Алексей Писемский - Горькая судьбина
Сотский. Народ тамотка согнал.
Исправник (стряпчему). Давайте спрашивать пока: что ж нам его дожидаться-то.
Стряпчий. Спрашивайте.
Бурмистр. Со старухи Матрены, может, ваше благородие, изволите начать.
Исправник. Да хоть с Матрены.
Бурмистр (сотскому). Давай сюда Матрену.
Сотский уходит.
А насчет болтовни, ваше высокоблагородие, вы и опасаться не извольте. Сами можете увидать: у меня не то, что старшим всем на рот замки повешены, а какие малые ребята были, так я и тех всех велел верст за тридцать отседова увезти, чтобы лишнего не наболтали.
ЯВЛЕНИЕ II
Матрена, робко входя, а за ней и сотский.
Бурмистр. Подходи тут ближе!.. Что рыло-то уж больно в землю уткнула...
Матрена подходит.
Исправник. Как тебя зовут?
Матрена (то глядя на потолок, то себе на ноги). Ну, батюшко... Господи.
Исправник (повторяя). Как тебя зовут?
Бурмистр. Матреной, ваше высокородие, верно так-с, - извольте писать.
Исправник. Да точно ли?
Бурмистр. Точно так - помилуйте, станем ли обманывать; для чего это.
Стряпчий пишет.
Исправник. Сколько тебе от роду лет?
Матрена (дрожа всем телом). Ну, батюшко... сударики мои.
Бурмистр. Да, старый пес, сказывай... что и того не говоришь.
Матрена (со страхом взглядывая на него). Я, батюшко, что!.. Помилуйте.
Бурмистр. Стара, ваше благородие, извольте писать. Живет только старая кочерга, а что оченно стара; на седьмой десяток, поди, идет...
Стряпчий пишет.
Исправник. Какой ты веры и бываешь ли на исповеди и у святого причастия?
Матрена (продолжая дрожать). Ну, батюшко, вестимо что...
Исправник. Что же такое вестимо?
Матрена. Вестимо, батюшко.
Бурмистр. Бывает, ваше благородие, извольте писать: и в великий пост, и в Успенки, чай, исполняет это... Давно уж, тоже, поди, к савану-то себя готовит.
Исправник (почесывая в голове). Каким это образом, бабушка, у тебя зять младенца-то убил?
Матрена (еще больше задрожав). Я, батюшко, что!.. Господи!
Бурмистр. Ее не было, ваше благородие, совершенно так, что не было... Сказывай, что ли, дьявол эдакой, что тебя не было там.
Матрена. Не было, господин бурмистр, не было.
Стряпчий (пишет). Не было, так не было.
ЯВЛЕНИЕ III
Те же и чиновник особых поручений - молодой человек с
выдавшеюся вперед челюстью, в франтоватом вицмундире, с
длинными красивыми ногтями и вообще, как видно, господин
из честолюбивых, но не из умных.
Чиновник (сотскому). Там я мужика привел!.. Задержать его, чтоб ни с кем тут не столкнулся... (Подходит с важностию к столу.)
Исправник (с некоторым подобострастием). Мы уж, извините, начали без вас.
Чиновник. И что же?
Стряпчий (молча пододвигая к нему бумагу). Показание вот-с!
Чиновник (пробежав бумагу). Гм! Ничего-незнайка, по обыкновению. Ну, ты у меня, старая, будешь знать.
Матрена. Батюшко, господи!.. Виновата... (Кланяется ему в ноги.)
Чиновник (толкая ее ногой). Прочь! Еще тут с поклонами!.. Нечего с ней проклажаться: вытащите ее и позовите сюда жену убийцы. (С важностью садится на председательское место.)
Бурмистр (сотскому). Волоки ее, паря, и позови сюда поскорей Лизавету.
Сотский уводит Матрену.
Чиновник (взмахнув глазами на бурмистра). Ты что тут за распорядитель и зачем здесь в следственной каморе?
Бурмистр (струся). Так как, значит, ваше высокородие, народ тоже, теперича, привел сюда.
Чиновник. Это дело земской полиции, а не твое... (Сильно вскрикивая.) Пошел вон!
Бурмистр мгновенно скрывается;
навстречу ему сотский вводит Лизавету.
Чиновник. Что ты ее ведешь таким образом? Оставь ее!
Сотский. Никак на ногах-то, ваше высокородие, не стоит: все, вон, и на помосте-то тут валялась.
Чиновник (строго официальным тоном). Ты ли жена Ананья Яковлева?
Лизавета. Я... грешница, грешница... (Склоняет голову.)
Чиновник (еще строже). С кем ты прижила незаконного ребенка?
Лизавета (с тоской, разрывая рубашку). Нету его, батюшка, моего красавчика, нету! Убили, отняли его у меня!.. (Склоняет еще более голову и, вырываясь из рук сотского, падает.)
Чиновник. Держи ее, дуралей!
Сотский (поднимая ее). Что все падаешь? Постой хоть немного перед начальством-то!
Чиновник. Притворщица какая, а?
Исправник. Какое уж тут притворщица... человек совсем, как видно, ошеломленный.
Сотский. В те поры, ваше благородие, как младенца-то убили, как ухватила его: руки окоченели... Я прибежал и едва, почесть, выцарапал его у ней, а теперь только то и вопит, что грешница да грешница... В рассудке что ли маненько тронулась?
Чиновник. Я приведу ее в рассудок. Она у меня сейчас опомнится. Я не из чувствительных и все знаю, как дело шло и происходило, сколько тут ни замазывали. Не пускать ее и посадить вот тут на кресло и позвать этого мужика из сеней... Я ей вотру в рожу краску, коли она совсем ее потеряла.
Сотский (отводя в сторону Лизавету и заглядывая в дверь). Кликните, ребята, Никона. (Сажает Лизавету на кресло.) Ну, садись вот тут... не хочешь ли водицы испить?
Лизавета бессмысленно на него взглядывает
и начинает опять всхлипывать.
Сотский. Ну-ну, не стану: нишкни только!
Чиновник (со злобою глядя на них). Ах, вы, шельма народ! Я всех вас переберу и земскую полицию тут же вместе... только пакости и мерзости заведены по всему уезду: убийство сделали да и убийцу убрали, чтобы совсем концы спрятать.
ЯВЛЕНИЕ IV
Те же и Никон.
Никон (показываясь в дверях и обращаясь к мужикам). О черти-дьяволы, право! Я завсегда могу быть перед господами чиновниками, - что вы?
В это время показывается Золотилов Никон вытягивается.
Золотилов. Позвольте, господа, мне побеседовать тут. Я, как местный предводитель, имею, кажется, на это некоторое право.
Чиновник. Сделайте одолжение... (К Никону.) Поди сюда...
Тот подходит неровными шагами.
Говори, что ты мне давича рассказывал.
Никон. Говорить надо-то, ваше высокородие, по-божески, значит: с Анашкой мы, теперича, ехали... мало разе у нас пановшины-то с ним было. Пьяный человек, известно, ваше благородие, колобродит.
Исправник (покачав головой). Сам-то бы лучше зенки-то хорошенько продрал; а то, ишь, рожа-то у канальи: чертей в лесу пугать.
Никон. Это верно так, ваше высокородие, потому самому, что я человек порченый: первый, может, мастер в амперии был, а чтобы, теперича, хозяина уважать... никогда того не моги: цыц! Стой! Слушай, значит, он моей команды... так ведь тоже, ваше высокородие, горько и обидно стало то: "На-ста, говорит, тысячу целковых и отшути ему эту шутку..." Человек, значит, и погибать чрез то должен, - помилуйте!
Чиновник. Имел ли господин ваш связь с женой Ананья?
Никон. Было, ваше высокородие, совершенно так, что происходило это: барин у нас, помилуйте, молодой, ловкий... А баба наша, что она и вся-то, значит - тьфу! - того же куричьего звания: взял ее сейчас теперь под папоротки, вся ее и сила в том... Барин мне, теперича, приказывает: "Никашка, говорит, на какую ты мне, братец, бабу поукажешь..." - "Помилуйте, говорю, сударь, на какую только мановением руки нашей сделаем, та и будет наша..." Верно так!
Чиновник (перебивая его). Действительно ли эта женщина имела незаконного ребенка?
Никон. Пригульной, ваше высокородие, мальчик был: не сказывают только, потому самому, что народ эхидный... Мы-ста да мы-ста; а что вы-ста? Мы сами тоже с усами... У меня, ваше высокородие, своя дочка есть... "Как, говорю, бестия, ты можешь?.. Цыц, стой на своем месте..." Потому самому, ваше высокородие, что я корень такой знаю... как сейчас, теперь, обвел кругом человека, так и не видать его... хошь восемь тысяч целковых он бери тут, не видать его.
Исправник (махнул рукою). Черт знает, что такое городит.
Чиновник (стряпчему). Запишите его показание...
Тот только взглядывает на него.
Золотилов. Я полагаю, господа, что нельзя этого записывать, потому что он мертвецки пьян, на ногах не стоит.
Никон (приосанясь). Никак нет-с, помилуйте! Я только то, что человек, значит, нездоровый: московской части, теперь, третьего квартала, в больнице тоже семь месяцев лежал, а там, как сейчас привели нашего брата, сейчас его в воду, в кипяток самый, сажают, за неволю, батюшка, Сергей Васильич, у кажинного человека расслабят всякие суставы в нем какие есть.
Чиновник. Молчи! Это, наконец, не служба, а каторга становится.
ЯВЛЕНИЕ V
Те же и Давыд Иванов.
Давыд Иванов. Ананья, ваше благородие, я поймал и привел.
Чиновник встряхивает головой.
Исправник (с удовольствием). Ну, вот, слава богу.
Сотский (крестясь). Слава те, господи!
Золотилов (Давыду Иванову с неудовольствием). Где же ты поймал его?
Давыд Иванов. Я, батюшко, Сергей Васильич, виноват тоже, значит: на своей полоске боронил, глядь, он и выходит из-под Утробина, из лесу. "Давыд Иванов, говорит, начальство меня ищут?" - "Ищут, говорю, брат". - "Веди, говорит, меня к ним, хочешь связанного, а хочешь так..." - "Что, я говорю, мне тя связывать".
