Музей современной любви - Хизер Роуз
Потому что она была женщиной, а мужчины после войны о женщинах так не говорили. Словно это была исключительно мужская война. А ведь Войо знал, как она по ночам просыпается в холодном поту, пытаясь дотянуться до людей, которых уже нет, колотя по простыням, чтобы потушить пламя.
В музее было очень много лиц, и порой, глядя на них, Даница видела только одно лицо: оно принадлежало ее Марине.
Ей хотелось сказать дочери: «Беги, потому что умеешь бегать. Беги, потому что ты сделана из лошадей и пуль, из огня, опаляющего землю, и войны, озаряющей небо. Ты рождена от людей, которые победили. Никогда не забывай об этом».
Ночью, пока Марина спала, Даница носилась, как носятся призраки, измеряя скорость в деревьях и звездах, пересекая Центральный парк и возвращаясь обратно.
Иногда по ночам она стояла и наблюдала, как ее дочь просыпается под мелодичный перезвон будильника и пьет из стакана рядом с кроватью. Даница видела, что Марина изголодалась по солнечному свету. По сну. По дням и неделям беспрерывного ночного отдыха. Но сейчас она проводила этот ежечасный ритуал, чтобы насытить тело влагой в преддверии семичасового неподвижного сидения.
Будучи мертвой вот уже три года, Даница отлично понимала, что значит влачить жалкое существование без смеха, без друзей, без разговоров.
Миновал час, и снова зазвонил будильник. Даница наблюдала за тем, как Марина проснулась и выпуталась из простыней. Данице невдомек, что Марина видела во сне их старую квартиру на Македонской улице. Она пряталась в жестяной форме для пирога, а потом мать нашла ее и съела. Но тут Марина поняла, что она змея, и, проскользнув сквозь тело матери, она поползла по полу. Вдруг появился ее отец, генерал Войо Абрамович, на белом коне. Змея Марина закричала, но ее голос был сделан из воздуха.
Даница слышит, как Марина мочится в ванной, потом видит, как дочь возвращается в постель. И говорит ей с другого конца комнаты:
— Они не могут тебя убить. Если во что-то веришь, никогда не умрешь.
Марина поворачивается и устремляет взгляд прямо на мать. Даница в восторге. Марина почувствовала ее!
— Ты сделана из металла или из песка? — спросила она, но дочь уже положила голову на подушку и закрыла глаза.
Даница стоит на страже у кровати, а позднее, когда Марина занимает свое место за столом в центре атриума, мать-призрак устраивается на балконе. Она ничего не забывает. Она все замечает. Проходя мимо, я отдаю ей честь, хотя она меня не видит. Майор Даница Розич-Абрамович. Бывший директор Музея революции в Белграде, бывшей Югославии.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Легче сопротивляться в начале, чем в конце.
ЛЕОНАРДО ДА ВИНЧИ
9
Левин вздрогнул от удивления, увидев следующую женщину, пересекшую границу квадрата и занявшую пустой стул. Рослая, выше шести футов ростом, с гладкой, очень темной кожей и длинными тугими спиралями локонов. Невероятно длинные, стройные ноги, обтянутые черными джинсами, красная куртка, красные ногти, босые ступни.
— Бог ты мой… Она потрясающая, — проговорила Джейн.
— Это правда, — улыбнулся Левин.
— Вы ее знаете?
— Это Элайас Брин. Она ведет «Арт-обзоры из Нью-Йорка» на радио Эн-пи-ар.
Он не добавил, что еще недавно Элайас входила в число его ближайших друзей. И что последние десять лет он играл на фортепиано в группе Элайас в «Лайм-клубе». Элайас встречалась с Томом. Том Вашингтон сделал Левину первый заказ на музыку к фильму, с которого и началась композиторская карьера последнего. Восемь фильмов за двадцать пять лет, на редкость прочное партнерство. А потом Том нашел композитора помоложе. «Я просто хочу попробовать этого парня, — объяснил он. — Сдается мне, он сможет привнести в этот проект нечто поистине уникальное».
На последней вечеринке, которую Том устроил вместе с Элайас, он сказал: «В следующем году делаем еще один фильм».
Вскоре после этого Элайас переехала из Лос-Анджелеса обратно в Нью-Йорк. «Этого кобеля на привязи не удержать — так у вас говорят?» — сказала она со своим характерным акцентом Левину и Лидии. У Левина в голове не укладывалось, что существует мужчина, который может изменять Элайас Брин, вместо того чтобы бежать за ней на край света.
А потом Том погиб под лавиной во время вечернего спуска в Аспене. «Привычка коварная вещь, — заявил коронер аспенской газете. — Люди воображают, что могут обыграть обстоятельства». Левин не простил Тома за образованную его отсутствием пустоту. И за то, что друг погиб по нелепой случайности. Он не понимал, почему должен терять из-за этого людей. Упавшее дерево погубило его мать, лавина — Тома. С Нового года Левин избегал Элайас, как и всех прочих, кто имел собственное мнение о положении Лидии. Это ее положение. Да, оно неприемлемо, но что есть, то есть. Да, оно ненормально. Оно очень далеко от нормального. Но это их положение, и все же каждый имеет о нем свое мнение. При этом никто не принимал в расчет, что Левин поступил так, как велела ему Лидия. Занялся своей жизнью, своей музыкой и совершенно забыл о положении Лидии. Он почти не сомневался, чью сторону займет Элайас, однако не хотел увидеть подтверждение этому. Левин знал, что она оставляла сообщения. Отправляла эсэмэски. Как и другие люди. В какой-то момент он отключил прием сообщений на своем мобильном. Если на электронную почту приходили письма, он удалял их непрочитанными.
Когда Марина Абрамович подняла голову и открыла глаза, он увидел, что Элайас улыбается ей. Лицо Абрамович не изменилось. Но через несколько минут она подалась вперед. Элайас отзеркалила ее движение. Это было больше, чем обмен взглядами. Теперь они вели беседу, причем исключительно глазами.
— Как замечательно, что художественный критик чувствует все нутром, — прошептала Джейн. — Этот перформанс заставит подпрыгнуть весь мир искусства. Пришла Крисси Айлз из Музея Уитни.
Элайас, по-видимому, чувствовала себя вполне комфортно. По ее росту, манере двигаться можно подумать, что она неуязвима. Но это ошибочно. Именно Лидия регулярно возвращала Элайас к жизни. Лидия кормила ее, разговаривала с ней — они вели долгие, серьезные, забавные беседы. Лидия следила за тем, чтобы Элайас пригласили на вечеринку, День благодарения или праздничный ужин.
Интересно, виделась ли Элайас с Лидией? Да, Левин в этом не сомневался. Может быть, не далее как вчера. Или на прошлой неделе. Ему
