Чудо как предчувствие. Современные писатели о невероятном, простом, удивительном - Евгений Германович Водолазкин
Наконец, вернулась Катя с детьми, и Петя отключил все это мельтешение, вырубил мобильник.
3
Весь вечер он играл с детьми. В прятки, лего, в «папа нас смешит», имаджинариум и любимое Лизкино чаепитие с участием всех кукол и зверей. Петя изображал зайку. Дети хохотали, ползали по Пете, вскоре почти перестали обращать внимание на его дополнительные уши, в общем, были совершенно счастливы щенячьим заливистым счастьем. Папа был с ними, папа с ними играл.
Когда Катя увела их умываться и спать, сидя на детской табуреточке перед столом с игрушечным чайным сервизом, Петя достал мертвый телефон, включил, но и не подумал идти в новости и мессенджеры. Сделал в «Заметках» табличку «было/стало» и записал в первый столбик: «Я никогда уже больше не смогу: руководить, получать столько money, нагибать партнеров, выбивать из партнеров то, что нужно моему банку, выступать на совещаниях, увольнять, орать на подчиненных, лебезить перед начальством, ездить каждые две недели в командировки, уставать как пес».
Он выдохнул и застрочил дальше: «Теперь я смогу играть с Лизиком и Лёнькой, ходить с ними на прогулки в парк, веселить детишек в детских садах, быть артистом малого жанра, сниматься в фильмах, превратиться в суперзвезду детских сериалов, быть полезным объектом для научных исследований, чаще бывать дома, тусить с Катькой, ездить к маме, встречаться с людьми не только по делу, поехать, наконец, с ребятами на рыбалку, третий год зовут». Его поразило, что второй столбик получился намного длиннее.
Новая, гораздо более веселая и человеческая жизнь засверкала перед ним радужным озорным светом, волна утреннего счастья и легкости внезапно снова накрыла его и сделала невесомым.
Умытые дети пожелали папе спокойной ночи, Катька включила им сказку и позвала Петю на кухню. Налила в бокалы брют и произнесла совсем простой тост: «С новым счастьем!»
В минуты усталости он столько раз говорил ей, что мечтает лишь об одном — забыться и уснуть. Никаких совещаний, деловых завтраков и обедов, никакой тонкой и тошнотворной игры между министерством в столице и высшим начальством в Лондоне, этого вечно лежащего на плечах гранитного небосвода ответственности и гулкого одиночества, известного каждому даже не слишком важному начальнику. Он больше не атлант — просто человек, муж, папка.
Звякнул мобильник: это была эсэмэска от Насти, ассистентки. Петя, не читая, отправил ей мигающую гифку-елочку и короткий текст: «На каникулах меня нет, с наступающим!» И снова отключил мобильный.
4
Все кончилось в одночасье. Не прошло и пяти дней.
Ранним утром 2 января, когда страна медленно выбиралась из анабиоза, Петр Васильевич Курочкин и остальные официально выявленные и невыявленные пострадавшие обнаружили, что их мохнатые уши исчезли, а хвостики сгинули.
Петя почувствовал, что свободен, проснувшись на рассвете. Катька посапывала, отвернувшись к стене. Петя уже освоенным движением провел ладонью по голове, такая у него завелась привычка: изредка поглаживать свои ушки, проверять, как они там. Но на этот раз ладонь провела по знакомой голой лысине. Там было так же пусто, как прежде. Петя медленно провел по голове ладонью еще раз, на всякий случай — ничего. Скользнул вниз: исчез и хвост. Как никогда и не было. Петя усмехнулся, замер, и сейчас же чувство потери больно укололо сердце.
Да, поездку в Альпы пришлось отменить, но это были счастливые четыре дня — свободы, новой близости с родными, их жалости и его совсем другой, более благодарной любви к ним. Как же славно они встретили Новый год! Сколько смеялись.
Нет, не проклятие это было, а настоящий новогодний подарок.
Петя тихо поднялся, с помощью все того же Катькиного зеркальца изучил осиротевшую лысину и обнаружил на голом, покрытом легким пушком поле три коротких белых волоса. Подумал-подумал и решил их не трогать. Пусть растут, а что? Сувенир на память.
Он усмехнулся и взял молчавший все эти дни мобильный — поглядеть, как там у остальных, тоже обратно очеловечились? Он не сомневался, что да. Телефон ожил, засиял знакомыми приложениями и десятками полученных в эти дни нечитаных эсэмэсок.
Первой была Андрюхина: «Через три дня стартуем, на озере такой клев, говорят, офигенный, ты с нами?»
Вениамин Смехов
Чудотворец
Я всегда знал, что одним из чудес моей жизни была в 1960-х дружба с Высоцким, но только недавно, оглянувшись назад, я понял, что не поблагодарил его за невероятный подарок — ведь именно Высоцкий привел меня в кино. Как это было?
В 1964 году родился Московский театр на Таганке. Мне повезло: Ю. П. Любимов, собирая новую труппу из тех, кто играл в дипломном спектакле по Брехту «Добрый человек из Сезуана» в Щукинском училище, и тех, кого он решил оставить из прежнего Театра драмы и комедии, позвал меня продолжать работу на этой сцене. Большая часть актеров подверглась увольнению из-за реорганизации старого коллектива.
В «Добром человеке» я получил роль Третьего Бога и после двух месяцев репетиции 23 апреля участвовал в празднике нашей премьеры. Эти чудеса — Таганка и ее золотой век, 1964–1980, — уже описаны многократно в литературе о театрах России. Предмет моего рассказа — первые годы дружбы с Владимиром Высоцким и Валерием Золотухиным. Любимов занимал нас троих в важных ролях, и наше близкое общение шло и в стенах театра, и за его пределами.
Моя роль в «Добром человеке» — второго плана. Золотухин играл и пел песни Водоноса, Высоцкий играл Янг Суна, безработного летчика — это два главных персонажа. В домашних встречах — на днях рождения или на свадьбе Володи и Людмилы Абрамовой — тема театра и всех событий вокруг него обсуждалась подробно и горячо. Параллельно спектаклям Валерия и Володю приглашали на киносъемки.
Володя уходил в кинопериод — с головой, с полной растратой энергии, души, любви. Кино — один из предметов его страсти. «Кино найдет себе другого, а мать сыночка — никогда» — этот афоризм Юрия Визбора к Высоцкому не имел никакого отношения. Кино Володя любил. Всегда плотное слияние с персонажем, если кинематограф претендует на натуральность передачи событий, то почему бы не стереть грань между игрой и жизнью. В период подготовки — земной грешный артист любил, когда гримеры прихорашивали, «улучшали» его лицо, очень нравился себе в усах и при бороде — всё так… но когда надо сниматься, то вы следа не обнаружите актерского красования! В бороде или без, он душу вытрясет из себя, из партнеров, из киношников, чтобы вышло все как задумано, чтобы без поблажек и без ссылок
