Улыбка зари - Бланш де Ришмон
Не в силах упустить поэтический момент, Габриэль Баске вошел в хорошо знакомый ему цветочный магазинчик с деревянными ангелами. Пожилой продавец в кепке, который был груб с покупателями, но прекрасно разбирался в языке цветов, поприветствовал его кивком.
Камилла отвела лицо от букета, готовясь сказать вновь прибывшему покупателю, чтобы он проходил вперед, как вдруг замерла. Их взгляды задержались друг на друге чуть дольше положенного.
– Мама, сейчас мы купим все белые розы, а в следующий вторник – полевые цветы!
Габриэль Баске услышал только два слова: «следующий вторник» и «полевые». Это значило, что, во-первых, они вернутся сюда, а во-вторых, что они любят полевые цветы. Только лишь от этого у него все перевернулось внутри.
Он ненадолго задержался в магазине, чтобы посмотреть, как счастливо и дружно сосуществуют мать и дочь. Чтобы оправдать и продлить свое присутствие, он купил розовые розы, которые решил подарить нищей, не имея возможности преподнести своей возлюбленной цветы, срезанные колючим сердцем.
Камилла смотрела, как он уходит, и внезапно обнаружила, что любит спину этого незнакомца. Он был сильным, статным, респектабельным. Его плащ, слишком легкий для зимы, был немного помят, словно линии на нем пошли вразброд. Он шел так, будто скользил. «Он не от мира сего», – подумала она, удивленная тем, что в кои-то веки заинтересовалась мужчиной.
Выходя из цветочного магазина, он совершенно некстати произнес: «Привет, девчонки».
На следующий день, возвращаясь из школы, Камилла встретила Папуаса около их дома. Впервые она увидела его в другом месте, а не на лестничной площадке или в его квартире. Похоже, он ждал ее в это морозное утро. На его руках были перчатки. Он держал современную сумку-тележку, контрастировавшую с его старомодным стилем.
Находясь в приподнятом настроении, Папуас радостно воскликнул:
– Я иду за продуктами!
– Да кто же вы? – спросила она, сама дивясь своей напористости.
Этот вопрос мучил ее уже несколько месяцев, и все прочитанные ею духовные книги о принятии и силе настоящего ничего тут не могли поделать.
– Я – человек, который собирается купить овощей, чай, хлеб и, возможно, миндальное печенье, впрочем, насчет последнего я пока не уверен, – все так же добродушно ответил он.
– Кто вы на самом деле? – смягчив тон, спросила она еще раз.
– Я уже сказал вам, что считаю абсурдным отвечать на подобный вопрос. В каждом определении есть конечность. В нем отсутствует бесконечность! Я не являюсь ни моим именем, ни моей страной, ни моей биографией. Я одновременно все это и больше, чем это. Меня невозможно свести к чему-то, потому что я ежедневно творю каждое мгновение. Сейчас, например, я иду на рынок.
Его глаза больше не смеялись. Он говорил серьезно. Затем старик улыбнулся и предложил ей зайти к нему через час.
Час, в течение которого она полностью выпала из настоящего момента, поскольку считала секунды до их встречи.
Час, который нужно было заполнить делами, чтобы время шло быстрее или медленнее. Она слегка нервничала, потому что пойти к нему в гости – это все равно что отправиться в путешествие в неведомую землю.
Время цветов
Не снимая шляпы, Папуас направился на кухню, чтобы вскипятить воду. Он взял одну из баночек с чаем, расставленных на полке. Каждое его движение было точным. Он аккуратно поставил чашку на поднос, осторожно высыпал на ложку чай. Он был внимателен даже к воде, которую налил в заварочный чайник. Свое угощение он принес на старом деревянном подносе, который поставил на маленький столик у окна. Сел сбоку, дав возможность молодой женщине устроиться напротив видневшегося из окна дерева так, чтобы на ее лицо падал солнечный свет. Немного подождав, разлил дымящийся, ароматный чай по чашкам.
Камилла не смела произнести ни слова. Она обхватила руками чашку, чтобы почувствовать ее тепло. Это была обычная керамическая чашка неопределенного возраста.
Наконец, он начал говорить тихо, но настолько низким и глубоким голосом, что задрожал воздух:
– Мое детство прошло в Шамони. Я был горным проводником, как и мой отец. Несколько лет я проработал ночным сторожем на горной вершине Эгюий-дю-Миди напротив Монблана. Мне нравилось в одиночку наверху следить за порядком. Потом в один прекрасный день я покинул вершины гор. Пришло время спуститься к людям. Тогда я открыл небольшой магазинчик по продаже эфирных масел. Я помогал людям исцеляться с помощью растений. Позже я уехал, потому что жизнь позвала меня сюда.
– Как такой человек, как вы, мог оказаться в Париже?
– А что в этом удивительного?
– Вы оказались в чуждом вам мире.
– Я повсюду в своем мире. Всегда можно соединить эти миры в себе и добиться успеха в этой тайной алхимии.
После короткой паузы он продолжил:
– Меня зовут Мельхиор Деш. Можете приходить ко мне так часто, как пожелаете. Но помните, что свет не неволит. Все приходит в нужный момент. Счастье никогда не опаздывает.
Она улыбнулась в ответ, пораженная мудростью его слов. Тогда она вспомнила о птичьем языке – тайном языке алхимиков. Нужно лишь уметь слышать пение слов, и обнаружится их скрытый смысл.
– По сути, все треволнения не стоят ни одной нашей слезинки. А мы сами – лишь капля воды во Вселенной.
Он засмеялся над произнесенной им удачной шуткой. Его смех не утратил детскости. Он был раскатистым, искренним, всеобъемлющим, безудержным. Камилла тоже вдруг захохотала во все горло просто от радости, что она смеется вместе с ним.
Поднимаясь в свою квартиру, молодая женщина думала о том, что на птичьем языке исцеление, возможно, означает «обретение целостности». Обрести целостность, при наличии которой нипочем любые призраки.
Тем же вечером она передала Перле то, что ей поведал о себе Папуас. Однако все рассказанное им сделало его еще более загадочным и притягательным для матери и дочери. Он сказал слишком много. И в то же время слишком мало. Откуда появился свет у этого горного человека? На каких вершинах он его обрел? Почему он уехал из Шамони? Что заставило его коренным образом изменить свою жизнь? Возможно, они никогда не получат ответы на эти вопросы. Мельхиор Деш не из тех, кого легко раскусить. Зато он видит вас насквозь.
Настал вторник – день цветов. Шел снег, поэтому Перла мечтала о подсолнухах. Они пересекли Сену, в воде которой, еще не до
