Шломо Вульф - На чужом месте
УАзохн вей, товарищи бояре, - кривляясь запел студент. - А где же Шицкий? Его не вижу я промежду тут... Где Шицкий? Он в подвале, вино разводит он водой... Так?"
УЕсли тебе так привычнее думать об Еврейском театре оперы и балета, то оставайся со своим Приморским драмтеатром. Знатоки к нам специально приезжают, чтобы настоящие голоса послушать. Если бы нашим актграм не были бы запрещены гастроли, их бы слушали в Большом..." "В Большом театре и без евреев есть кому петь, - строго сказал студент. - А ты мне тут повыступай еще. Стукну вот первому помощнику, ссадят на первый же встречный снабженец, а я твоей кралей займусь! Шучу, шучу, чего вылупил свои еврейские глаза, козгл? Пустили тебя в наш огород, того и гляди за борт скинешь, иуда..."
Майя из камбуза смотрела на загорелого породистого Валерия на тенте. "Второй заяц" был много интереснее первого. Ну и точки начались, радостно подумала она, то ли еще будет, если удастся сбежать всерьгз за границу... Не в Чехословакию там, ГДР или в эту НДР Израель, а в Америку, например...
Кока еще не было, глаза после бурной ночи слипались, делать было нечего.
Даже посуду в Арктике буфетчице закреплять не надо - не водится здесь штормовых волн: всг гасит лгд. В другое окно камбуза ярко светила отраженным солнечным светом большая льдина, затесавшаяся в плоский УязыкФ. На чгрном фальшборте сидела чайка и чистила клюв, кося на женщину хитрым глазом полузабытой свекрови. Майя счастливо рассмеялась. Интересно, ищет ли ег Никита? Нелегко найти морячку, пела внутри победная мелодия из московских шлягеров. Опять обожгло сладкое воспоминание о долгожданном общении ночью. О Борисе и Валерии вспоминалось как об одном человеке. Не было раздвоения, решила она настроить себя, Привиделось. Есть долгожданный ОН, такой, какого хочу именно Я...
***
Днгм спальня казалась совсем другой, и Борис никак не мог понять, где он.
Гораздо естественнее было бы очнуться от всего этого сна в своей вонючей комнатушке на Южном коробе. Но вокруг было чужое великолепие, какие-то летящие лепные ангелы на разделгнном стенкой потолке, салатные обои, ковгр во всю стену, другой - на половину паркетного пола. Да, живут же советские люди, подумал он привычно завистливо. Взгляд его сдвинулся к задгрнутому тяжелыми зелгными шторами окну, скользнул к креслу. Сон тотчас слетел без следа: в кресле сидела совсем юная девушка с кукольными голубыми глазами. Что-то очень знакомое было в складке ег губ и посадке головы. Она была явно напряжена и ждала его пробуждения с нетерпением. Встретившись с ним взглядом, она издала странный всхлип, испуганно моргнула и нервно стукнула перед лицом кулачками, словно готовясь к бою. "Ну, и что ты скажешь на то, что я сегодня ночью спала с Сергжей?" вызывающе спросила она и опять судорожно моргнула. Борис молча встал и не спеша надел пижаму. Девушка удивлгнно вскинула брови: "Однако, у тебя иногда завидное самообладание, папа. Ты просто уверен, что я тебя разыгрываю, пугаю? Шучу? А я говорю серьгзно. Более того, мама уже в курсе дела и, естественно, в истерике.
Теперь я пришла за твоей арией. Начинай!..Я всг равно знаю всг, что ты мне скажешь. Так что можешь не строить из себя Жана Габена. Или ты накачиваешь себя изнутри, чтобы меня ударить? Я готова, - она развела худыми бледными руками. - Ведь тебе всг можно! Давай, ори, дерись. А потом еще мама приедет - со своей порцией дерьма на мою голову..."
Какая мама, лихорадочно думал Борис. Он же сказал, что его Юлия со своим подполковником в ГДР... И - ни слова о взрослой дочери! С-скотина...
"Ты что, вообще проглотил язык от моей наглости? Странно, при твогм-то африканском темпераменте. Но, учти, я его тоже унаследовала, хотя и пополам с маминой рыбьей кровью... Это, кстати, твои слова. Ну не молчи же... а то мне... уже просто страшно! И ты так странно смотришь, как на чужую..." "Тебе... понравилось?" "Ч-что?.." - узенькое лицо девушки затряслось не то от смеха, не то от рыданий. Он молча смотрел. Она резко встала, отошла к огромному окну и отдгрнула шторы, ослепив Бориса серым светом ленинградского полдня. "Этот кретин ничего не умеет, - глухо сказала девушка, поднимая голову к небу. - Он просто болтун. И я тоже. Мы уснули и всг. Словно одного пола. Как это всг противно... Ты - рад? агрессивно обернула она невидимое на фоне окна лицо. - Твоя дочь осталась девственницей. Целкой! - завизжала она. - Поясничай, хохочи! Я пришла за этим..." "Вы научитесь. Не со второй, так с третьей ночи. Только надо спокойнее. Нащупать эрогенные зоны друг друга. И посмелее - и наступать и подставляться. Позволь ему именно то, что нравится тебе самой, осторожно поразузнай, что больше всего нравится делать ему. И - провоцируй, углубляй." Девушка таращила кукольные глаза, даже схватила себя за виски, не веря своим ушам. Потом как-то обмякла и вскочила на широкий подоконник, села, охватив тонкие колени узкими синеватыми руками.
УДа я его, кретина, видеть не могу... - тих осказала она наконец. - Что ты скажешь, говорит, если я тебя поцелую... Кретин..." "Всг в жизни надо начинать когда-то с начала, дочка (Как, чгрт побери, ег зовут... Ну, Валера, братец, попадгшься ты мне...), и тебе, и ему. Какой же он кретин? Мальчик же еще." "Правда... Такой, знаешь, славный мальчик... Папа, может это уже не ты?.. Такой странный..." "Когда ты сообщила маме?" "Сегдня утром, телеграммой: Сделала попытку стать женщиной. Почти удалось. Здорово, правда? Мне очень понравилось. Мама должна понять, что я не сдохла вместе с вашей дурацкой любовью, стихами, письмами, истериками и разлукой. Если бы этот кретин на оказался таким кретином, я бы сегодня забеременела вам обоим назло. Без брака, ячейки советского общества, пусть тебя на парткоме разбирают. Тебя и это не бергт сегодня?" - она соскочила с подоконника и подошла вплотную, глядя почти с ненавистью. "Просто мне надоело с тобой ссориться." "Тебе было видение? Ты и маме простил подполковника танковых войск?" "Не будем об этом." "Серьгзно? Тогда я счастлива. Таким ты мне нравишься куда больше. Ну, как там Север, стоит?.. Сергжка - ужасный пошляк. Такое сказал..." "Не стоит, значит не стоит?" брякнул Борис и похолодел. "Па-апка!.. - подпрыгнула девушка и поражгнно и снова впрыгнула на подоконник, прижав колени к животу. - Ну и фатер у меня! Ты там на Севере влюбился? В блатную?" "Хочешь всг-таки меня разозлить?" "Уже теплее... Слишком уж ты спокоен сегодня. Словно тебя подменили..." "Как тебя называл в постели твой Сергжа?" "Представляешь, Ирмой! Надо же придумать какое-то собачье имя!" "Приготовь-ка мне чаю, Ирочка." Девушка оцепенела, снова спрыгнула с подоконника и обошла Бориса со всех сторон: "Фа-тер, ты мне определгнно нравишься. Как тебя зовут?" "Что это значит?"
УЕсли благородный родитель не знает имени единственного чада, то и мне позволительно назвать тебя, скажем, дедом Василием. На тебя что, самолгт упал? Или льдиной затгрло? Или пьяная белая медведица в ухо пукнула?" "Знаешь, ври, да знай меру..." "Ты ег знаешь сегодня!.. Восемнадать лет была Римма и вдруг какая-то Ирочка! И главное - чай! Попробовал бы тебе кто-нибудь чай заварить вместо чгрного кофе! Новость не для взрослых дочерей. Сдохнуть мало." Вдруг что-то дрогнуло в глубине кукольных глаз: "Папа... Это... не ты?.." "Видишь ли, Римма... Ты почти угадала. Наш самолгт при посадке слишком сильно тряхануло, а я крепко спал. Меня контузило, и у меня начались какие-то странные провалы памяти. Еле нашгл свой дом, представляешь?" Он тяжело прохаживался по ковру, стараясь чуть проседать, как это странно делал Валерий. Дочь следила за ним вылупленными голубыми шариками. "Ты стукнулся головой? Ты обращался к врачу?" "Какой там к дьяволу врач! Стоянка самолгта была час, край дикий, Хатанга, Таймыр... Головой вроде не стукнулся. Я сидел на переднем сидении без ремня. Меня бросило на стенку кабины пилотов всем телом. Общая контузия. Конечно схожу к врачу, но пока просто не знаю, как буду работать... Самые простые вещи забываю. Надо заново входить и в семейную, и в научную жизнь. Ты мне поможешь?" "Господи, что за вопрос! Я так рада, что ты изменился. Если бы!.. Ведь ты был, прости, такое говно, каких мало где встретишь..." Вот в это я охотно верю, подумал Борис. Удивительное говно этот братец... "Как я могу тебе помочь?" "Прежде всего, не удивляться моей забывчивости и терпеливо поправлять. Пойми, если я признаюсь врачу или в институте, то меня тут же попрут минимум с должности. Например, где мама и действительно ли едет к нам?" "Я нарочно сказала, что дала телеграмму, не бойся. А мама уже три года в Германии, в нашей группе войск с тем подполковником, помнишь?" "Так не было телеграммы?" "Да слушай ты меня больше! Стану я такие телеграммы давать!.. И вообще, считай, что я и тебе ничего не говорила. Тем более, что ничего и не было. Он даже отказался лечь со мной, устроился на раскладушке, я и разозлилась... И нафантазировала, как вас разыграю." "Разозлилась? Очень хотелось, девочка?.." Римма вдруг горько и громко заплакала. Он усадил ег к себе на колени в кресле и стал гладить по почему-то пегим и редким волосам ег крохотный череп, действительно испытывая острую жалость к племяннице. "Не надо, - прижимаясь к нему рыдала она. - Я не хочу... Если ты действительно вдруг станешь настоящим папкой, я же просто с ума сойду от радости, я... я не выдержу... Я просто сдохну от счастья..." "Я называл тебя Риммой?" "Ты? Что ты, никогда. Как придумал в детстве дурацкое имя Муля, Римуля, так и звал." "Тебе приятнее Римма?
