Лебяжий - Зот Корнилович Тоболкин
– Как же, помню. Сидели в театре...
– Ты угощал меня конфетами, – принялась вспоминать Раиса, и то далекое время вновь ожило перед ними. Раиса училась тогда в медицинском. По ночам дежурила в «Скорой помощи», и это была приличная добавка к стипендии. Детдомовская жизнь научила ее ценить заработанную копейку. Но в малом Раиса себе не отказывала: и одевалась по моде, и сладости покупала, и посещала все театральные премьеры. Жила напряженно, трудно, из-за своей занятости почти не общалась с сокурсниками. В конце третьего семестра увлеклась преподавателем с военной кафедры. Он вдохновенно читал стихи, которыми баловался втайне от коллег; многие из них посвящались Раисе. Но через полгода к доценту Васильеву приехала из Днепропетровска жена. Впрочем, с женою он скоро расстался, но Раиса избегала его, не умея простить однажды пережитого унижения. Майор не унимался и преследовал ее до тех пор, пока Раиса не пригрозила, что пожалуется в деканат. Деканом была женщина, которую за глаза звали Драконом.
Потом были редкие встречи с Мухиным, иногда приезжавшим в командировки. Переписка с ним. Зная, что Раиса живет на стипендию, Мухин в одном из писем упросил ее бросить работу в «неотложке»... Стал переводить деньги. Раиса не отказывалась от помощи, брала взаймы. Но возвращать ей не пришлось. «Я бы хотела познакомиться с жизнью геологов, узнать, чем вы живете», – однажды написала она. «Приезжайте», – ответил Мухин. Ответил и забыл, потому что принял ее просьбу за шутку. Что тут делать молодой женщине? А разговоров после не оберешься...
Но Раиса приехала. Приехала в тот самый день, когда грянул фонтан. На Мухина свалилась нежданно-негаданно грузная глыба дотоле не изведанного счастья.
Старик Енохин поселил их в своем жилище, и все тотчас признали законность такого решения. Все, кроме Мухина. Отдав гостье свой спальный мешок, он завернулся в полушубок и до полуночи щелкал от холода зубами. «Скорей бы утро! – лежа на полу, тосковал Мухин и чуть ли не каждую минуту поглядывал на часы. – Пойду к Енохину, отогреюсь...»
– Идите ко мне, Иван Максимыч! – позвала Раиса.
Навсегда позвала.
Четырнадцать лет невероятного счастья. Они с лихвою восполнили все, что испытал раньше. А испытал столько, что иному хватило бы на десяток жизней.
...Забыть, забыть! Из памяти выжечь!
Есть дело, которому он верен, как солдат присяге. Есть друг, чудесная, умная женщина... Что еще нужно? Вот разве ребенка...
– Сыночка бы нам, Рая! – в который уж раз шепчет Мухин, тыкаясь шершавыми, как лыко, губами в маленькое, в розовое ухо жены. – Рыбинку такую беззубую, теплую...
– Я советовалась с гинекологом. Говорит, можно...
Здоровая, сильная, она давно могла бы родить. Причиной бесплодия являлся сам Мухин. Ничего не смысля в деликатных женских вопросах, своими разговорами он делал жене больно. В такие моменты Раиса холодно улыбалась, подавляя неосознанно возникающее чувство вражды, и говорила, что виновата она, только она... Что-то физиологическое...
– Хорошо бы! Ведь только ребенка и не хватает! – одно свое долбил Мухин.
– Будет сын, Ваня, – обещала Раиса, поглаживая его морщинистый, опаленный ветрами лоб. – Будет, я же тебе сказала.
– Ну да, ну да, конечно, – бормотал он размягченным слабым голосом, плотно сжимая тяжелые веки.
– Спи, милый, спи! У тебя завтра трудный день.
– Ерунда! С тобой мне все по силам, – он приткнулся к жене, вдохнул молочный запах ее неизношенного тела и, по-детски чмокнув губами, заснул.
4«Я словно в колодце. Однажды провалился и сижу», – Мурунов втянул ноздрями воздух, будто и впрямь был в колодце. В квартире не затхлостью, не плесенью пахло: вчерашним куревом, вчерашним растворимым кофе, жизнью вчерашней. В спертом воздухе, казалось, еще витали обрывки ложно-значительных фраз картежного жаргона, а Татьяна спала и постанывала во сне, еще не отрешившись от роли хозяйки салона. Выдумала себе какую-то ерунду, напялила светскую маску... Чужой, чужой человек! Хоть бы однажды встала да приготовила завтрак! Спит...
«Котлеты, что ли, поджарить?» Сколько он пережарил этих котлет со дня «похищения»? Похищение Татьяна Борисовна организовала сама. Лет пять тому назад выйдя замуж за одного из близнецов Никитских, которого, несмотря на сорок прожитых лет, все запросто называли Женечкой, Татьяна Борисовна не выдержала с Никитским и года. «Увези меня! – взмолилась она Мурунову, нередко бывавшему в их доме. – Я не могу с ним больше, не хочу!.. Хоть на край света увези!» Он и увез, и женился, как полагается после похищения. Хоть и край света, а геофизики перекинулись сюда же. И Евгений Никитский, раз встретив соперника, обыденно, словно ничего не произошло, полюбопытствовал:
– Ты все еще живешь с нашей Татьяной? У, счастливец!
Мурунов попытался улизнуть, но с Никитским это было не так просто.
– Что ж в гости не пригласишь? – неясно и в бороду бубнил Евгений, с корнем выкручивая пуговицу на пиджаке у Мурунова.
– Приходи, – еле выволочил из себя Мурунов, вконец сраженный его животным добродушием.
– Так мы явимся вместе с Валерием. Мы все с ним вместе делаем, – хохотнул Никитский. И братья стали захаживать.
Татьяна встретила их без смущения. По крайней мере, не показала его и даже принялась подтрунивать над своим бывшим супругом. Он отвечал ей тем же.
