Сергей Беляков - Ликвидатор (Части 1-2)
Я закуриваю "Честерфилд". Странное ощущение. Привкус у сигарет на повышенном фоне другой. Наверное, виной тому наличие больших доз адреналина в организме. Не уверен, что это так, но другого объяснения у меня нет. Кроме того, я уже начал привыкать к легкому, едва ощутимому, щекотанию в легких, стоило лишь провести несколько секунд на фоне меньше рентгена в час. Такое ощущение, будто кто-то слегка дотрагивается к альвеолам птичьим пером. Я замечал такое раньше, во время прохождения флюорографии. Еще в первую ходку я усвоил, что малые поля -1-2 р/ч - сильно обостряют реакцию глаз на яркий свет. Я говорил об этом с мужиками из батальона за ужином, никто из них ничего подобного не испытывает. Но мне врать не к чему, что есть - то есть. Ходячий дозиметр, сказал Дрюня. Лестно и как-то не по себе.
ИМР, замерший возле стены "тройки", выглядит игрушечным - огромное здание, объединяющее 3 и 4 блоки, грозно нависает над объектом Пикалова безоконными слепыми стенами. Размеры свороченных под здание гор грунта впечатляют. Кажется, что кто-то огромный вдавил оба энергоблока в землю, выдавив при этом грунт, словно пасту из гигантского тюбика.
Высоко над четверкой висит грузовик МИ-26, поливая разрушенный реактор дезраствором из огромного бака на конце трала. Свистящий звук восьми лопастей, рассекающих воздух, слышен даже сквозь стекло отсидки. Полив производится ежедневно, но говорят, что толк от этого невелик - картина радиационных полей вокруг четверки, и особенно в непосредственной близости от него, сильно варьируется, временами совершенно непредсказуемо, даже в течение дня. Реактор "газит" микровыбросами, по нескольку раз в сутки, потому что ядерная реакция внутри него - даже под тоннами свинца, доломита, бора и песка - все равно продолжается и будет продолжаться еще много лет... Придумали было использовать звуковое оповещение - если общий фон на промплощадке прыгает вверх, подавать сирену ГО в моменты очередного микровыброса, но потом отказались от этой затеи. Нечего панику сеять, людей зря от работы отвлекать.
По дороге на станцию я впервые увидел, как работает японский канавокопатель, по-моему, "Комацу". На коротком, бульдожьего вида, гусеничном тягаче укреплена мощная телескопическая "рука" с петлевой лентой на конце, унизанной небольшими ковшами, на манер роторного экскаватора. "Рука" раскладывается на впечатляющую длину, вернее, глубину, до 30 метров, как осведомленно заявил мой водитель, когда мы притормозили, чтобы понаблюдать за чудом западной техники. УС-605 спешит окольцевать всю станцию по периметру на такую глубину с тем, чтобы соорудить в грунте водонепроницаемую стену до начала осенних ливней. Тогда шансы прорыва зараженных стоков в подпочвенные воды будут сведены к минимуму. А пока Госгидромет исправно держал территорию 30-километровой зоны в сухости, рассеивая облака распыленным иодидом серебра.
...Мой последний "командо" вернулся. Подмены нет. Я отправляю своих на АБК, договорившись, что мы выедем в бригаду через час. Сбор - у главного корпуса. Обычно после смены дозер должен сдать схему фонов на рабочем месте в Опергруппу на станции, но сегодня я решаю сделать это сам. О бункере в подвале главного корпуса, где находилась в то время Опергруппа, рассказывали странные вещи. Хочу увидеть сам.
Я проскакиваю до саперной отсидки на одном дыхании - надо сказать им, что мы пошабашили. Капитан меланхолично заявляет: пофиг, он тоже не будет передерживать своих; нет грузчиков в поддержку, ну и не надо, они сворачиваются. Проблема решается просто. В последний момент, как в кино, появляется обильно вспотевший прапор и говорит, что его команда прибыла для работы на объекте Пикалова. Они опоздали из-за поломки машины по дороге на станцию. Саперы раздосадованно галдят, они явно не прочь завязать на сегодня, но делать нечего...
Помывка в АБК-2 приносит мне минутное облегчение, поскольку на выходе из корпуса солнце исправно принимается за прогрев моего распаренного душем тела. Путь назад, в главный корпус, узнаваем по главным ориентирам - трубе, гребням второго и первого блоков. Не скажу, что я уже освоился, но неприятное чувство психологического прессинга, испытанное в первую ходку, сегодня существенно слабее. Я выхватываю из традиционно-заводского пейзажа новые, незамеченные раньше, детали. Колет глаза обилие хлама, от непонятно откуда взявшихся деревянных помидорных ящиков до заброшенных машин - в том, что они брошены, и давно, сомневаться не приходится, они все "разуты". Часть дороги устлана железобетонными плитами, уложенными неровно, в спешке. Тем не менее швы между ними тщательно заделаны раствором. Ближе к главному корпусу плит становится больше, они покрывают почти всю площадку за главным корпусом, внутри станции.
Навстречу спешит мужик, по виду явный "науковец", с лепестком, комически прилепленным поверх густейшей лопатообразной бороды. Респиратор едва прикрывает нос и рот, и борода, по всей видимости, выполняет роль дополнительного фильтра... Бородач, тем не менее, пребывает в хорошем расположении духа, тихо мурлыкая "ВсJ могут короли". В ответ на мой взгляд он вызывающе стаскивает лепесток на подбородок, обнажив шайтанскую свою бороду, покрытую белыми нитями фильтрационного материала, и закуривает на ходу. Я успеваю разглядеть на пластике пропуска название Курчатовского института. Понятно, откуда ухарство, эти с чертом в обнимку спят...
На центральной площади полно запаркованных машин всех видов, от легковушек до БРДМов. Смотрю на часы. У меня еще минут двадцать-двадцать пять до отъезда, надо поторопиться - не хотелось бы, чтобы из-за меня мужики парились на солнце в ожидании.
Вход в подвал ничем не примечателен. Спускаюсь ниже, прохожу через пару выкрашенных суриком металлических дверей, типичных для бомбоубежищ шестидесятых. В нашем институте такое и сейчас содержится в полном боевом, Областной штаб ГО и все прочее... Тускло светят лампочки в тяжелых проволочных плафонах, тенями вдоль стен скользят люди, голоса приглушены, слышатся словно сквозь вату. После очередной пары задраиваемых дверей вхожу в большую комнату, размеры которой оценить трудно из-за полумрака. В нос резко бьет запах пота, перемешанный с чем-то химическим - дезраствор? Формалин? Где-то рядом шумит вентиляция-приточка. Очень влажно, циркуляция воздуха почти не ощущается, мешают деревянные двухэтажные нары в несколько рядов. На них спят люди; я знаю, ребята говорили мне об этом - здесь расквартированы наиболее востребуемые кадры УС-605, крановщики, экскаваторщики, сварщики, те, кто всегда нарасхват, те, кто уже (по образному выражению Игоря) самостоятельно светится по ночам от постоянного переоблучения, поэтому им свет не нужен... Наверное, где-то здесь был и тот сварщик, которого я видел в первый выезд.
Отдельные нары завешены простынями. Под края у многих подоткнуты сохнущие портянки, белье. Негромко жужжит электробритва. Мужик с неправдоподобно белым, упырьего вида лицом, сидит на нижних нарах, монотонно раскачиваясь вправо-влево. Увидев меня, он прекращает качаться и извиняющимся тоном говорит:
- Сон потерял, разницу между днем и ночью уже не определяю, живу только от смены к смене. Число какое сегодня?
- Шестое августа, - я протягиваю ему сигареты. Он тут же жадно закуривает, не скрываясь:
- По барабану... Все тут шмалят. Все равно воздух тут поганый, я вот нюх почти потерял, хлорка или что там они пользуют для дезинфекции...
Он моргает слезящимися глазами. Я спрашиваю:
- У тебя сколько в сумме?
- По бумагам, - с сарказмом говорит он, - около двадцати.
- Значит, еще пять, и все? - уточняю я.
- Слышь, ты давай, мужик, двигай, куда пришел... - Внезапно озляется упырь. И уже в догонку слышу: - Для нас ваши лимиты не писаны, нас держат, как рабов...
Не знаю, врал ли он или нет. В бригаде говорят, что эти сменяются редко...
После пары поворотов между нарами прохожу еще один тамбур. Свет становится ярче. На очередной двери - надпись "Группа дозконтроля", и ниже от руки на листе писчей бумаги: "Входи, садись, пей чай, заткнись!".
Два стола с разложенными картами. Карты и эскизы на стенах пестрят карандашными отметками, многократно стиравшимися и переписанными поверху. У одного из столов сидят двое гражданских. Сильная настольная лампа выхватывает круг на карте, на которой они сосредоточенно выводят что-то карандашами. У другого стола седой подполковник в сером комбинезоне с шеей, обмотанной бинтом, склонился над телефоном. Я нерешительно останавливаюсь в дверях.
- Ты когда п..деть перестанешь, Варфоломеев, - обыденно-скучно говорит "подпол", глядя на меня цепкими серыми глазами. - Вчера сколько было? Сто пятьдесят? А позавчера? Тоже сто пятьдесят? Так откуда у тебя, твою дивизию, сегодня триста получилось? Что значит на колесах натаскали? Кто в твой медвежий угол поедет?
Он кивает мне головой на стул в углу. Я скромно присаживаюсь на край. Интересно...
