Спасибо, что вы были - Данила Андреевич Трофимов

Спасибо, что вы были

Хлеб с майонезом

Дима зашёл в лифт и поднялся на девятый этаж.

Лестничная клетка со облупившейся краской на застарелых стенах – белый верх, зелёный низ. Напротив лифта – лестница, ведущая на чердак. Мы там были однажды, там хорошо, ещё бы раз… Справа и слева – решётки, чёрные, массивные, за каждой по две двери.

Всё, всё, всё. Спокойно. Чего я, как в первый раз?.. Звонок – круглый, белая кнопка с копотью: кто-то зажигалкой поджигал. Под звонком цифры: один, семь, восемь. Наверно слишком быстро вот и нервно. Он позвонил в дверь, а потом спустился в пролёт между этажами, открыл окно.

В подъезде зашумело городом. Дима снял гитару, болтавшуюся в чехле из синтетической ткани за плечом, и прислонил её к стене. Достал из джинсовой куртки сигареты. Спокойно, спокойно… За окном – спальный район, таких в Москве – у-у-у!

Напротив – девятиэтажка, серая, в трещинах и тоскливая, как две грязных капли, точно такая же, в какой сейчас, выглядывая из бело-серого окна, стоял и курил Дима. Чуть правее девятиэтажки – школа, сверху похожая на большую букву «Н», внутри и снаружи такая же серая, незаметная, как и эти две девятиэтажки. Нравится, что когда она говорит, то может взять за руку, сесть на коленки, но это плохо, очень плохо.

На одном из балконов соседнего дома Дима увидел толстую женщину в белой ночнушке. Она сначала развешивала бельё, а потом ушла в комнату, и там кто-то ходил из стороны в сторону и резко размахивал руками. Ссорятся наверно, и зачем люди ссорятся…

Димин друг Яша жил в доме напротив. Родители Яши часто ругались, пока отец (бывший зэк) не допился до цирроза и не умер. На вопрос, зачем родители ссорятся, наверно, Яша бы ответил: «Чтобы их дети знали, как себя вести во взрослой жизни».

Сигарета кончалась, Дима с каждой затяжкой всё отчётливей чувствовал у пальца тепло огонька.

Как раздражают эти пальцы и ногти! Они аляпистые, пухлые и некрасивые. Медвежья лапа. Такими руками нельзя касаться её рук, тонких нежных с чёрным лаком, это ничего, что лак у неё иногда трескается, оттого они – руки – настоящие. Спокойствие.

От её рук всегда пахло чем-то сладким, и он, часто прислоняя после встреч с ней руку к носу, всё ещё чувствовал её запах. Она однажды сказала ему, что это за запах: запах сицилийского мандарина. Она сказала это тихо-тихо, как будто рассказала секрет всей жизни и при этом игриво улыбнулась, а он восторженно повторил: «Сицилийский мандарин!» Дима старался не курить левой, той рукой, которой больше всего пахнет ею. Хотя он был левша и курить привык левой. Её запах хотелось хранить до самой ночи, чтобы, засыпая, чувствовать, что она за несколько километров, в другом доме, в другой постели спит, а всё равно рядом. И не одиноко сразу, и хочется засыпать, и засыпается спокойно. Сегодня она снова будет сидеть на коленках, я опять поведу её до дома, и мы будем ехать в лифте, и… Спокойствие, тормози. Заходя в лифт, он услышит, как гремят ключи, которыми она с обратной стороны закрывает решётку на лестничной клетке, и в этот момент опустеет всё: опустеет подъезд, опустеет дом напротив, опустеет школа буквой «Н», опустеет весь мир…

Дверь хлопнула. Она вышла. Магическая, прекрасная. Как всегда.Диме очень хотелось разгадать её секрет, её магию, за которую любили её все, кто имел счастье поговорить с ней хотя бы несколько минут. Когда с ней говоришь, создаётся впечатление, что говоришь с родным человеком, от которого исходит теплота, искренность, участливость, светлость, доброта.

Сегодня у неё были распущены волосы. Они – чёрные и волнистые.

– Привет, Дим, – сказала она.

– Привет, Кать, – Дима выкинул сигарету в окно и закинул на плечо гитару.

Они вышли из подъезда, и он снова закурил. Гитару с собой взял, скорее, для неё, а не для себя, потому что сам одновременно петь и играть не умел. А она однажды как-то вдруг решила, что надо научиться петь под гитару, и научилась за две недели, плохонько, но научилась! И запела, по-настоящему запела. Дима очень любил слушать, как она поёт.

– Я купила вчера новую толстовку. Мне нравится, – сказала Катя.

– Как-то не очень своевременно. Тут в майке пока дойдёшь до магазина – уже весь мокрый.

– Ну, и не покажу тебе, значит, её.

– Нет, я очень хочу посмотреть.

– Хорошо, покажу потом. Она у меня дома. Сегодня у Ежа смена до пяти.

«Значит, – расстроился Дима, – долго не погуляем».

Катя на секунду взяла за руку Диму и сразу отпустила. Дима потянулся было за её рукой, но Катя убрала руки, бросив:

– Нельзя.

Дима кивнул.

Пока шли до метро, за ними увязалась дворняга. Сначала они не обращали на неё внимания, а потом Катя вдруг остановилась и спросила у Димы:

– Может, у тебя есть что-нибудь поесть?

– Бутербродов в чехле не завалялось, к сожалению.

Собака с оборванным ухом. Она приблизилась к Кате осторожно, и девушка погладила её по голове:

– Ты милашка! Извини, нет у нас ничего. Очень хорошая, ну-ну.

Ветер поднялся. Катины волосы распушились, и она спрятала от ветра лицо руками.

– А ты милый одуван! – рассмеялся Дима, едва касаясь Катиной руки. – Пошли. Или, хочешь, в магазин зайдём, купим ей чего-нибудь?

– Нет, надо идти, опоздаем. Ты извини нас, собака, нам пора.

На улице потемнело. Того и гляди дождь должен был пойти. Погода непредсказуемая какая-то. Вчера всё утро солнце, днём – ливануло, лило до вечера. Вечером облака почти разошлись. Остались только красивые: красные-красные, небо – маслом. Хороший знак, может подольше побуду с ней. Спокойно.

Вот бы уехать с ней. Чтобы по ночам не – электрички и грузовые поезда, лязги об рельсы, и ци-ци-ци – в серванте хрусталь, чтоб не серный запах, который несёт с отстойников станции аэрации. Жить бы лучше в центре. Чтобы квартира на Тверской, чтобы из окна был виден Александр Сергеевич Пушкин, чтобы обязательно была мансарда (слово-то какое!), на которую с утра выходила бы Катя. А Дима к ней сзади подкрадывался и чувствовал любимый запах, да? Да! Такое было бы счастье, счастье…

Они зашли в метро. Дождались поезда. Катя села, Диме места не досталось, он стоял над ней. Катя сидела с закрытыми глазами, веки её были в блёстках и чёрные. Дима злился на толстого дядьку, который развалился рядом с