Начать жизнь заново - Лана Кинлем
— Пойдем, Алекс. Тебе нужно отдохнуть.
Голос Ричи укутал меня теплотой. Он взял меня за руку, потянув за собой, и в этот раз я пошел за ним. Мы вошли в дом, отдающий запахом гари, тоски и печали. В темноте ночи я видел знакомые очертания гостиной, слышал тихий храп своего пса из моей комнаты. Тиканье старых маминых часов.
Ричи потянул меня за собой, и я, держась за его ладонь, ступил на лестницу. Мы поднялись наверх и зашли в мою комнату, закрыв за собой дверь. В гулкой тишине зевнул пес.
Друг толкнул меня на кровать и сам лег рядом. Его тепло окутывало мое холодное тело, замерзшее под дождем. На ноги опустилась привычная тяжесть, слегка щекоча шерстью лодыжки. А я вцепился в Ричи, не в силах подавить рвущееся изнутри рыдание.
Я был так рад, что он рядом, я был так виноват перед ним.
— Прости меня, Джо… прости меня… я не хотел, чтобы все вышло так. Я никогда не хотел, чтобы ты погиб по моей вине, — срывающимся голосом шептал я в темноту.
Но в этот раз я знал, чувствовал каждой клеточкой, что меня слышат. Меня слушают.
— Ты не виноват, Ал. Никогда не был. Ты конечно конченный придурок, раз решил, что лучшим выходом в твоей ситуации будет спалить себя вместе с домом, но ты не виноват в моей смерти. Мы же обещали, что всегда будем рядом, будем защищать друг друга. Помнишь?
— Помню.
Теперь я помнил. Помнил и не собирался больше забывать. Неважно, в этом мире, в следующем, в преисподней, но больше я не забуду. Никогда.
— Мне так не хватало тебя, — тихо сказал я.
Ричи едва слышно рассмеялся.
— Мне тебя тоже. Но мы провели вместе полтора года. И это было здорово. Я хотел попросить у тебя прощения, Ал.
Это было так внезапно, что крик, рвущийся из моей груди, вырвался удивленным вздохом. Это я должен был просить прощения, возможно до конца света.
— За что? — выдохнул я.
— За то, что оставил тебя. Позволил думать, что ты поступаешь правильно. Позволил считать, что ты остался один. Дал влипнуть в такие неприятности и не вытянул тебя силком из них, когда ты отнекивался от моей помощи. Простишь, братишка?
Я не сразу нашелся с ответом. Завис на несколько долгих секунд, а потом обнял друга за плечи. Как обнимал когда-то в детстве, когда мы были братьями, когда кроме нас не было больше ничего важного.
— Конечно, я тебя прощаю, идиот. И ты… ты меня тоже прости за то, что отталкивал тебя все эти годы. Я без тебя потерялся в черно-белом мире.
— Сам ты идиот, — добродушно поддел Ричи. — Я никогда не был в обиде. Только ты тоже должен простить себя, Алекс. В конце концов, сейчас мы снова рядом. И будем рядом всегда. Я обещаю.
Я вздохнул, улыбнувшись. Тепло, мягко, радостно. Как не улыбался очень и очень давно. Я снова, как и много лет назад, вдруг почувствовал царапину на своей руке, кровь, выступившую на ладони. Не задумываясь о том, что делаю, я взял руку Ричи, чувствуя на ней такой же порез.
— Обещаю, — эхом повторил я.
За окном сверкнула молния, осветив комнату, выхватив всполохом света лицо Ричи. Его глаза блестели, ловя отблески неба, треснувшего на части.
— Спи, Ал. Спи. Всё будет хорошо. Теперь точно всё будет хорошо, — сказал он легким тоном, словно и правда нет никаких проблем в этом мире, а завтра будет новый день.
И я, убаюканный его голосом, позволил темноте захватить меня в объятия. Но теперь я не падал в ее жуткую бездну, а мягко покачивался в ласковом бархате, сулящем мне новый рассвет.
Глава 25
— Не забудь, сегодня в пять конференция в «Джонс Дей». Тебе обязательно нужно встретиться с профессором Миллегером.
— Я помню, мам, — отзываюсь я.
Уже минут 10 я просто пытаюсь выйти из дома, но мать ходит за мной попятам с блокнотом, в котором — мое расписание. Маразм.
— В два часа тебе нужно заехать на фирму к отцу. Он представит тебя Джорджу Ли. Будь с ним любезен, этот человек может помочь тебе в будущей работе.
— Я помню, мам.
Да сколько уже можно?
А действительно, сколько…
Я резко застыл посреди коридора каменным изваянием. Где-то я всё это уже видел и слышал.
Я скользнул взглядом по нашей прихожей, по аккуратно и педантично расставленной обуви. Медленно обернувшись, посмотрел на мать.
— Мама… — вырвался из моих губ тихий шепот.
Она подняла глаза, уставившись на меня с недоумением, а потом и с опасением, когда заметила, как на моем лице расползается глупая улыбка.
Поддавшись порыву, я притянул ее к себе, крепко обняв.
— Как же я рад тебя видеть.
И это было правдой.
Воспоминания бешеным калейдоскопом мелькали перед глазами. Я не понимал, что происходит, но моя мать стояла передо мной. Живая. Теплая. Такая привычно надменная.
Отпустив ее, я заглянул в гостиную, встретившись глазами с таким же, как и у матери, недоуменным взглядом отца.
Из кухни лениво вышел лабрадор, зевнув во всю ширину пасти. На моих глазах заблестели слезы. Я бросился к нему, упав на колени и обняв за шею, путаясь пальцами в рыжей шерсти, чувствуя его теплое дыхание у своего уха. Вот он был рад внезапному вниманию, весело помахивая хвостом. Я еле заставил себя расцепить руки. Еще успею наобниматься с ним, а пока что были более важные дела.
Обернувшись, я снова наткнулся на ошалевший взгляд матери, стоявшей в дверях, все еще сжимающей блокнот. Я подошел к ней, светясь улыбкой, мягко достал блокнот из ее ладоней, пробежавшись глазами по строчкам.
— Ты знаешь, мам, я тут подумал, к черту эту конференцию. И профессора этого, пожалуй, туда же. А Джорджу Ли плевать и на меня, и на отца, и на всё, кроме собственной лощеной задницы.
Мать, охнув, прикрыла рот ладонью. Я слышал, как встает отец, явно готовясь выдать целую тираду в мой адрес. Но это не имело никакого значения.
Снова притянув мать к себе, я поцеловал ее в щеку. А потом и в другую.
— Береги себя, мамочка. Ты мне нужна здоровая, ладно, — я улыбнулся, глядя, как внезапно она зарделась. Как появилась на ее лице непривычная робкая улыбка, а в глазах застыло удивление.
— Папочка, а ты тем более. Мы, если что, всегда будем рядом. Мы же семья, — я говорил совершенно искренне, возможно
