Если бы ты был здесь - Джоди Линн Пиколт
Что же до меня, то я сидела дома, парализованная страхом. Даже в хорошие дни я испытывала проблемы с дыханием. Я и представить себе не могла, что ковид сделает с моими легкими. Я была так встревожена, что не могла ни на чем сосредоточиться, а значит, даже работа не могла отвлечь меня от переживаний. Я не могла писать. Я и читать не могла! Я теряла нить повествования уже буквально через пару строк.
Я могла читать только любовные романы – в них было так легко погрузиться с головой. Я думаю, мне просто нужно было знать, что все закончится хеппи-эндом, пускай и вымышленным. Но писать я по-прежнему не могла. Я начала работать над романом, который должен был выйти в соавторстве с еще одним писателем в 2022 году. Я пыталась пробудить свою мышечную память, проводя изыскания (через Zoom), и каким-то образом мой мозг вспомнил, как писать книги. Работая над данной историей, я все время задавалась одними и теми же вопросами: как мы будем вести хронику этой пандемии? Кто будет это делать? Как мы поведаем другим о карантине для всего мира, о том, почему это произошло и какие уроки мы извлекли?
Через несколько месяцев после начала пандемии я наткнулась на статью о японце, который застрял в Мачу-Пикчу во время пандемии. Он был вынужден превратиться из туриста в местного жителя. В конце концов местные жители обратились к правительству с просьбой разрешить посещение исторических руин несчастному японцу, чтобы он мог их осмотреть. Внезапно я поняла, как рассказать людям о ковиде.
Самая распространенная эмоция, которую мы все испытывали в прошлом году, – это чувство изоляции. Однако, несмотря на то что переживал ее весь мир, каждый из нас все равно чувствовал себя одиноким и брошенным на произвол судьбы. Это заставило меня задуматься о том, что изоляция может быть разрушительной… и вдохновляющей. Она может помочь нам стать на путь перемен. Это навело меня на мысль о Дарвине. Эволюция говорит нам о том, что, адаптируясь, мы выживаем.
Я никогда не была в Мачу-Пикчу и не могла поехать туда в тот момент для проведения каких бы то ни было исследований. А вот Галапагосы я посетила несколько лет назад и потому решила поискать застрявших из-за пандемии туристов именно там. И действительно, молодой шотландец по имени Иэн Мелвин пробыл на острове Исабела несколько месяцев, прежде чем сообщение с остальным миром было восстановлено. Я разыскала Иэна и побеседовала с ним, а также с некоторыми местными жителями: Эрнесто Веларде из Фонда Чарльза Дарвина и гидом-натуралистом по имени Карен Жаком. Я хотела написать о том, каково это – застрять в раю, в то время как весь остальной мир катится в ад.
Но я также хотела поговорить о выживании. О человеческой жизнестойкости. Невозможно приписать смысл бесчисленным смертям и тем потерям, которые все мы понесли из-за пандемии, – и все же нам придется осмыслить этот отнятый у нас год. Я начала с опроса медработников, которые с самого начала находились на передовой в борьбе с ковидом. Я слышала разочарование и усталость в их голосах. Но я также почувствовала в них решимость не позволить этому проклятому вирусу победить. Я вложила их сердца в голос Финна и надеюсь, что тем самым воздала им должное. Мы никогда не сможем отблагодарить их за то, что они сделали, или стереть воспоминания о том, что им пришлось пережить.
Затем я обратилась к тем, кто перенес ковид в тяжелой форме, был подключен к аппарату ИВЛ, но при этом выжил, чтобы рассказать мне о своем опыте. Стоит отметить, что, когда в соцсетях я попросила связаться со мной людей, бывших на аппарате ИВЛ, то получила более ста ответов на свое сообщение менее чем за час. В подавляющем большинстве случаев мои собеседники (люди разного возраста, разной комплекции и разной расы – никакой дискриминации, вирус поражает всех без разбору) хотели, чтобы другие знали: ковид – это не обычный грипп; что требование носить маски и соблюдать социальную дистанцию действительно необходимо и политика тут совершенно ни при чем. Как и Диана, почти каждый интервьюированный мной переживал нечто вроде осознанных сновидений – некоторые из них длились пару мгновений, другие – несколько лет.
Наверняка я единственная, кто до сих пор каталогизирует подобные переживания, поскольку это не самые полезные сведения о ковиде, но мне показалось интересным, что такие сновидения в основном подразделяются на четыре типа: что-то связанное с подвалом, что-то связанное с похищением или какими-то ограничениями, воскрешение умершего родственника или смерть близкого человека, который впоследствии оказывался живым и здоровым. Осознанные сновидения моих собеседников превратились в посты в Facebook, которыми зачитывалась Диана. Кэролайн Левитт, горячо любимый мной автор, много раз писала о своей медикаментозной коме и делилась со мной подробностями о «другом месте», которое она до сих пор иногда посещает во сне и где она не писатель, а учитель; где она не замужем; где выглядит по-другому, но знает, что это она; где провела несколько лет. Существуют всевозможные объяснения этим околосмертным переживаниям, но суть в том, что мы просто недостаточно знаем о работе мозга, чтобы понять их причины и постичь их смысл.
Последний вопрос, который я задавала каждому из моих собеседников, был таким: как этот опыт повлиял на вашу жизнь?
Их ответы возвращают нас к понятию изоляции. Оказавшись в полном одиночестве на скалистом выступе или на аппарате ИВЛ, единственное место, откуда вы можете черпать силы, – это вы сами. Как сказала мне одна женщина: «Я больше не ищу ничего вне себя. У меня есть все, что мне нужно». Независимо от того, были мы госпитализированы с диагнозом ковид или нет, все мы теперь гораздо более четко представляем себе, что на самом деле важно. Не имеют значения ни повышение, ни прибавка к жалованью, ни шикарный автомобиль и ни частный самолет. Ни поступление в школу Лиги плюща, ни победа в компьютерной игре «Железный Человек» и ни всемирная слава. Ни дополнительные рабочие часы или задержки допоздна, потому что на
