Константин Седых - Отчий край
Когда до рысаковского дома, стоявшего на отшибе среди огородов, осталось не больше двухсот саженей, спешились в неглубокой низинке. С конями оставили пять человек. Остальные двинулись по узкому проулку к усадьбе. Теперь их вел Каргин, всем существом своим чувствуя наставленный в спину наган Замешаева, которому Семен поручил следить за ним.
Кайгородов и Рысаков были твердо уверены в своей безопасности. Они считали, что красные ни в коем случае не решатся идти за границу, боясь осложнений с китайцами. Кроме того, Кайгородов считал, что его пребывание на границе неизвестно госполитохране. В эту ночь, как всегда, дневалил один из ординарцев. Остальные, семь человек, спали в землянке. В полночь улеглись спать Рысаков с женой и Кайгородов, на половине которого спали Челпанов и адъютант сотник Побегов.
В глухой предутренней тишине партизаны подошли к воротам усадьбы и замерли в ожидании. Каргин принялся стучать в калитку. Скоро послышались шаги дневального. Он неторопливо подошел, громко спросил:
- Кого надо?
- Полковника Иванова, - отозвался Каргин.
- А что надо сказать?
- Верность и мужество!..
Прошла томительная минута. И вот калитка приоткрылась. Каргин проскользнул в нее. Когда дневальный стал закрывать ее, Каргин приставил к его затылку дуло нагана:
- Молчи и открой калитку. Послушаешь - жить будешь, иначе убью. Дневальный затрясся, непослушными от страха руками распахнул снова калитку. Партизаны вошли в нее, связали дневального, забили ему в рот кляп. Потом оттащили от ворот и положили на бревна.
Теперь предстояло самое трудное. Нужно было проникнуть в дом, двери которого могли оказаться закрытыми. Людей в землянке решили пока не трогать. У входа в нее оставили четырех человек с гранатами наготове. Остальные, крадучись, подошли к дому.
Каргин поднялся на крыльцо, приналег плечом на дверь. Она оказалась запертой изнутри и даже не скрипнула от его нажима. Он с минуту постоял в нерешительности, слыша нетерпеливый шепот Семена. Потом взгляд его упал на узкое окно рядом с дверью, не имевшее ставня. Он спустился с крыльца, сказал притаившемуся у точеного столба Семену:
- Плохо. Закрыта наглухо. Придется через окно попадать.
- Да ведь услышат.
- Другого все равно ничего не придумаешь. Давай, а?
- Ладно, попробуем.
Они поднялись на крыльцо, подергали поочередно раму. Она держалась крепко. Каргин мысленно перекрестился, стал нащупывать в темноте гвозди, которыми была прикреплена рама к колодам. Все время он боялся, что из сеней грянет выстрел. Но все было тихо. Тогда Каргин принялся кинжалом отгибать гвозди, стараясь держаться поближе к стене. Семен нетерпеливо следил за ним.
И вот, наконец, гвозди отогнуты. Каргин потрогал раму. Она поддалась его усилиям. Он тихо ее вынул и прислонился к перилам. Вытерев перчаткой заливавший глаза пот, полез в окно, стараясь протиснуться в него боком. Пролез, спустился в сени, нащупал засов, отодвинул его, и дверь открылась.
Семен, сделав партизанам знак следовать за ним, вошел в сени. Каргин шепнул:
- Здесь должна быть лампа. Зажечь ее?
- Зажигай. В темноте друг друга перестреляем.
Когда лампу зажгли и приготовились, Каргин показал на дверь справа:
- Это к Кайгородову.
- А Рысаков где? - спросил свистящим шепотом Чубатов. Каргин молча показал на дверь слева.
- Я буду брать Рысакова, - потряхивая зажатым в руке наганом, сказал Чубатов.
К нему присоединились Никандр Корецкий и Кушаверов.
Семен тихо потянул дверь. Она поддалась. Тогда он рывком распахнул ее до отказа и очутился в освещенной привернутой лампой прихожей, где спал на деревянном топчане курчавый адъютант. Вошедшему следом за ним Каргину он приказал кивком головы начинать.
Адъютант лежал на спине, положив согнутую в локте левую руку на лоб. Каргин взял его за руку, тихо окликнул:
- Анатолий Сергеевич!
Адъютант открыл глаза и увидел дуло наставленного на него нагана. Дикий ужас плеснулся в его глазах.
- Тихо, Анатолий Сергеевич! - приложив палец к губам, сказал Каргин. - Иначе убьем. Где Кайгородов и Челпанов?
- Там оба, - показал он на белую филенчатую дверь в комнату.
- Вы нам не нужны. Нужны те, - сказал Каргин, - берите лампу и ведите нас к ним. Только без фокусов, если хотите жить...
- Сейчас, господа, сейчас! Разрешите надеть брюки...
- Не надо, шагай без брюк! - приказал Семен. - Потом оденешься.
Трясущимися руками адъютант взял лампу и с приставленным к затылку наганом Семена пошел в комнату.
Кайгородов спал на кровати лицом к стене. Свет лампы не потревожил его. Но Челпанов, занимавший диван у передней стены, спал на боку лицом к двери. Он проснулся, сел на диване и закричал тонким, пересекающимся от страха голосом.
Каргин подбежал к нему, приставил к груди наган:
- Руки вверх!..
А Семен и Лукашев навалились на вскочившего с кровати Кайгородова. Он отбросил их от себя и ринулся к кровати, чтобы схватить лежавший под подушкой наган. Тут его и настиг Замешаев, отличавшийся завидной физической силой. Он ткнул его кулаком в затылок, и Кайгородов, потеряв равновесие, упал на кровать ничком.
Замешаев схватил его сзади, заломил за спину руки и крикнул:
- Давайте веревку!
Когда все было кончено, Семен обратился к тяжело дышавшему и смертельно бледному Кайгородову:
- Ну, полковник Кайгородов, давай познакомимся. Забережный! Слыхал о таком?
- Что вам от меня нужно?
- Ничего особенного. Повезем на русскую сторону, где будем судить по заслугам. Добром поедете или как?
- Никуда я не поеду. Можете на месте убивать. - И тут, увидев Каргина, сказал ему с бессильной яростью: - Это ты нас предал, сука? Как я не раскусил такую сволочь! - заскрежетал он зубами.
- Нечего сволочить людей! - прикрикнул на него Семен. - Не хочешь ехать, здесь вздернем, как собаку. Ну, а ты, Челпанов, поедешь или тоже хочешь в петле болтаться?
- Поеду, товарищ Забережный, поеду. Я все расскажу вам, все.
- Я тебе не товарищ. Надевай штаны, собирайся. А тебя, Кайгородов, в мешок затолкаем, приторочим к седлу и повезем, как свинью на базар.
Кайгородов промолчал. Семен приказал его одеть силой, чтобы не замерз в дороге. На него надели полушубок, бурку, спеленали снова веревками и приготовились толкать в мешок, когда появились в комнате Чубатов, Корецкий и Кушаверов.
- Где Рысаков? - спросил у них Семен.
- Сопротивлялся. Шашку успел схватить, пришлось хлопнуть.
- А баба его?
- И бабу тоже. Визжала и кусалась так, что мне чуть палец не откусила.
- Врешь, подлец! По глазам вижу, что врешь. Ладно, приедем домой, разберемся. Помогайте этих к коням доставить.
- А что будем делать с теми, которые в землянке? - спросил Корецкий. - Может, гранату им подкинем?
- Если не проснутся, пусть спокойно спят. Они нам не нужны. Подоприте дверь землянки бревном, окно закройте доской и тоже подоприте. Пусть их потом кто хочет, тот и вытаскивает оттуда. Они же не офицеры.
Офицеров вынесли из ограды в проулок. Туда уже были доставлены коноводами кони. На трех запасных коней усадили Челпанова и адъютанта, связанных, с кляпами во рту. Когда стали привязывать к седлу Кайгородова, он понял, что ехать в мешке несладко, и попросил посадить в седло.
- Правильно рассудил, полковник! - рассмеялся Семен. - Иначе, пожалуй, пришлось бы тебе в мешке раза два за дорогу обмараться.
Спавшие в землянке казаки так ничего и не услыхали. А может быть, и слышали, да решили молчать, чтобы спасти свою шкуру.
На рассвете партизаны переехали через Аргунь и направились в Нерчинский Завод.
26
Почта приходила в Мунгаловский раз в неделю. Сельревком получал сразу шесть номеров правительственной газеты "Дальневосточный путь". Долго в ней не было сообщений о военных действиях, но поздней осенью они появились снова. В Приморье белые начали наступление против Народно-революционной армии. Каппелевский пехотный корпус генерала Молчанова и семеновский кавалерийский корпус генерала Смолина с ожесточенными боями продвигались к Хабаровску.
Получив газеты с военными сводками, Семен решил в тот же вечер собрать всех партизан. Дело было в субботу. По заведенному в поселке обычаю все в тот день мылись в бане.
Партизаны стали собираться в ревком только после того, как хорошо попарились, отдохнули и не спеша поужинали вместе со своими семьями.
Был уже десятый час, а многие еще не пришли. Озабоченный Семен отчаянно дымил трубкой, сидя за столом в папахе и расстегнутом полушубке. Он то и дело поглядывал в незакрытые на ставни окна, на залитую серебристым лунным светом снежную улицу. Пришедший раньше всех Симон Колесников, аккуратно подстриженный и гладко выбритый, сидел напротив и читал по складам одну из свежих газет, без конца подкручивая свой русый ус.
Постепенно подходившие партизаны заглядывали в раскрытую дверь ревкома, здоровались с Семеном и уходили в расположенную рядом читальню, откуда доносились веселые голоса, слышался раскатистый хохот.
