Потерянный альбом - Эван Дара

Эван Дара

Потерянный альбом

Evan Dara

The Lost Scrapbook

Fiction Collective Two

1995

THE LOST SCRAPBOOK

Copyrights © Evan Dara, 1995

© Kongress W press, 2022

© Cергей Карпов, перевод, 2022

Честь человеку — всякому человеку — делает истина.

О, дайте научить вас, как собрать

В единый сноп разбитые колосья

И в плоть одну разрозненные члены;

ПОТЕРЯННЫЙ АЛЬБОМ

— Да; определенно;

— Тогда как насчет медицины?..

— Вы меня слушаете? да; интересно; несомненно…

— Или прáва?..

— Конечно;

— Тогда лесоводство; и это?..

— Неизмеримо;

— И?..

— Глубоко…

— Или?..

— Страстно!..

наряду с морской акустикой, квантовой биографией и психогеологией, не говоря уже об их соответственных разделах; но вот что мне неинтересно, мисс Планшет — или мистер Язва, или миссис Бла-бла, или Зовите-меня-Кэрол, все вы, — так это ваши вопросы; даже у ваших тыкающих и ставящих галочки карандашей «Энох» шесть граней, мои дорогие определители: следите, что держите!; а интересно мне — почти исключительно — интересоваться, тогда как ваши редукционистские опросы предназначены лишь для того, чтобы ограничить крылья моего особняка:

— Скажите, какая книга произвела самое сильное впечатл…

история о суицидальном карьерном консультанте, о доктор Сфинктер; странное это занятие — решать, кем «быть»: в основном похоже на рассуждение, кем не быть; так избавьте меня от своей опеки, мои дорогие преуменьшатели, ибо я уже слышу, что вы скажете далее: что вскоре мне придется стать реалистом и принять неизбежное и что в конце концов я признаю скромное величие умеренности; в конце концов, скажете вы, дети могут совершать целеустремленные телодвижения, лишь когда овладевают своим судорожным неонатальным трепетом; учиться тянуться — это на самом деле учиться не делать ничего, кроме как тянуться; но пусть продолжается танец ватуси! говорю я; представьте, как бы мы двигались, коли б можно было освоить все это врожденное ерзанье:

— Но вы же знаете, что это невозможно; так, теперь вы не могли бы взглянуть на этот рисунок из заштрихованных клякс…

и вы увидите образ моего будущего; нет уж, сударь; а если я вам скажу, шелушащийся доктор Эспаньолка, что люблю славную игру в музыкальные кресла, то вы обречете меня на пожизненное на грузовом дебаркадере?; если я мимоходом пророню, что по дороге в ваши обшитые деревом кабинеты ушиб палец ноги о камень в Хопп-парке, делает ли это меня прирожденным отморозком?; приберегите ваши ТАТы[2], ваши тесты Стэнфорда-Бине и ваши тесты профпригодности для прирожденных сдавателей ТАТов, Стэнфордов-Бине и тестов профпригодности; не просите меня выбирать между классической филологией и промышленным кейтерингом, когда и то и другое сулит столько славного веселья; я хочу быть и судебным эпидемиологом, и администратором в отделе мужских чулок — только взгляните, как они, размером с 10-го по 13-й, висят на своих крошечных вешалках в виде буквы S:

— Все это, конечно, похвально; но, знаете…

— Но времени так мало…;

И потому, разумеется, это становится вопросом порядка, наилучшей организации лакомой последовательности; и я даже признаюсь в предпочтениях на сей счет; чем-то мне хотелось бы заняться в первую очередь, есть поприща, какие я горю желанием испробовать вперед манящих прочих; к примеру, скажем, всегда хотел управлять центрифугой; вот это принесло бы глубочайшее удовлетворение: отделять молоко от сливок, очищать отработанное моторное масло, извлекать тромбоциты из плазмы — это ли не почетное призвание; затем, посвятив себя постижению хотя бы одной частички беспредельных глубин центрифуги, я бы желал отметиться в антропологии; ибо я верю, что здесь, простите за нескромность, могу принести немалую пользу — более того, я верю, что нахожусь на грани существенных и значительных прорывов как в теории, так и в практике; да, допрошатели мои, смею вас заверить, это полная правда; ибо я — сам по себе, будучи независимым ученым, — дал новое определение Человека — да, его сáмого, — бесспорно, более строгое, чем любое доселе предложенное; забудьте о противопоставленных больших пальцах, пренебрегите владением орудиями, отложите способность к речи или абстрактное мышление — всего этого явно недостаточно; мое определение с легкостью превосходит эти вре́менные оборки точностью, всеохватностью и элегантностью; и вот оно: человек есть животное, которое ссыт, где не положено; и когда она обнародуется, когда эта свежая новая парадигма распространится и утвердится в умах, я уверен, что мой родной скромный Эдвардсвилл прогремит в антропологических кругах не хуже ущелья Олдувай!; что фамилия семейства Лики[3] покажется ближе к истине, чем все их пятьдесят семь лет труда на опаленной солнцем земле!; что мочеточник Билли Картера предстанет значительнее челюсти гоминида Лики! и вот что называется прогрессом, вот что считается развитием: ставить одну ногу перед другой, шаг за шагом; вот что считается достижением, вот что видят продвижением…; но нет: это не прогресс, это не достижение, это диаметральная противоположность: я есть человек на беговой дорожке, и все мои шаги не ведут меня никуда: я ничего не могу сдвинуть; прохожу мимо Беннетт-стрит, затем мимо Семинол-стрит, затем мимо Сансет, пока стекло витрин уступает прогнившим домам, уступающим зеленому простору Мидор-парка; но ничего не меняется, ничего не уходит: я никуда не направляюсь; я лишь симулирую расстояния, подделываю движение: действие лишь укрепляет стазис, старания — утверждают бессилие…

…И все это время, сопровождая на каждом шагу, в голове звучит Photographer, непрестанно мурлычущий из закрепленного «Волкмена»; хорошее произведение, оммаж Гласса Мейбриджу, минимализм на максимуме: с повторяющимися ритмами, бесконечно накатывающими снова и снова, музыка напоминает волну без движения, волну стоячую; вот что слушаешь — перемену и неперемену волны, а не какую-то проступающую мелодию: слушаешь не поверх, а внутри; нынче я часами просиживаю в Мидор-парке, гоняя