Пробелы в географии. Серия рассказов - Иван Юрьевич Образцов
Всё оказывалось понятным, когда наблюдаешь из своего угла, а пёстрая масса небомжовых граждан превращалась в один нервический поток, из которого выныривали то бампер джипа, то рука с продуктовым пакетом, то ещё какая-то общая деталь взвизгивающей повседневности.
Единственное, что смущало, это определение промежутка, когда злобное полуголодное лицо гражданина перетекало в самодовольное сытое. Это совершенно неуловимое изменение переводило гражданина из категории пешкообразных в касту автоездовых, но когда это изменение случалось и где та серединная форма сытости, этого заметить никак у Васьки не выходило. Всегда оказывалось, что проскальзывающие мимо лица относятся либо к голодной низшей, либо к сытой высшей категории.
В конце концов, Васька решил, что небомжовых объединяет здесь именно продуктовый инстинкт, а всё остальное – нюансы потребительских возможностей. В вопросах питания наблюдалось одно очевидное стремление – все стремились пожрать побольше, получше и посытнее.
«Главное же выявить и обобщить, а там и само понятно», – Васька выявил и спал спокойно.
Поесть Ваське тоже хотелось.
И хоть не с таким остервенелым фанатизмом как небомжовые граждане, но Васька тоже искал себе иногда еду. Воровать он не умел и потому боялся даже пробовать. Основным источником пропитания были для Васьки мусорные баки.
К еде Васька относился, как к неизбежной необходимости, но вот что действительно ценил, так это покой.
Ценность покоя росла с опытом. Накопившись достаточно, опыт позволил заключить – покой найти очень сложно, потому что от тебя всё время кому-то что-то было нужно.
Нужно было в том смысле, что небомжовые оказывались везде и везде обращали на Ваську своё назойливое внимание.
«Казалось бы, никому ничего не должен, ну так и отвяжитесь от человека. Ан нет, лезут и лезут. Кто со своим слащавым участием, кто с претензиями», – беспокоили небомжовые граждане Ваську постоянно, и чем дальше он прятался, тем сильнее оказывалось беспокойство.
Отдельная история, это полицейские патрули. Те выискивали Ваську специально и беспокоили так дуболомно и тупо, что казались заведёнными розовощёкими брёвнами.
«То ли их какой специальной кашей кормят, что они все такие розовощёкие и дубовые?» – недоумевал Васька.
Вообще, было странно, что вокруг ходили и ездили хамы, неучи, жулики и воры, но их никто особо не беспокоил своим назойливым полицейским вниманием. Зато Ваську бомжа беспокоили все кому ни лень, от полиции до базарных тёток.
Васька бомж не воровал, не пьянствовал и даже не курил, он только забивался в свой угол и только потому, что другого дома у него не было.
Та, прошлая небомжовая жизнь, которая когда-то то ли была у Васьки, то ли ему казалась – она забылась почти начисто. От прошлого Ваське перепал обрывок человеческого ФИО и клочки тёплых, полусонных привычек.
«Может я и вправду был кем-то важным, может даже и учителем в школе или там даже профессором», – но о прошлом можно было только мечтать, потому что никакого такого прошлого он не помнил.
«Васька, ты на вот, на. Тут осталось ещё, выкидывать-то жалко будет», – небомжовый водила Петрович сидел на корточках перед Васькиным углом, протягивая перед собой еду.
Васька взял промасленный кусок обёрточной бумаги с зажатым в ней недоеденным чебуреком. Петрович довольно ощерился, и у него во рту мелькнули неровным частоколом железные коронки.
«Поешь хоть, а то вот сидишь тут», – неопределённо прокряхтел старый водила и, поднявшись, ушёл к своему потрёпанному ПАЗику. Удалялся Петрович как бы рывками, приваливаясь на левый бок и нелепо болтая правой кистью, словно хотел показать что-то и всё никак не мог определиться, что именно.
Мясо в чебуреке было выгрызено подчистую. Васька достал из кармана целлофановый мешочек, аккуратно положил в него прожаренное чебуречное тесто и запихал мешочек обратно в карман.
Невдалеке кучковались таксисты-частники.
– Не, ну ты слышь, Серёга-то, он как бы не при делах, а этот ему наезжает, ну как бы тачку типа сам делай, мне вообще, говорит, не при делах как бы, ну, это самое, не будет платить вообще.
– Да Серёга сам, чё он быковать-то начал, надо было по уму оформлять и всё, а так, оно конечно мужик откажется и всё, и ничё не сделаешь.
– Ну ясно дело, а ему-то как бы от этого не легче, тачка-то в ремонте теперь зависнет на неделю, а то и вообще на полмесяца. Тот-то мужик на навороченной, бабла походу вагон, а Серёге теперь работать на чём. Этот мужик, он как бы мог и по-людски поступить, понять-то можно да и всё, а так, Серёге попадать, а тому вообще без разницы.
– Ну, так-то да. Чё вообще за народ пошёл, у него бабла нормально, а он жабит ещё больше.
– Там, Серёга говорит, разбирались когда, так этот мужик за каждый клапан удавиться готов был. Не, ну ты сам прикинь, если он за клапан так, то за остальное вообще понятно. Он, клапан-то, сколько там, рублей двести стоит. Я бы даже базарить не стал, тут пошёл бы, да купил без базара, жалко что ли, если на крутой, так две сотки-то вообще копейки, а мужик-то жабит, жалко ему что ли.
Мимо гудели проезжающие грузовики, стучали трамваи и копошились прохожие.
«Жалко, конечно же жалко, не ясно им что ли, что чем больше, тем жальче», – Васька поморщился от этой мысли и выпрямил затёкшую ногу.
Если смотреть на мир со стороны, то сразу начинаешь задумываться, а где этот мир, в истеричных автомобильных и общественных вскриках, в неровных движениях тел и машин? Может тот мир, который единственный, который и называется миром по-настоящему, он где-то там, наверху, где ещё нет такой толкающейся тесноты, а разваленные тучи ещё могут себе позволить быть неторопливыми и по-настоящему грозными. Васька пока не нашёл окончательного ответа на этот вроде простой, но если разобраться, то совсем неоднозначный вопрос. Васька пока наблюдал за небомжовыми гражданами. Наблюдал, прячась в своём углу. Наблюдал из-под бетонной плиты городской теплотрассы.
Ещё одно наблюдение Васьки бомжа было на первый взгляд случайным.
Глядя весь день из своего закутка за стеклянные витрины магазинов, блеском которых было заполнено пространство с гордым именем площадь Свободы, Васька заметил, что самые большие очереди всегда были в продуктовые отделы и аптеку. Неслучайная связь
