Владимир Набоков - Волшебник
Мгновенно, в провале синкопы, он увидел и то, чем ей это представилось — каким уродством или страшной болезнью — или она уже знала — или всё это вместе, — она смотрела и вопила, но волшебник ещё не слышал вопля, оглушенный собственным ужасом, стоя на коленях, подхватывая складки, ловя шнур, стараясь остановить, спрятать, щелкая скошенной судорогой, бессмысленной, как стук вместо музыки, бессмысленно истекая топленным воском, не успевая ни остановить, ни спрятать. Как она скатилась с кровати, как она теперь орала, как убегала лампочка в своем красном куколе, как грохотало за окном, ломая, добивая ночь, всё, всё разрушая. «Замолчи, это по-хорошему, такая игра, это бывает, замолчи же», — умолял он, пожилой и потный, прикрываясь мелькнувшим макинтошем, трясясь, надевая, не попадая. Она, как дитя в экранной драме, заслонялась остреньким локтем, вырываясь и продолжая бессмысленно орать, и кто-то бил в стену, требуя невообразимой тишины. Попыталась выбежать из комнаты, не могла отпереть, а он не мог ухватить, не за что, некого, теряла вес, скользкая, как подкидыш, с лиловым задком, с искаженным младенческим личиком — укатывалась — с порога назад в люльку, из люльки обратным ползком в лоно бурно воскресающей матери. — «Ты у меня успокоишься, — кричал он (толчку, точке, несуществующему). — Хорошо, я уйду, ты у меня…» — справился с дверью, выскочил, оглушительно запер за собой — и, ещё слушая, стискивая в ладони ключ, босой, с пятном холода под макинтошем, так стоял, так погружался.
Но из ближайшего номера уже появились две старухи в халатах: первая, как негр седая, коренастая, в лазурных штанах, с заокеанским захлебом и токанием — защита животных, женские клубы — приказывала — этуанс, этудверь, этусубть, и, царапнув его по ладони, ловко сбила на пол ключ — в продолжение нескольких пружинистых секунд он и она отталкивали друг дружку боками, но всё равно всё было кончено, отовсюду вытягивались головы, гремел где-то звонок, сквозь дверь мелодичный голос словно дочитывал сказку — белозубый в постели, братья с шапрон-ружьями — старуха завладела ключом, он быстро дал ей пощечину и побежал, весь звеня, вниз по липким ступеням. Навстречу бодро взбирался брюнет с эспаньолкой в подштанниках, за ним извивалась щуплая блудница — мимо; дальше — поднимался призрак в желтых сапогах, дальше — старик раскорякой, жадный жандарм — мимо; и, оставив за собой множество пар ритмических рук, гибко протянутых в пригласительном всплеске через перила, — он, пируэтом, на улицу — ибо всё было кончено, и любым изворотом, любым содроганием надо тотчас отделаться от ненужного, досмотренного, глупейшего мира, на последней странице которого стоял одинокий фонарь с затушеванной у подножья кошкой. Ощущая босоту уже как провал в другое, он понесся по пепельной панели, преследуемый топотом вот уже отстающего сердца, и самым последним к топографии бывшего обращением было немедленное требование потока, пропасти, рельсов — всё равно как, — но тотчас. Когда же завыло впереди, за горбом боковой улицы, и выросло, одолев подъём, распирая ночь, уже озаряя спуск двумя овалами желтоватого света, готовое низринуться — тогда, как бы танцуя, как бы вынесенный трепетом танца на середину сцены — под это растущее, руплегрохотный ухмышь, краковяк, громовое железо, мгновенный кинематограф терзаний — так его, забирай под себя, рвякай хрупь — плашмя пришлепнутый лицом я еду — ты, коловратное, не растаскивай по кускам, ты, кромсающее, с меня довольно — гимнастика молнии, спектрограмма громовых мгновений — и пленка жизни лопнула.
Примечания
1
…эвфратский абрикос. — В примечаниях к переводу Д. Набоков поясняет, что именно этот фрукт послужил прототипом библейского запретного плода (DN86. P. 22).
2
…редкое цветение этого в Иванову ночь моей темной души… — Иванов день (Иван-Купала) отмечается 7 июля (24 июня ст. стиля). Считается, что в ночь накануне этого дня цветы и растения приобретают волшебную силу.
3
…довольно прибыльная профессия, охлаждающая ум, утоляющая осязание… и случалось, что месяцами воображение сидело на цепи… — Первая в цепочке реминисценций «Пиковой дамы» Пушкина. Германн «имел сильные страсти и огненное воображение, но твердость спасала его». Подобно Германну, герой «Волшебника» настойчиво преследует свою цель и ради ее достижения готов сделаться любовником больной женщины. Но, предлагая «живой туз червей» (Набоков), взамен он получает «убитую даму» (Пушкин)
4
суккуб — (от лат. succubare — «ложиться под») в мифологии западноевропейского средневековья демон, предлагающий себя мужчине в виде женщины.
5
вот он сел на скамью в городском парке.- Ср. в «Лолите»: «Какие чудесные приключения я, бывало, воображал, сидя на твердой скамье в городском парке и притворяясь погруженным в мреющую книгу… Как-то раз совершенная красотка в шотландской юбочке с грохотом поставила тяжеловооруженную ногу подле меня на скамейку, дабы окунуть в меня свои голые руки и затянуть ремень роликового конька…» (ч. I, гл. 5). В другой раз Лолита убеждает Гумберта отпустить её на роликовый каток под присмотром издалека (ч. II, гл. 2).
6
…добра добротой черного шоколада… И за всё это, за жар щек, за двенадцать пар тонких ребер, за пушок вдоль спины, за дымок души, за глуховатый голос… — Поэтический подтекст антиблагодарения восходит к «Благодарности» (1840) М. Ю. Лермонтова:
За всё, за всё благодарю я:За тайные мучения страстей,За горечь слёз, отраву поцелуя,За месть врагов и клевету друзей;За жар души, растраченный в пустыне,За всё, чем я обманут в жизни был…
Ср. источник «тайных мучений страстей» героя повести с Лолитой: «приподнятые лопатки и персиковый пушок вдоль вогнутого позвоночника…», а также с описанием двух нимфеток из раннего рассказа «Сказка» (1926): первая «нагибала голову — сзади оголялась шея — перелив хребта, светлый пушок, круглота плеч, разделенных нежной выемкой…», вторая — девочка «лет четырнадцати в темном нарядном платье, очень открытом на груди» шла «едва-едва поводя бедрами, тесно передвигая ноги» (см. т. II наст. изд. С. 473, 477–478).
7
…операция которую я перенесла двадцать пятого апреля… — Первая и последняя конкретная дата в повести с почти годичным циклом. Действие начинается в июле (скорее всего, 7 июля), в нечетный день, женитьба происходит в ноябре, мать нимфетки умирает в конце следующего мая или в начале июня. Г. Барабтарло реконструировал календарь «Волшебника» (Бирюк в чепце // Звезда. 1996. № 11).
8
…я дурная мать… — Строка из популярного стихотворения «Колыбельная» (1915) Анны Ахматовой:
Спи, мой тихий, спи, мой мальчик,Я дурная мать.
(Наблюдение А. Арьева: Набоков и враги // Cahiers de lʼemigration russe. 1999. № 5. Р. 30). Ближе к концу повести возникает ещё вариация: «Спи, моя радость, не слушай».
9
…болтающей с уборщицей в розе сквозняков… — «Болтовня» является нарушением табу sub rosa, то есть «печати молчания» (букв. «под розой»), которое героиня сохраняет почти на протяжении всего текста. Кроме того, здесь каламбур, в основе которого графический образ древней карты («розы ветров») и пародийная в свете педофильства персонажа трактовка розы как символа девственности.
10
…Он взял газету от тридцать второго числа и, не видя строк, долго сидел… — Прогрессирующая мания повествователя подкреплена отсылкой к «Запискам сумасшедшего» Гоголя: рассказчику «Записок», который «волочится за директорской дочерью», сорок два года, примерно столько же герою «Волшебника» («почти тридцать лет разницы» с двенадцатилетней падчерицей). Запись от 5 декабря гоголевского персонажа начинается со слов: «Я сегодня всё утро читал газеты», последняя датирована 34-м числом. Ср. также с Акакием Акакиевичем, замечавшем вокруг, что «он не на середине строки, а скорее на середине улицы».
11
…теперь уже неотвратимо то самое, наступление чего он, конечно, давно предвидел… — В сказке после брака героя ожидает важное испытание первой ночи, во время которой проверяется сексуальная сила жениха (В. Я. Пропп. Морфология волшебной сказки. Исторические корни волшебной сказки. М.: Лабиринт, 1998. С. 402–407). Преодолеть демонизм женщины и собственное бессилие жениху обычно помогает сказочный помощник, в модернизированной версии у Набокова — это эликсир для повышения потенции, приобретаемой рассказчиком в аптеке вместо яда во время ночной прогулки.
