Год без тебя - Нина де Пасс
Гектор стучит костяшками по раме моей кровати.
– Пойдем с нами, – говорит Рэн, и в этой ее просьбе слышится чуть не мольба. Я наконец понимаю, чего стоит ей эта доброта. Она поставила свою здешнюю жизнь на паузу, чтобы всюду сопровождать меня, обедать со мной, быть моей напарницей на всех совместных проектах. Когда я поселилась здесь, она добровольно отгородилась от мира, чтобы облегчить мне жизнь.
Они ждут от меня ответа, а я не могу избавиться от голоса матери, звучащего у меня в голове. Люди не будут все время звать тебя с собой, Кара. Рано или поздно они решат, что это бесполезно. Я должна хотя бы притвориться, что стараюсь ради Рэн так же, как она старается ради меня.
Вот почему я поворачиваюсь к ним спиной и спускаюсь с кровати, пусть это стоит мне неимоверных усилий.
Мы с Рэн избавляемся от школьной формы – Гектору мы сказали, что встретимся с ним и Фредом на улице у главного входа. Я смотрю на вещи, которые привезла с собой, – до чего же они неуместны. Какой толк от юбок и футболок, когда за окном мороз? В конце концов я останавливаю выбор на темно-красном вязаном свитере и единственной паре джинсов, которая у меня с собой. Черные рваные джинсы с дырами на коленях – не сомневаюсь, я еще пожалею об этом выборе. Я натягиваю пальто, которое мама купила мне перед отъездом, и торопливо оглядываю себя в зеркале. При виде собственного отражения я цепенею: я в жизни не выходила в таком виде из дома. Лицо выглядит почти бесцветным – остатки автозагара, который я каждые несколько дней старательно наносила на себя перед школой в Калифорнии, окончательно смылись. Волосы – когда-то яркий, сияющий блонд – выглядят тусклыми и редкими. Я не утруждаюсь нанесением макияжа, поскольку Рэн не красится, но собираю волосы в хвост – единственное, на что меня хватает.
На полпути с шестого этажа на первый меня пронзает мысль.
– Рэн?
– Да? – откликается она и, остановившись, оборачивается ко мне.
– Как мы доберемся до города?
– На фуникулере, – беспечно отвечает она. – Он начинает ходить в восемь вечера. Ты же не против?
Во мне нарастает ужас, и я вижу, что Рэн на секунду замирает, – она явно думает о том же, о чем и я. Девушке, которая не ездит на лифтах, явно не понравится в кабинке фуникулера.
Я вцепляюсь в лестничные перила – костяшки белеют.
– Эм-м…
– Дорога туда занимает всего несколько минут, и это совершенно безопасно. Иначе нам бы не разрешали им пользоваться.
– Дело не в длительности поездки, а…
– В замкнутом пространстве, – заканчивает она за меня.
– Что-то вроде того, – говорю я. Хотелось бы мне объяснить ей, в чем дело. Дать ей понять, что я не пытаюсь таким образом привлечь к себе внимание.
Рэн хмурит лоб, придумывая, как решить эту проблему.
– Там есть окна – это поможет? Мы можем держать их открытыми всю дорогу. Или можем заказать такси, если тебе так комфортнее. Правда, тогда ехать придется дольше. Хотя оно того не стоит, наверное, поскольку нам нужно вернуться до десяти.
Я думаю о том, как ехала в гору – и как поклялась больше не ездить этим путем. Ну, то есть я знаю, что рано или поздно повторить его мне придется, но… не хочу сейчас об этом думать.
– Не надо такси, – выдавливаю я.
– Окей, – соглашается она, все так же задумчиво переминаясь с ноги на ногу. – Слушай, а давай мы подойдем туда, и ты сама посмотришь? И потом уже решишь, как быть. Если не захочешь ехать, то мы с тобой останемся.
Мы с тобой. От этих слов во мне нарастает чувство вины. Мне совсем не хочется, чтобы Рэн торчала в школе только потому, что я не способна войти в кабинку фуникулера. Этой вылазки вообще можно было бы избежать, не будь она такой участливой. Теперь мне придется сделать над собой усилие и потерпеть. И если я не справлюсь, то все закончится истерикой.
Перед нами маячит кабинка фуникулера, и моя решимость тает. Чем ближе я к обрыву, тем больше кажется расстояние между нами и городком внизу. Плюсы: мы можем беспрепятственно пересечь ущелье между горами, тем самым срезав путь по опасному серпантину и избежав паники, которую этот самый путь непременно бы вызвал. Я смогу притвориться нормальной, и кто-то в это даже поверит. Минусы: мы окажемся запертыми в ловушке – ну уж нет. Больше ни за что в жизни.
Гектор встает в дверях кабинки и жестом приглашает нас внутрь.
– Дамы вперед.
Я оглядываюсь на Рэн, но она занята – вписывает наши имена в журнал учета отбывающих. Мне ничего не остается, кроме как войти в неподвижную кабинку. Фред шагает внутрь следом за мной. Я открываю дальнее окно как можно шире. Четырехдюймовая щель и глоток заиндевелого воздуха избавляют меня от тревожной одышки, но я чувствую, что руки начинают дрожать.
Я должна выбраться отсюда.
– Погоди, Гек, – взволнованно говорит Рэн, протискиваясь мимо него в капсулу из стекла и металла в тот самый момент, когда я разворачиваюсь к выходу. – Кара, ты…
Безразличное пиканье обрывает ее на полуслове. Гектор вошел внутрь, заблокировав двери, и я чувствую, как кабинка, вздрогнув, отчаливает от станции и, покачиваясь, плывет над черной бездной. Дребезжание механизма просачивается сквозь мои ступни и отдается во всем теле.
– Что? – спрашивает Гектор, и беспечность в его лице сменяется настороженностью. Может, он видит, что мне страшно, а может, и нет. Так или иначе он понимает, что что-то не так, когда Рэн торопливо открывает второе окно. Он что-то говорит, однако я не слышу слов – губы шевелятся, но такое чувство, будто кто-то выключил звук.
Я смотрю влево, вправо, под ноги. Мы плывем, парим в высоте, затем пауза – и мы проваливаемся вниз.
Вот и все. Мы все умрем.
6
Одновременно происходит сразу несколько вещей. Рэн плюхается на сиденье и отодвигается, чтобы я могла сесть рядом с ней. Фред садится напротив. Я засовываю ладони под бедра, чтобы никто не заметил, как у меня дрожат руки.
– Фуникулеры – это все равно что поезда или трамваи, – говорит Рэн, – только в воздухе. Я вообще-то никогда не ездила в
