Ночь, когда мы исчезли - Николай Викторович Кононов
Постепенно шуршащая темнота, пятно луны и матовые волны отодвинулись, я остался как бы в коридоре, глядя на происходящее словно на картину в обрамлении стен. И когда дылда остановился у заводи и сказал: «Ботинки тебе малы», — он обращался не ко мне, а к тому, кого я так давно не видел и, если честно, уже не ожидал встретить.
«Снимай, — вздохнул от моей непонятливости солдат, — надо посмотреть. Может, ты…» Он запнулся, вспоминая немецкое слово. Азиат придвинул своё лунное лицо совсем близко, и я узнал его.
«…Прячешь» — сказал я, и оба вздрогнули. «Ты знаешь русский?» — отодвигаясь, спросил дылда.
Вжавшись в стену пещеры, я наблюдал, как рука моя выхватывает нож у азиата и режет ему кадык и как следуют секунды бега за вторым, прыжок, подножка, та же трава, что у овина в Розенфельде, те же глаза и сладкие удары, один, второй, третий.
Глина, осока, земля. Тяжёлый. Разуться, брюки. Течение быстрое. Дно глубокое. Что ж, выбора нет, прощайте. Один, второй.
Не сопротивляясь и даже желая, чтобы Густав остался мною навсегда, я видел, как приближаются смазанные огни заставы и тёмные дома с проходом между ними. Солдаты ушли спать, и, проходя мимо распахнутой двери, я заметил, как двое мечут на стол карты, а третий разматывает портянку, сидя на нарах.
Досмотр подходил к концу, и я молча сунул документы офицеру с печатью. Открыл чемодан, закрыл, отнёс в фургон.
Как только нас поглотила нижнесаксонская тьма, Густав удалился, и на этот раз навсегда. Я сидел у борта грузовика. Слёзы с трудом преодолевали смежённые веки.
Я плакал оттого, что не смог выполнить даже ту малость, что обещал Ольге, и даже не попытался примириться с моими воображаемыми преследователями, как она меня умоляла. Я проиграл всем и всё, и, когда водитель заглушил двигатель у ганноверского вокзала, из кузова выпрыгнул совсем другой, третий, который теперь рассказывает вам о своих злоключениях.
Этот третий попробовал начать новую жизнь. Заинтересовался спектроскопией. Получил лабораторию. Старался быть справедливым. Выступал на конференциях в Бремене и Мюнхене. Дважды пробовал жениться. Во второй раз показалось, что удачно.
Родился сын, и супруги прожили шесть лет, но, получив в распоряжение чужую жизнь, третий попал в руки своему страху. Каждый звонок в дверь заставлял вздрагивать, напоминая, что его — ну хорошо, пусть это буду всё-таки я — что меня могут искать.
Гуляя с мальчиком в парке, я увидел азиата, идущего навстречу, и спрятался за дубом — потом оказалось, что это был студент-итальянец. Случилось ещё несколько подобных отвратительных и пугающих ошибок. Тревога изъела меня так, что мешала сосредоточиться даже в лаборатории, и я решил, что семье будет лучше без меня.
Я налёг на работу и перевёл труд профессора Кононовой о проблемах с почвенным гумусом. Это было прекрасно, но, с другой стороны, мои достижения сыграли злую шутку и привели в институт советскую делегацию, где кроме коллег я увидел Белякова с его шрамом на шее.
Вряд ли я ошибусь, если скажу, что он меня узнал…
Осталось совсем немного. Это забавно: я не промахнулся с плёнкой и успел сказать всё, что хотел.
То есть, конечно, хотел бы и ещё, но небо уже светлеет и жужелицы, как когда-то, возносят свои молитвы небу. Осталось совсем чуть-чуть до того самого момента, когда станет бесполезно скрывать мои мерзости и доблести. Меня возьмут, и всё пойдёт прахом.
Теперь я, доктор Ханс Бейтельсбахер, готов.
Отпуст
Экспертное заключение по запросу прокуратуры Нижней Саксонии
Уважаемый господин прокурор,
Иоахим Бейтельсбахер, родившийся в 1962 году в Брауншвейге, наблюдался мной в течение одиннадцати лет как штатным психологом учреждения, исполняющего наказания, а после перерыва, связанного с защитой моей диссертации и уходом с государственной службы, ещё около года — как частнопрактикующим терапевтом. Нижеследующие утверждения основаны на моей работе с Бейтельсбахером и знакомстве с документами его семейной истории.
Для начала, выходя за рамки вопросов, обозначенных в вашем письме, я считаю необходимым сообщить, что отец Бейтельсбахера, служивший в вермахте, по меркам нашего нынешнего правосудия был военным преступником, совершавшим бессудные казни на территории Советского Союза. В ходе одной из таких казней Бейтельсбахер-старший повредился разумом и обрёл структурную диссоциацию — или, говоря проще, раздвоение личности. Это, впрочем, не помешало ему дожить до почтенных седин, записать аудиомемуары и умереть своей смертью, не будучи раскрытым и осуждённым.
Я считаю важным упомянуть данный факт, потому что обстоятельства, послужившие триггером для активизации второй личности Бейтельсбахера-старшего, как бы достались в наследство его сыну. Убийство Иоахимом Бейтельсбахером двух людей с миграционным прошлым произошло почти в таких же условиях, какие указывал его отец, описывая свои преступления в помрачённом состоянии сознания.
Чтобы разобраться в происхождении проблем Иоахима Бейтельсбахера и помочь их решить, я прибег к опыту исследований и терапии трансгенерационной травмы, которую также принято называть постпамятью. Это понятие объясняет влияние событий, произошедших с нашими предками второго-третьего поколения, на нас самих и наши поступки — причём мы сами об этих событиях можем и не знать.
Надо сказать, что постпамять пока не окончательно признана наукой, поскольку само явление ещё не получило релевантного объяснения, а часть учёного сообщества и вовсе ставит существование данного феномена под сомнение. Но картина развития расстройства очевидна. Из-за триггеров, которыми могут служить любые обстоятельства, память человека «вызывает» ситуацию, которая заставляет его совершать действия «помимо воли». И если сами навязчивые состояния изучены психиатрией, то механизм их переноса от предка к потомку исследован не до конца.
Если обобщить мой клинический опыт, я бы уподобил работу постпамяти принципам действия компьюетрных алгоритмов в социальной сети. У нас есть умершие друзья, чьи профили не были удалены, и искусственный интеллект отправляет в нашу новостную ленту старые записи, где упоминаются эти друзья, показывает фото с ними — в общем, делает их живыми, хотя и молчаливыми посетителями нашего пространства. Важно, что искусственный интеллект посылает этих «посетителей» не в случайном порядке, а потому что мы сделали что-то, что рифмуется с контекстом, сюжетом, в котором они некогда взаимодействовали с нами: радовались нам, негодовали, соглашались, спорили, размышляли на схожие темы и так далее. То есть мы сами вызываем их из забвения, хотя и не можем предсказать время и конкретную причину «посещения».
Похожие механизмы задействует и постпамять. «Посетители» являются потомку независимо от того, проработана память о травмирующем событии-триггере, произошедшем с предком, или нет (повторюсь, что часто это событие бывает и
