Покуда я тебя не обрету - Джон Уинслоу Ирвинг
– Эмма, спасибо, что ты такой хороший друг Джеку.
– Мы теперь друзья на всю жизнь, – ответила Эмма.
– Ну, я надеюсь, что так оно и есть. Спокойной ночи, ребята, – тихо сказала она и ушла.
– Спокойной ночи, мама! – крикнул ей вслед Джек.
– Спокойной ночи! – последовала его примеру Эмма и принялась искать малыша под одеялом.
Тот, оказалось, уже уснул.
– Как же быстро ты все забываешь! – шепнула Эмма пенису.
Точь-в-точь как в старые добрые времена, подумал Джек, засыпая и не пытаясь разобраться, о каких именно временах идет речь и насколько они в самом деле были добрые. Оказалось, спать под Эммин храп даже приятно.
Эмма наснимала целый альбом в зале на Батхерст-стрит – Джек, Ченко, они же вдвоем, волк на голове у украинца, Джек сидит по-турецки на мате рядом с тренером, а тот его обнимает, словно он ему папа.
Джек лежал, слушал Эммин храп и вспоминал эти фотографии. Скоро он будет в Мэне, но ему уже не страшно. Засыпая, он подумал – чего ему там бояться, не на того напали.
Джек Бернс будет жестоко скучать по всем этим женщинам и девочкам из тех, что постарше. Даже по тем, кто насиловал его (иногда особенно сильно именно по ним). Даже по миссис Машаду он будет скучать, в чем никогда не признается Эмме.
Джек скучал даже по тем девочкам, что пальцем его не трогали, в том числе и по блевунье Сандре Стюарт, исполнительнице роли билингвы-заики, которую трахнули на санях с собаками и которая затем уползла в бутафорский снег и замерзла в театральной пурге. Это каким же озабоченным надо быть, чтобы помнить ее?
Джек будет скучать по всем, по важным и не очень важным персонажам, наводнявшим его океан девиц. Эти девочки, эти женщины – они сделали его сильным. Они подготовили Джека к путешествию по твердой (и не очень твердой) земле его будущей жизни, где будут и мальчики, и мужчины. Но после океана девиц – какими слабаками они ему покажутся! После опытов с женщинами сильно старше его какими жалкими покажутся ему противники одного с ним пола!
Часть третья. Везунчик
Глава 16. Ниже нуля
В безумные дни перед самым отъездом Джека в Мэн мама занялась пришиванием меток с надписью «Джек Бернс» на одежду сына; миссис Оустлер перед этим прошлась с Джеком по магазинам. В Реддинге не требовали носить форму, но полагалось иметь галстук, пиджак и брюки, либо хаки, либо фланелевые (джинсы запрещались). Одежду Джеку выбирала Лесли, поэтому он оказался одним из самых модных парней в школе.
Вместо того чтобы шить, Алисе следовало бы поговорить с Джеком, рассказать ему всю правду. Но Алиса, не открывая рта, орудовала иголкой.
Джек никак не мог понять, почему так. Когда ему было четыре, они целый год провели в Европе, гоняясь за пропавшим папой; за пять лет, что Джек ходил в школу Святой Хильды, они почти ни разу не поговорили про Уильяма. С десяти лет интерес Джека к неведомой персоне отца начал неуклонно расти; мама демонизировала папу, и поэтому мальчик боялся за себя – кем он станет при таком отце? Но мама не отвечала на вопросы о папе. Она не вела себя по отношению к сыну жестоко, но могла быть холодной, и ни от чего она не делалась холоднее, чем от вопросов про папу.
Алиса сто раз отказывалась говорить с Джеком на эту тему.
– Мал еще, – отвечала она.
Это всегда означало, что тема закрыта. Однажды Джек рассказал про это миссис Макквот.
– Никогда не обижайся на женщину, которая умеет хранить тайны, – только и ответил Серый Призрак.
У Эммы был целый список претензий к своей маме, поэтому Джек решил, что может пожаловаться ей на Алису.
– Я просто хочу узнать, что он был за человек, что тут такого, черт побери!
– Придержи язык, конфетка моя.
Эмма и Джек вместе прочли книгу «Введение в школьную философию», которую администрация Реддинга рассылала всем новым ученикам и их родителям. В кодексе поведения значительное место занимала «правильная и вежливая речь». Мистер Рэмзи, согласившись отвезти Джека в Реддинг, тоже прочел эту книгу (и с большим энтузиазмом); с его точки зрения, соответствовать кодексу поведения будет «очень непросто».
За день до отъезда Джека в Мэн они с Эммой отправились в парикмахерскую и сделали себе одинаковые стрижки. Джекова выглядела вполне сносно, хотя и была короче тех, что обычно носили мальчики в 1978 году. Эмме короткая стрижка… скажем так, не очень шла. Было ясно видно, что это мальчиковая стрижка: в частности, была открыта шея, и хотя Эмма продолжала худеть, шея у нее делалась только толще (еще бы, она четыре дня в неделю тренировалась, став на мостик и положив на грудь двенадцатикилограммовый металлический блин). В результате шея у нее была как у молотобойца, а короткая стрижка лишь усиливала это впечатление – то есть казалось, что шеи у Эммы Оустлер попросту нет. Со спины она выглядела мужчиной.
Джека обслужили первым, так что, когда стригли Эмму, он стоял рядом и смотрел.
– Мама тебя за это убьет, – сказал Джек.
– Это каким же способом, хотела бы я знать?
В самом деле, Эмма могла переломить миссис Оустлер пополам одной рукой. Даже Ченко оказался ей по зубам, как ему вскоре предстояло выяснить. После того как Джек уехал в Мэн, Ченко вызвался спарринговать с Эммой. Для мужчины своего возраста он пребывал в неплохой форме плюс был тяжелее ее килограммов на пятнадцать и гораздо опытнее. Но Джек уже знал – если пытаться как можно меньше навредить сопернику, рискуешь сам получить травму; в борьбе лучше играть по-настоящему.
Однажды Ченко схватил Эмму, когда она о
