Джекпот - Давид Иосифович Гай
Ну что, мешок с говном, схлопотал?! Так тебе и надо.
Уходит Костя на полусогнутых, не оборачивается. Ах, великая мировая литература, сколько страниц проникновенных посвятила ты униженным и оскорбленным, падшим жертвам безжалостного общества… Жалела их, поэтизировала, чуть ли не на пьедестал ставила. Вот они, жертвы несчастные, из городов и весей одной шестой суши рванувшие в Москву на промысел, хохочут, заливаются, довольные – кто-то есть хуже, ниже, более сирый, убогий, чем они, поделом ему; мы-то хоть одним местом заработать можем, а этот неприкаянный ни на что не годится, только побирушничать…
Смотрит Костя по сторонам: интересно, а где же пригляд за ним обещанный? Накостыляли ему, и никто не вступился. Не видно никого, кто бы следил за его передвижением. Неужто так хорошо маскируется… С другой стороны, сам в игру ввязался, никто не неволил, следовательно, терпи и принимай все как есть. А челюсть болит, и голова по-прежнему гудит. У каждой ночи свое меню. Чем еще его сегодня попотчуют?..
Метрах в двухстах от проституток замечает человека, к стене дома притулившегося; похоже, отойти на шаг не может, иначе сверзится. Пьян в лоскуты. Мычит что-то нечленораздельное, распахнутый плащ выпачкан, падал, видать, не раз.
– Где ж ты, сердечный, нажрался так? – участливо Костя спрашивает.
Человек невменяемо мотает головой: если б он сам знал, и норовит ухватиться за Костю.
– Я… мне… на Рязанку нужно… – с трудом различает Костя слова.
На пьяном приличный костюм, белая сорочка, галстук. Явно не бомж. Дышит жутким перегаром, обхватывает Костю одной рукой, а другой за стену держится.
– Отвези… меня… на Рязанку, будь другом, – мычит. – У меня деньги есть…
– Покажи, – просит Костя неожиданно для себя.
Человек делает неловкие движения, пытаясь залезть в боковой карман пиджака. Наконец вытаскивает бумажник. Костя раскрывает – и в самом деле денег куча. Сотни, двухсотрублевки, есть и помельче. И визитки. Костя перебирает их. Фирмачи, служащие банков, еще какие-то деятели.
– Адрес свой помнишь?
Опять бормотание, пьяный начинает оседать, Костя усаживает его на тротуар. Ну, вот и выход – остановить машину, доехать до Речного, расплатиться, а оттуда пусть везут горемыку на Рязанский проспект. Как, оказывается, просто. Что-то мешает окончательно утвердиться в правильности принятого решения. Не доедет тип этот до дома, ограбят или пристукнут. Нельзя одного его оставлять.
– Дома у тебя есть кто?
Же… жена есть, Лариса. Слушай, друг, по… позвони ей, пускай вст… вст… встретит…
– У меня карточки нет таксофонной.
Какая в п…ду карточка… Вынь мой мо… мобильник. Опускается Костя на корточки, начинает обшаривать карманы пьяного. Вот бы кто из знакомых увидел… Находит телефон. Теперь бы номер узнать не худо.
– Как звонить твоей Ларисе?
Пьяный номер свой с трудом вспоминает, Костя набирает и слышит в трубке заспанное женское «алле!». Объясняет Ларисе ситуацию, спрашивает адрес и просит выйти из дома встретить незадачливого муженька.
– Вы спятили. По голосу вроде трезвый, а несете ахинею. Кто же в Москве ночью из дома выходит? Раз вы такой добрый, доставьте Витю сами, а потом езжайте на все четыре стороны.
Не могу, я выполняю задание, едва не брякает в трубку. С трудом поднимает пьяного и подтаскивает к проезжей части.
Немедля останавливается «жигуленок», за рулем женщина средних лет в очках, по виду интеллигентная. Костин монолог воспринимает с улыбкой, понимающе кивает: не беспокойтесь, доставлю в целости и сохранности. Договариваются на четыреста рублей. Костя отсчитывает деньги, засовывает бумажник в пиджак пьяного и усаживает его на заднее сиденье.
– Да, адрес запомните, – обращается к женщине.
– Уже запомнила, – отвечает с улыбкой.
– Извините за нескромный вопрос: и часто приходится вот так подрабатывать?
– По выходным. Коплю на квартиру. Одна живу, с сыном, – зачем-то посвящает в подробности.
– И не страшно? Женщина, да еще ночью, мало ли кто сядет.
Пока бог миловал.
Уезжает «жигуленок», смотрит Костя ему вслед и обращается к себе с укором: и все-таки не прав ты. Сопроводил бы с этой милой дамой Витю, лыка не вяжущего, взял бы из кошелька его не четыреста, а тысячу или поболе, через час был бы на Речном, и все довольны. Витя и не вспомнит, протрезвев, о деньгах. В конце концов, можешь ты быть отблагодарен за помощь?
Ладно, мимо об этом. Что дальше-то делать? Время около трех. Холодно. Ни одной живой души на Садовом, только машины шинами шуршат. Произносит про себя последнюю фразу. Сколько, однако, безнадежности в этих шипящих звуках… Едет поливалка, вот-вот поравняется с ним, эх, была не была. «Голосует», тормозит поливалка, Костя на проезжую часть, обращается через открытое окошко к водителю-нацмену, по разрезу глаз казаху или буряту:
– Извини, друг, авария у меня, ни копья денег, довези, куда сможешь. Вообще-то мне на Речной надо…
– Садись. На Речной не смогу, не мой маршрут, а до Белорусской подброшу, – без акцента, по-русски чисто говорит водитель.
И на том спасибо. Забегает с другой стороны, запрыгивает в кабину и разговор начинает как бы в поощрение доброй души, согласившейся подвезти:
– Вот ведь город – кого ни попросишь, все посылают подальше. Сам-то откуда будешь?
– Из Темиртау. Да, люди тут жесткие, отвыкли помогать, – соглашается казах. – А все потому, что деньги шальные в Москве крутятся, народ с ума посходил. Деньги большие портят.
– Это ты правду говоришь. Семейный?
– Жена с дочкой в Казахстане, а я здесь кантуюсь, поливаю вот столицу. Я инженер, дома работы нормальной нет, а которая есть – копеечная, не прокормиться. В Москве сейчас пол-Союза бывшего.
– В общаге живешь?
– Снимаю хату еще с одним земляком. По сто баксов платим. Ночами подвожу загулявших, за два-три дня на оплату жилья зарабатываю. Москва нынче вовсю гужуется. Ты-то как до жизни такой дошел?
– Э, не спрашивай…
– Да, с круга сейчас сойти ничего не стоит.
В самом конце Тверской у перехода останавливается поливалка, высаживает Костю. И надо же – едва не сталкивается он с двумя ментами, дежурящими на углу. Проходит мимо них, а у самого душа в пятках: остановят – хлопот не оберешься, без документов, по виду чистый бомж. Пронесло, не задержали менты. Может, потому и не пригреблись, что бомж, взять с меня нечего, думает Костя, инстинктивно прибавляя шаг.
С милицией московской он уже успел познакомиться. Как-то с Верховским идет по
