Южный Ветер - Даша Благова
– Нам бы маньяка хоть одного, – сказал Сергей другому менту.
Этот мент все время нависал над телефоном, водил по нему пальцами, вечно сидел в каких-то приложениях, будто в дерьме копался, за это Сергей про себя называл его говномесом.
– И что бы ты с этим маньяком делать стал? Сам бы первый обосрался.
– Я тут увлекся американскими документалками, Лех. Маньяков ловить не так уж сложно. Надо немного разбираться в психологии и фиксировать каждую деталь.
– Нафиксируй себе лучше отпуск, заебал уже ныть каждый день.
Сергей ничего не ответил, но не потому, что не знал, как подколоть этого говномеса, а потому что ему было скучно, скучно и устало, все в городе было скучно и устало. Иногда даже не хотелось что-то такое произносить незначительное, чтобы не добавлять скуку к скуке. Вот Сашка, думал Сергей, она всегда была интересная, все делала, как ей вздумается, я бы, если бы премию получил, поехал с ней за границу, она же и английский наверняка знает, помогла бы мне там сориентироваться.
– Я бы в Турцию сгонял, – сказал Сергей.
– Зачем? За пальмой?
Вот же мудак рогатый, говномес, сидит пердит, а сам от жизни ничего не хочет, еще и издевается.
– Серег, слушай, а можешь без меня попатрулировать? У меня ребенок болеет, жена попросила таблетки купить.
– Езжай, подкаблучник, сам справлюсь.
Сергей достал из междузубья крупный серый комок, скатал в шарик и выстрелил им в центр кабинета, где был теперь один. В другом междузубье остался еще целый шматок курицы, до которого Сергей все никак не мог добраться. Если бы Сашка знала, какой он на самом деле, она бы, конечно, не стала его отталкивать, по крайней мере не сразу. Но почему-то выходило так, что он не мог выложить перед ней все свое хорошее. Когда он видел ее, всю колючую, напряженную, он и сам становился колючим, непонятно почему, вот умеют же бабы выкрутить мозг.
Сергей сел в ментовскую машину, включил радио, там заиграло что-то любовное, тупорылое, про страдания, но Сергей не стал менять волну. Он двинул в город, а потом, покрутившись по дворам и улицам, понял, что не хочет возвращаться в отделение к ментам-дебилам. Он поехал за город, чтобы продышаться, по дороге, идущей вдоль винно-водочного завода, потому что там, за хутором Суворовский, был холм с видом на городские огоньки, вот туда и поехал Сергей.
ВАНЯ
Ваня сказал спасибо женщине, которая его подвезла, и вышел из машины. Когда она отъехала, он остался у входа на больничную территорию совсем один. В машине ему удавалось притворяться обычным ребенком и отвечать на всякие расспросы про школу, а сейчас с него ошметками слезало все его детство. Он знал, что вот-вот совершит свой первый взрослый поступок. И даже мужской. Может быть, это станет последним, что он сделает в жизни.
Ваня шагнул в психбольничные ворота и пошел вперед, в садовый мрак. В его голове наслаивалось разное плохое. Окровавленная Саша, плачущая мама, пряжка ремня, снова окровавленная Саша, снова плачущая мама, его, Ванин, маленький гроб, Сашина красивая, в цветах, могила.
Каждая картинка выдавливала из Вани творожистый страх, этот страх придавал ускорение. Ваня уже почти бежал, он хотел скорее выпрыгнуть из сада, где за каждым деревом сидело страшное. Где точно кто-то прятался. Возможно, маньячный отряд, психбольные партизаны. Ваня кое-что знал о партизанах.
Ваня услышал, как треснуло дерево, и совсем побежал, так быстро, как только мог бежать. Сад закончился, и Ваня теперь стоял перед большущим газоном, разрезанным углами-дорожками. Это был зловещий газон, пустой. На нем, если что, негде было спрятаться.
Ваня увидел большое здание, с колоннами, такие он видел разве что в Семигорске, куда они с мамой два раза ездили в цирк. На втором этаже, слева, моргали оранжевым три окна. Это было не электричество, это был свет от огня. Жертвоприносительный.
Ваня решил, что со страхом внутри спасать Сашу нельзя. Он попрыгал, чтобы вытрясти из себя могильные картинки. Походил по кругу, чтобы ощущение жуткого просочилось через спину. Еще попрыгал. Подошел к дереву и поднял с земли палку. Посмотрел в садовую темноту, заглянул в нее, бесстрашно, как заглянул бы мужчина.
И Ваня пошел вперед, прямо к подсвеченным огнем окнам. Он думал только о Саше, представлял Сашу. Он не смотрел под ноги, поэтому шагал прямо по траве. Через окна уже было видно затемненную стену и распахнутые шкафы. Хоть бы увидеть Сашу, Боженька, пожалуйста, хоть бы увидеть Сашино лицо.
В окне появилось дергающееся тело, и Ваня остановился. Жуткое снова всосалось в спину. Тело повернулось, и Ваня увидел зеленое, носатое, страшное лицо. Тело еще подергалось, зеленое лицо отвалилось, и за ним оказалось более страшное, потому что человеческое. Тело вытянуло руку, в руке что-то было. Пистолет. Пистолет!
Ваня раскрыл рот, чтобы закричать, но не смог закричать. Он почувствовал, как все жуткое стекло вниз, как в пояснице стало щекотно, а в теле – тесно. Ваня забыл, что он Ваня, забыл про все рыцарское и спасительское. В его голове было пусто, а руки и ноги лишились костей. Он был легкий, маленький и очень быстрый.
Ваня вбежал в сад и врезался в мягкое, воняющее отцом. Ваня решил, что его сейчас убьют, и затрясся всем своим бескостным телом. Тихо, тихо, малец, я сторож, я тут работаю. Ваня перестал трястись и всмотрелся в него. Я дядя Митя, а ты кто?
Ванина легкость превратилась в бессилие, а бессилие упало тяжестью в ноги. Ваня сполз на траву и заплакал. Он больше не мог бежать, он совсем не знал, что делать. Дядя Митя сел на корточки рядом, в ту же траву, и уперся ладонью в землю, чтобы не качаться.
Там бандит в окне, сказал Ваня, у него пистолет, я видел через окно. А еще там, у бандита, одна хорошая девушка, сказал Ваня. Я должен ее спасти, помогите! Помогите мне, пожалуйста!
ДЯДЯ МИТЯ
Когда малец сказал про пистолет, дядя
