Чингиз Гусейнов - Директория IGRA
(У курочки Рябы, ответственной за выборы, штат высокооплачиваемых шифровальщиков и дешифровщиков, дабы не попасть впросак, упустив секретную, вроде вышеизложенной, информацию).
Знать бы, что после Деда пойдет такое... впрочем, не стоило труда воцариться, мог каждый, даже МУСТАФА, пока заседала геронтократия, хлоппп, и всех большущей лапой в карман (по компьютерному принципу удаления фрагмента), убаюкав обещанием, что сохранит в морозильных установках лет на сто, а то и на все романовские триста или оттоманские шестьсот (?), но случилось по-иному: воссел, ибо естественная убыль расчистила поле, Новый, впереди д-р, и так далее, - короче (а вышло длинно), этапы ZV, включая и пост-ининский:
Залп
Энтузио
Rasstrelli
- Но между ними, - подсказывает компьютер, голос механический, Скорбное время!
Что еще в компьютере?
Slavissimo
Эпоха заппоя
Ха-ха-ха-фобия
Президентофиллия
Недели Бур-Бурэлли
Рыссо-Хас-Булато-Ушкуййя
Жуиро-коммми-жирбесссссия
СеммиПлетка(очевидно, семилетка?)феййервеййер
- Но это было раньше! - компьютер снова ловит ошибку, настроенный на код-прогноз: грядет ли - и с какой аллилуйной (?) аллегорией - эпоха, созвучная пирамидальной мелодии и вызывающая, словно тополиный пух, аллопатическую (!) аллергию.
И каждая (не уточнено что: эпоха, мелодия или аллергия?) завершается судом:
истории (увлеченья с перезахоронениями),
люмпена (постоянно обновляемые с помощью отменных стилистов проклятия, словно ребячьи ущипы слона),
сиюмигным (штраф розгами, шпицрутеном, ныне - валютный),
нескончаемо-заседательским, - по сей день.
И тут запищал, не выдержав, б/п - отрубился свет (обломилась ветка сосны, порвав провод?) и черный экран: темень, как дыры в антимирах.
То ли было в старое доброе время: крепкий состав типографского сплава гарт, ручной разборный словолитный прибор, типографская краска и печатный стан, то бишь пресс, - и запечатлевается на века, а еще прежде - что бумага? она истлеет! - черепаший панцирь или лопаточная часть барана: сколько волов надобно, чтобы всего лишь одну Книгу преподнести верховному жрецу в дар!..
5.
Ясность туманилась, и не единожды истлели карты, а игра-marriage c переменным успехом, особенно по части мизера, продолжается, успевай нажимать Enter.
И одно и то же лицо перед дулом дамского пистолета - младенца, пока не понял, что это он сам, и если выстрелит в себя, то как он может потом родиться?.. только без шалостей!
Смыть с себя, очистившись, лучи компьютера, ибо что есть забота о коже, как не поддержание мeтаморфоз тела, так, кажется?
И потому Мустафа, покуда жив... может, потому и жив, что не утратил способности любить, чтя всех (да не всех!), как, к слову сказать, семь красавиц (это у классика) - румийка, тюрчанка, славянка и так далее, вариантов не счесть, а самая целомудренная строка:
И поладил с ней, как с нижней верхняя струна.
И к тем условным семи - своя аранка, нет-нет, не Нора, а чистая, в которую (очиститься б и ей!) вселился нациобес, - бросило в такой жар, что Мустафа чуть не сгорел в ее (не адском ли?) пламени.
Да, да, очиститься - на сей раз, отдохнув от женщин, попасть в маргинальный (?) мужской
файл haмaм,
что в переводе с Turkish на Russian означает
баня,
и здесь свои традиции очищенья тела и духа, ритуалы, обряды, непереводимые ни на какое наречие, и потому на Esperanto, изобретенного, дабы народы могли договориться, пришлось, ничего не придумывая, предложить общеочевидное
sauna,
где на какое-то время забываются как будто внутренние разборки.
Помешались все, выискивая сионскую муть, это водится издавна, и эрмов сюда приплели, - они сами жаждут (?) причислиться к древним из тех, которые по сей день сохранились.
Еще минуту назад чистая его аранка была желанна, и Мустафа... - вдруг ни с того, ни с сего она выпалила:
- Как тебе нравятся... как их? Ну, которые с мутью! - слетело с губ, которые только что целовал.
- А что? - насторожился.
- Возрадовались-то как!
- Чему?
- Ты что, газет не читаешь?
- Мало ли какую чепуху в газетах печатают!
- Я о Нобелевской!
- И что же? - снова не понял.
- Его (о ком она?) у нас, видите ли, обижали! И имя изменит, фамилию жены, если своя явная, возьмет, и пластическую операцию сделает, чтобы нос не выдавал, и начисто голову сбреет, чтобы ходить в парике, если волосы явные, курчавые и рыжие.
Покончив с ними, избранными, взялась за эрмов: обнаглели, пролезли, и первые помощники, и первые замы... и пока Мустафа пытался остановить крушенье эротических своих видений, его чистая аранка нагнетала иные страсти, думая, что угождает Мустафе, ибо какой аранец не возрадуется, если при нем ругают эрма (как и эрм - аранца), а про тех, первых, - дань общему веянию.
- Чего ты молчишь?
- Зря ты это затеяла.
- Нет, не зря: самые древние - они и самые зловредные! И ничто их не берет: ни войны, ни погромы, ни наводнения... - Недавно разлились реки, думали потоп, тыщу лет такого не было. - Поделом эрмам все=таки досталось!
- Можно подумать, - не хватало еще спорить с женщиной, лежа рядом), что тебя лично кто-то из них обидел.
- Ревнуешь? Я бы!.. - вспыхнула, нехорошо запахло у нее изо рта.
- Ладно, успокойся... - И желание угасло.
Недавно поцапался Мустафа с одним типом в чайхане неподалеку от своего подполья (за одним столиком оказались) - почти в те же дни, как с той аранкой расстался. И оба - известный игролог и новоявленный, как потом узнал, лидер, множество их нынче, фамилию слышал, а портрета видеть не довелось (при д-ре Новом перестали вывешивать) - друг друга в лицо не знали.
Кажется, тот усомнился: действительно ли Мустафа - аранец.
- Разве не похож?
- Если честно, нет.
- А на кого?
- Ну... - тот заерзал=замялся, и Мустафа, привычный к таким вопросам, заметил, что когда приехал сюда учиться, то (глядя на его усы, сбрил их потом, Нора настояла - кололся очень) спрашивали:
- Вы гюр?
- Нет.
- Эрм?
- Снова не угадали.
- Так кто же?
- На Кафе, - я им, - еще аранцы живут... Нас тогда знали плохо.
- Зато теперь знает весь мир, как шашлычные здесь открыли.
- Про цветы еще скажите!
- А за цветы спасибо! - Ирония? Почувствовал, что собеседник сердится. - Впрочем, и за шашлычные тоже.
- Вы, очевидно, приняли меня за... - нейтральное бы слово! - масона?
- Да. - Надо отдать должное: покраснел (не все еще в нем потеряно).
Потом говорили про всякие анти и шовио, выйдя на нулевой цикл, с чего любая стройка начинается, будь дом или государство, - к тому, чье имя на устах, буквы вкривь и вкось (муми, ни одной собственной ткани): отыскалась частичка этой мути!
Сыплет именами, вычитывая, словно с листа (так приобрел популярность, в лидеры выбился), - сначала отцовскую линию, тут одна тьмутаракань лесная или степная, а потом материнскую - вот она, муть, меж скандами и шотлами, в третьем колене, ноль целых столько-то, и в ней, мол, дьявольский зуд рушить и казнить.
И о дальнем стратегическом умысле перемешать всех, и чтоб в каждом была эта муть: способные к адаптации, расширяют ареал, и потому особенно опасны для коренных этносов.
- Ну и что же? Вытравлять?
- Увы, упустили момент, надо бы сразу!
- Смерть помешала?
- Чья? - насторожился.
И тут Мустафа выпалил насчет показательной казни, которую готовил Самый:
- И где! На Горбатой площади!
Нить утерялась, а скулы-то у собеседника... - в каждом сидит, притаился в генах, скуластый тартар.
- От ваших, - заметил Мустафа, - умозаключений... э... как вас?
- Неважно! - огрызнулся тот.
- ... пахнет, будто шерсть на баране жгут.
- На костры намекаете? Печи?
- Можем и пофилософствовать. К примеру, о филиях и фобиях.
- Мы их пригрели, а они, неблагодарные, носы воротят (и никто, мол, эту антиномию не решается постичь).
- Многие филии частично объясняет теория КаэН, не находите?
Не знает! В Вышке потому что не учился - хромает в теории, эмоциями берет, хотя, на эмоциях - и КаэН.
- Именно это, - и расшифровал: Комплекс Неполноценности, - подвигает (по Адлеру) ко всякого рода акциям во имя... - Умолк.
- И все-таки, - угасает в собеседнике пыл, - надо прежде всего очиститься.
- Идея не нова, ее не раз отрабатывали.
- Презумпция доверия? - ввернул, перебив Мустафу.
- Ну да, не проще ли опереться на готовую мудрость, которая апробирована, и не только на словесном, кстати, уровне.
- Извините... - прервал Мустафу (неожиданно появился третий, кого ждал). - Сударь!..
- О! Кого вижу! - обрадовался тот, увидев Мустафу. - Дорогой мой учитель!.. - из игрантов, и расшифровал, представляя их друг другу: только что в глазах у собеседника был гнев, веки даже покраснели, не выспался будто, а тут разулыбался:
- Такая честь... - этикет, не более.
Игрант - особый: многие из бывших учеников нынче на ключевых коммербанковских ролях, и кое=где Мустафа представлен экспертом=специалистом в Президентском совете (за красивые глаза?), консультантом в Совете директоров (может, за цвет волос - то ли иссиня=черных, то ли серебристо=седых?)... - призван замысловатым стилизмом повысить рейтинг благотворительности в процессе, так сказать, фондирования, и легко на солнечной машинке, кнопками раз=раз, умножить, приплюсовать, вычесть... минимум вычетов! получить, какая за год сумма, вполне достаточная (кроме зарплаты, она символична) для безбедной (?) жизни.