Борис Можаев - История села Брехова, писанная Петром Афанасиевичем Булкиным

- Товарищ председатель, а вот как мне быть? Медаль оторвалась, а эта самая висит?! - Он показал на приколотую к пиджаку колодку.

- Документы на медаль есть? - спрашивает Петя Долгий.

- Какие документы? У меня паспорта и то нет.

Просто смех!.. Между прочим, с последней наградой моего брата Леванида тоже получилась забавная история. Но тут надо отступ сделать.

Прошлой осенью произошел затор по мясу. Скота много развели, а девать его некуда. В заготскот, государству - не берут: мясокомбинаты перегружены. На рынок везти - не продашь. Трава выгорела, сена не заготовили. Кто же купит корову в зиму? Вот Феня, жена Леванида, и говорит моему брату:

- Давай продадим корову-то, а телочку купим. Уж больно она здорова. Это ж не корова, а прямо Саранпал. Она сожрет нас в зиму-то.

Ну, Леванид и в заготскот, и в район... мыкался, мыкался да ни с чем и вернулся. В тую пору бреховские сочинители Глухова и Хамов частушку пустили по народу:

С коровенкой бабка Таня

Ходит осень без ума;

Ей с района отвечают:

Мясо, бабка, ешь сама.

И вдруг приходит разнарядка на бреховский сельсовет: "Принять двух коров".

Ну, Леванид в сельсовет. Ходы знакомые. И авторитет у него все ж таки имеется. Отвоевал он одну разверстку. Несет домой в нутряном кармане, что твою путевку на курорт.

Ладно, пригоняют они по этой разверстке свою корову в заготскот. А им говорят:

- От своих мы не принимаем коров. Надо прививку против ящура сделать да две недели выдержки дать.

Сделали они прививку. Проходит две недели - пригоняют опять в заготскот. А им и говорят:

- У нас прием закрыт. Исчерпали, значит. Гоните свою корову на базу в Пугасово.

Батюшки мои. За сорок верст киселя хлебать. Но делать нечего. Повязали они веревку корове на рога, буханку хлеба под полу и пошли. Один за веревку тянет, второй подгоняет. Целый день пихтярили. Вот тебе, пригоняют на базу, а им и говорят:

- Где ж вы раньше были? У нас уж партия того... уклепонтована. Пригоняйте в конце месяца.

Ладно, приходит конец месяца, сложились они втроем, наняли грузовик, потому как снег уже выпал. Загнали они коров в кузов, а борта у него низкие. Вот тебе тронулся грузовик - коровы в рев да через борта повыпрыгивали. Леванидова корова упала на голову и рог сломала. Что тут делать, головушка горькая? Бегали они бегали, нашли военную машину с высокими бортами. Договорились. Только собрались коров грузить - является рассыльный: "Дядя Леонтий, тебя в сельсовет вызывают". - "Зачем?" - "Не знаю, а только наказывали - срочно явиться".

Приходит Леванид в сельсовет, а там сидит подполковник:

- Вы Булкин Леонид Афанасиевич?

- Я самый. В чем дело?

- У меня, - говорит, - награды ваши. Двадцать три года разыскивали вас насчет вручения орденов. И вот наконец вы нашлись.

- Да я сроду не скрывался нигде, - отвечает Леванид.

- Вас никто не подозревает. Только бумаги ваши долго ходили. Значит, вы награждаетесь орденом Отечественной войны первой степени и орденом Красной Звезды.

- Спасибо, - говорит Леванид.

- Надо отвечать - служу Советскому Союзу!

- Да я уж позабыл. Служба моя теперь вокруг бабы да коровы. Давайте ордена!

- Оба нельзя. Тут одна неувязка. Ваше отчество Афанасиевич?

- Так точно.

- Вот видите. А здесь в одном документе записано Афанасиевич, а в другом Аффониевич.

- Так, может быть, это не я?

- По всему видать, вы. И год рождения ваш, и место рождения... только отчество Аффониевич? Этот орден Красной Звезды мы отправим обратно в Москву и сопроводиловку пошлем, где укажем, что вы не Аффониевич, а Афанасиевич. Там исправят и пришлют обратно. Вы согласны?

- Согласен. Мне можно идти?

- А второй орден! Этот мы вам вручим.

- Ну, давайте! - Леванид протянул руку.

- Так просто из рук в руки орден нельзя передавать. Надо представителей власти собрать. Торжественную обстановку сделать. Тогда и вручим вам этот орден.

- Да мне некогда ждать торжественной обстановки, - говорит Леванид. Мне корову надо грузить.

- Корову можно отложить.

- Никак нельзя. Два месяца ждал.

- Ну как же нам быть? И мне надо в район ехать... Тогда вот что! придумал подполковник. - Накройте стол красной скатертью, над этим столом я вручу вам и орден и руку пожму.

Наш председатель сельсовета Топырин достал из сундука красный материал с лозунгом, расстелил обратной стороной на столе, и подполковник вручил Леваниду орден.

Пришел я к нему на другой день - орден на столе.

- Ты чего это достал его? - спрашиваю. - Любуешься?

- Испытание проводил. Я все думал, что орден первой степени из золота сделан. Но вот рассмотрел его, покусал... Простой металл.

И он стал рассказывать мне, как сдавали корову, и сколько она скинула в живом весе за последние два месяца:

- Была корова, как печь. А пока сдали ее, мослы выщелкнулись.

ПРО МОЮ ЛИЧНУЮ ЖИЗНЬ

Трудовая автобиография советского человека иной раз осложняется личной жизнью. То есть ежели вы, к примеру, выпимши поскандалили, стекла повыбили или кому-нибудь по шее заехали, а то, может, на стороне зазнобу завели и в свободное от работы время уклоняетесь от исполнения семейных обязанностей - все это и называется личной жизнью. Личная жизнь разбирается на партийном бюро, а ежели вы беспартийный, то на правлении колхоза или на товарищеском суде. Из чего следует, что личная жизнь есть язва на теле общества, то есть пережиток.

Заболел я ей, можно сказать, случайно. И ведь горя не было б, кабы я свою Маруську не любил. Она хотя и скандальная у меня особа, но хозяйство держит исправно, напоит тебя и накормит вовремя, и спать уложит. Так что Маруську я не променяю ни на какую личную жизнь. А повело меня на уклонение от семейных обязанностей, должно быть, с устатку. Весна выдалась трудной...

Сижу это я в кабинете один, в сумерках. И вот тебе заявляется пасечница с дальней корабишенской пасеки и подает мне акт. Читаю: "Акт составлен ниже в следующем, в том, что вчера при свете приехали ко мне на пасеку начальник охраны Хамов Леонтий с братом Михаилом и стали якобы проверять меня на сомнительные ульи. Леонтий ходил по ставу и хлестал по ульям кнутом насчет выявления сомнительного улья. Якобы один нашел. Открыли его, мед взяли и бросили раскрытым. А другие пчелы набросились и уничтожили весь рой..."

Читаю и смотрю я не столько на бумагу, сколько на саму пасечницу, - в хромовых сапожках она, икры голенищами обтянуты, как резиночками - не ноги, а прямо калачи ситные. Фуфайка зеленая распахнута, и кофточка розовая на груди с просветом, аж лямки лифчика видны. Волосы в пучке на затылке, что твоя копна высится, брови черные с росчерком, как крылья от серпочка... Брат родной! У меня аж во рту пересохло и в ушах зажухало: "Жух, жух, жух!" И вспомнил я, как в армии на турнике солнце крутил... Плечи расправил, смотрю на нее, как одурелый. А она стоит, избочась, да прутиком о голяшки сапог хлысть, хлысть. И повело меня на уклонение...

- Катерина Ивановна, - говорю, - какое же у вас мнение о председателе, то есть обо мне? Разве можно вам стоять в моем присутствии? Это было бы неуважение с моей стороны. Садитесь на диван.

А она мне якобы сквозь смех:

- А может быть, мне скучно одной-то на диване сидеть?

- Это вы, - говорю, - напрасно сумлеваетесь. Со мной вам скучно не будет.

- Ну, шире - дале...

Муж у нее в бригадирах ходил - квелый мужичонка: ноги сухие и длинные, как палки в штанах, нос картошкой, глазки маленькие и кепка по самые уши, как на чучеле огородном. А бегал - на лошади не догонишь. Его и прозвали Дергуном...

Первым делом я отправил его на лесозаготовки - с глаз подальше. А сам пересел в седло, чтобы без свидетелей...

Бывалочи вечерком подтяну подпруги - и гайда! Седельце у меня было в серебряном окладе, лука низкая - сотню верст скачи - не притомишься. Только на опушке леса покажусь - она уж тут как тут, ждет меня моя касаточка. Я ее одной рукой с земли приподнимал и прямо в седло, к себе на колени. И везу куда хочу.

В омшанике мы сеновал устроили - постель под самой крышей на сене духовитом, да под пологом. Разденемся, бывало, донага, нырнем под полог, как в твою речную волну, и всю ночь челюпкаемся. Я, говорит, за то тебя люблю, Петя, что после ночки с тобой я день-деньской пластом валяюсь. Да и я ее любил, признаться, - в передовые пчеловоды вывел, часами ручными наградил и Почетной грамотой.

Все бы оно хорошо... Да беды не предвидишь, от нее не уйдешь, как от районного начальства. Вот звонят мне из района:

- Никуда не уезжай - к вам уполномоченный.

Значит, готовь лагун меду. Послал я за медовухой к Дуньке Сивой, сижу в правлении, жду.

Приехал, оказывается, корреспондент с фотоаппаратом - передовиков фотографировать. Тут я думаю: порадую-ка свою Катерину Ивановну. Сфотографирует он ее и в районную газету поместит. Парню этому я верил не раз выпивали. Опростали мы с ним вдвоем лагун медовухи и поехали к Катюше на пасеку.