ХРОНИКА ОДНОЙ СМЕРТИ, ОБЪЯВЛЕННОЙ ЗАРАНЕЕ - Габриэль Гарсия Маркес
Всеобщее гулянье распалось на группки к полуночи, открытой оставалась только лавка Клотильде Арменты на краю площади. Сантьяго Насар и я с моим братом Луисом Энрике и Кристо Бедойей направились в милосердный дом Марии Алехандрины Сервантес. Туда же, как и многие другие, зашли братья Викарио, там они пили вместе с нами и пели песни с Сантьяго Насаром — за пять часов до того, как его убить. Должно быть, отдельные очаги веселья еще не погасли: отовсюду к нам долетали обрывки музыки и выкрики отдаленных ссор, звуки эти постепенно делались всё печальнее и совсем смолкли незадолго перед тем, как заревел пароход епископа.
Пура Викарио рассказала моей матери, что легла в одиннадцать, после того как старшие дочери помогли ей навести в доме хоть какой-то порядок после свадебного разгрома. Около десяти часов, когда несколько пьяных гостей еще распевали песни во дворе, Анхела Викарио отправила посыльного за своим чемоданчиком с личными вещами, который стоял в шкафу ее спальни; Пура Викарио хотела собрать для дочери еще и сумку с повседневной одеждой, но посыльный очень торопился. Она уже спала крепким сном, когда в дверь постучали. “Стукнули три раза, очень медленно, — рассказала она моей матери, — странный был стук, он говорил о дурном известии”. Она рассказала, что открыла дверь, не зажигая огня, чтобы никого не разбудить, и увидела Байардо Сан Романа при свете уличного фонаря — в неза-стегнутой шелковой рубахе и в парадных брюках на подтяжках. “А сам зеленый был весь, точно снился”, - сказала Пура Викарио моей матери. Анхела Викарио стояла в тени, так что Пура Викарио увидела свою дочь, лишь когда Байардо Сан Роман схватил Анхелу за руку и вытянул на свет. Атласное платье на ней висело клочьями, и до талии она была замотана полотенцем. Пуре Викарио причудилось, что они вместе с автомобилем рухнули с обрыва и мертвые лежат на дне пропасти.
— Пречистая Дева Мария! — в ужасе проговорила она. — Отвечайте, если вы еще на этом свете!
Байардо Сан Роман не вошел — лишь мягко подтолкнул жену к двери, не произнеся ни слова. Потом поцеловал Пуру Викарио в щеку и заговорил голосом, полным невыразимой горечи, но притом и глубокой нежности:
— Благодарю за всё, мама, — сказал он ей. — Вы — святая.
Только сама Пура Викарио знала, что она делала в течение следующих двух часов, но эту тайну она унесла с собой в могилу. “Единственное, что помню: одной рукой она держала меня за волосы, а другой лупила с таким остервенением — я думала, убьет”, - рассказала мне Анхела Викарио. Но даже это Пура Викарио проделывала так тихо, что ни муж, ни старшие дочери, спавшие в других комнатах, ничего не узнали до рассвета, когда несчастье уже свершилось.
Близнецы вернулись домой по срочному вызову матери чуть раньше трех часов. Они нашли Анхелу Викарио в столовой, лежавшую ничком на софе, — с синяками на лице, но уже переставшую плакать. “Я больше не боялась, — сказала она мне. — Наоборот, было ощущение, что я чудом вырвалась из смертельного кошмара, и хотелось только одного — чтобы всё это поскорей закончилось и я могла броситься в постель и заснуть”. Педро Викарио, более решительный из братьев, поднял ее за пояс с софы и усадил на обеденный стол.
— Ну, малышка, — сказал он, дрожа от ярости, — скажи нам, кто это был?
Она медлила не дольше, чем нужно было, чтобы произнести имя. Она отыскала его во мгле, с одного взгляда выхватила из бесконечной путаницы имен этого и того света и пригвоздила к стене метким дротиком, точно беспечную бабочку, приговор которой был начертан в начале времен.
— Сантьяго Насар, — сказала она.
***
Адвокат выставил мотивом убийства правомерную защиту чести, эта версия была принята присяжными, а близнецы заявили под конец процесса, что сделали бы то же самое еще тысячу раз, будь у них та же причина. Они сами разглядели такой путь защиты уже в тот момент, когда через несколько минут после преступления сдались у порога церкви. Задыхаясь, они вбежали в дом священника, преследуемые по пятам толпой разъяренных арабов, и положили ножи с чистыми лезвиями на стол отца Амадора. Оба были обессилены дикарской работой убийства, их одежда пропиталась испариной, потные руки и лица были в пятнах еще живой крови, однако священник вспоминал об этой капитуляции как об акте, исполненном высокого достоинства.
— Мы убили его умышленно, — сказал Педро Викарио, — но мы невиновны.
— Перед Богом — возможно, — сказал отец Амадор.
— Перед Богом и людьми, — сказал Пабло Викарио. — Это дело чести.
Больше того, во время следственного эксперимента они прикинулись куда более злобными и кровожадными, чем были: в результате пришлось за общественный счет чинить парадную дверь в доме Пласиды Линеро — так жутко они искромсали ее ножами. В тюрьме Риоачи, где они провели три года в ожидании суда, поскольку не могли внести денег, чтобы освободиться под залог, заключенные со стажем вспоминали, что по характеру братья были дружелюбны и общительны, но никто ни разу не заметил в них ни малейшего раскаяния. Тем не менее, факты говорили о том, что братья Викарио не сделали ничего, чтобы убить Сантьяго Насара сразу и не привлекая свидетелей, — напротив, сделали куда больше, чем можно было представить, чтобы кто-нибудь помешал им убить его, но это у них не получилось.
Как рассказали они мне много лет спустя, его поиски они начали с дома Марии Алехандрины Сервантес, где пробыли вместе с ним до двух часов ночи. Этот факт, как и многие другие, не нашел отражения в следственном заключении. В действительности Сантьяго Насара уже не было там в тот час, когда близнецы, по их словам, его искали, — мы с ним ушли и распевали серенады на улицах, — да и вообще нет уверенности, что они туда заходили. “В жизни бы они отсюда
