еду — хлеб с маслом и ветчину — Том есть не стал, не видя в этом смысла, а ром вылил в чай и выпил залпом. Подошел к окну и постоял, глядя, как в темный двор внизу мало-помалу возвращаются утренние краски. Он услышал топот марширующих ног и резко отвернулся от окна. Слишком хорошо он знал, кто и зачем может идти сюда в такой ранний час. Он повернулся к капеллану и спросил:
— Какой сегодня день?
Смолли ответил:
— Первое августа.
Том хрипло засмеялся.
— День моего рождения, — сказал он. — Мне сегодня исполнилось двадцать три года.
Дверь открылась, и вошел адъютант.
— Пора, — сказал он.
Том протер глаза, словно для того, чтобы прогнать сон, и оказался между двумя новыми охранниками, пришедшими за ним. Снаружи ждал помощник начальника военной полиции. Двое полицейских-охранников, один впереди, другой сзади, повели Тома по переулку — от штаб-квартиры к развалинам дома в полумиле от нее. Вокруг витали запахи и звуки летнего утра. В эти минуты Том чувствовал себя таким живым, как никогда прежде. Его глаза жадно вбирали и отсвет солнца на траве, и блеск росы на паутине, а пронзительный голос жаворонка, парящего высоко в небе, напомнил ему о Молли. Том знал, что падре идет всего на шаг позади, и был рад этому. За ним шагали доктор и другие офицеры. Их сапоги гулко топали по каменистой дороге, когда процессия приближалась к месту казни. Впереди Том увидел солдат, выстроившихся по трем сторонам площадки. Они остановились на некотором расстоянии, адъютант вышел вперед и зачитал рядовому Томасу Картеру обвинение, а затем приговор. Солдаты стояли неподвижно и прямо. Не слышно было ни звука, лишь беззаботный жаворонок все выводил над ними свои трели. Затем подошел доктор и надел повязку Тому на глаза. Последним, что видел Том, было серое лицо Тони Кука, мрачно глядевшего на него из рядов.
Его провели вперед и привязали к столбу на четвертой стороне площадки. Теперь, когда момент настал, Том ощутил странное спокойствие. Он словно бы наблюдал за всем почти со стороны. Он почувствовал, как ему что-то прикололи на грудь, и знал, что это кусок белой ткани — отметка на сердце для расстрельной команды. Он слышал, как священник рядом тихим голосом читает молитвы, и, хотя не видел знака, поданного помощником начальника военной полиции, почувствовал, как падре шагнул в сторону, и понял, что это конец. Стоя с завязанными глазами, Том вызвал в воображении лицо Молли, ее смеющийся взгляд глаза в глаза, и мир взорвался залпом винтовочного огня.
Лейтенант Смолли вернулся в штаб после похорон и встретил там озабоченного капрала.
— А, вот и вы, сэр, — сказал тот. — Думаю, я должен отдать это вам, сэр. — Он неловко посмотрел на конверт в руке. — Письмо для Картера, сэр.
Смолли взял письмо и сказал:
— Спасибо, капрал. Я прослежу, чтобы его отправили вместе с другими его вещами.
Он взял и это письмо, и то, которое Том ночью написал Молли, оседлал лошадь и отправился в путь за десять миль — в Сен-Круа.
2001
22
Рэйчел долго смотрела на письмо, которое Том написал накануне казни. Слезы щипали глаза, в горле застрял комок. Так вот, значит, как. Вот что случилось с ее прадедом, Томом Картером. Его объявили дезертиром и расстреляли на рассвете. Она вновь перечитала письмо. Он держался так храбро, старался утешить Молли… Что подумала Молли, когда получила это письмо? Должно быть, она была в полном отчаянии. Рэйчел долго не могла читать дальше. Оставалось еще несколько писем, но последнее письмо Тома как-то выбило ее из колеи. Она сидела, держа в руке пожелтевший листок (но карандашные строчки на линованной бумаге были все еще четкими), и ощущала странную пустоту внутри. Знала ли бабушка, что ее отца расстреляли? Рассказала ли ей об этом ее мать? Почти наверняка нет — когда мать умерла, Роуз была еще совсем маленькой. А бабушка? Тоже, наверное, не рассказывала, ведь это делало обстоятельства ее рождения еще более постыдными, а бабушка и без того стыдилась ее. Роуз сказала, что сама не читала ни одного письма — значит, она не знает.
В поисках утешения Рэйчел сняла трубку и набрала номер Ника Поттера. Тот ответил сразу же.
— Ты занят? — спросила Рэйчел.
— Ничего такого, что не может подождать, — ответил Ник, что-то уловив в тоне ее голоса.
— Можешь приехать?
— Уже еду, — отозвался он. — С тобой все в порядке?
Рэйчел попробовала засмеяться — не получилось, и тогда она сказала:
— Да, только что узнала печальную новость, вот и все. Подумала — может, ты поднимешь мне настроение.
— Я еще у мамы, — сказал Ник. — Буду у тебя примерно через три четверти часа.
Безмерно обрадованная этой новостью, Рэйчел налила себе вина и взялась за следующее письмо. Это было письмо Тому от Молли, которая тогда
