Шлейф - Елена Григорьевна Макарова
Читатель-зритель
Анна спала. Арон смотрел в экран ее компьютера.
«В начале 1990-х внук Анатолия Канторовича, тот самый мальчишка, которому Фаня Бородина вязала в Китае шапочку, получил доступ к следственному делу. Оказывается, основываясь на секретном указании № 108 сс от 24.08.1955 г. гэбисты намеренно перевирали дату и причину смерти, а также утаивали место гибели. Госбезопасность давала соответствующие распоряжения милиции, а та — отделу ЗАГСа, проводившему «регистрацию смерти» и выписывавшему о ней справку. Сперва гэбисты планировали сообщить родственникам, что Анатолий Канторович умер 25 сентября 1943 года от рака печени, однако, когда их распоряжение дошло до места, выяснилось, что ЗАГС уже успел выдать справку, где значилась другая дата и другая причина смерти: 3 декабря 1944 года, двустороннее воспаление легких. Гэбистам пришлось задним числом подгонять под уже выданную справку новое распоряжение. Фактически его заставили умереть трижды: один раз по-настоящему и дважды посмертно.
А когда-то трижды убитый Канторович сидел в пекинском курительном ресторане с единожды убитым Бородиным и с отвращением смотрел на то, как тот с удовольствием поедал зарезанного на их глазах змия…» «Как это все складывается в ее уме, — думал Арон, — и что будет дальше, на еще не заполненном словами поле»?
Много путаницы в пьесе, — заметил бы на это Федор Петрович. Так случается, когда автор работает без «предварительного плана сочинения».
Как-то Арон познакомился в пражском кафе с женщиной, которая, будучи шестнадцатилетней девчонкой, выучила русский язык и уехала в Сибирь к шаманам. В течение нескольких лет она наблюдала их в быту и при исполнении ритуала. Арон спросил ее, как ей кажется, они здоровы психически или больны? «Это не критерий, — ответила она. — Шаманы пребывают в разных состояниях сознания — обычном и измененном. Так же, как пророки, гениальные писатели, художники и композиторы». Философов в списке не было. Почему? Потому что философия ее не интересовала. Ей, как она сказала, «ближе то, что не ищет для себя объяснений». — «Религия?» — «Нет, обычные чудеса».
Арон взглянул на экран компьютера и содрогнулся. За тем отрывком, что он только что прочел, следовало продолжение. «Белое поле» заполнялось словами на его глазах.
«Яков Абрамович Канторович, провидец надвигающихся репрессий, в 1899 году опубликовал труд „Средневековые процессы о ведьмах“, в котором писал: „Существование ведьм предполагалось повсюду — в каждом доме, в каждой семье. Требовалось только их распознать, выследить, уличить и арестовать. Странствующий инквизитор, или ῾комиссар ведьм᾿ переходил с одного места в другое и везде старался собирать сведения о ведьмах, — на основании допросов окольных людей, доносов, слухов. В ῾зараженную᾿ местность направляли комиссию для повального допроса всех жителей с целью быстрого и энергичного приостановления заразы“. Оба его сына, Анатолий и Владимир, попали в сталинские жернова „процессов ведьм“ — вредителей и изменников родины».
Арон тихонько приоткрыл дверь в спальню.
Анна лежала с телефоном в руке, бархатный голос напевал ей на ухо: «Где-то в трубе и за печкой / Ветер ворчливо мурлычет. / Скоро и ветер уснет, / И деточка милая…»
Он вернулся к экрану — странствующий инквизитор вышел из воронка, громко хлопнув дверью.
За ним — две тени.
Пошли.
На третьем этаже зажегся свет. За задернутыми шторами брали секретаря обкома комсомола товарища Уткина, посланного из Москвы на укрепление.
Понятно, почему Уткин не отозвался на крик о помощи. Не до Ляли было. Ведь и Литвинов свою секретаршу не защитил.
Но с ним-то самим что происходит?
Измененное состояние сознания?
Обычное чудо, которому не стоит искать объяснений?
— Ты что делаешь? — Руки Анны легли на его плечи.
— Ищу, как звали Уткина.
— Сергей, — сказала Анна и уткнулась горячим лбом в его плечо. — Его взяли.
— Вижу.
— Где?
— Здесь.
Пробирочный мальчик
Шуля получила письмо от Джеймса в нарядном конверте, срезала с него марки для девчоночьей коллекции, убрала содержимое в сумочку и помчалась к машине. К первому пациенту она уже опаздывает на десять минут. В обычное время такая подвижка нарушила бы ритм дня, но теперь между приемами интервалы в двадцать минут.
У кабинета ее ждали толстенная мамаша и тонконогий мальчик в маске и красных наушниках.
Барух. От доктора Варшавера.
Все та же история. Ребенку надоел его собственный член. Он управляет всеми его действиями и желаниями. Шуля посочувствовала, еще бы, эрекции, волосы, растущие отовсюду, но ведь
