Джалил Мамедгулузаде - Авось и возвратят

Мамедгулузаде Джалил

Авось и возвратят

Джалил Мамедгулузаде

АВОСЬ И ВОЗВРАТЯТ

В Баку я провел два летних сезона.

Каждому известно, что летом усидеть дома невозможно и потому всякий спешит на бульвар.

И я, подобно другим живым существам, ежедневно выходил на прогулку, спасаясь от невыносимой бакинской жары дуно-вением свежего морского ветерка.

И каждый раз, гуляя по бульвару, я оглядывался по сторо-нам в надежде встретить знакомого и в мирной беседе убить с ним время. По вечерам из-за разных дамочек невозможно ни гулять, ни сидеть, и я выходил на бульвар днем, разгуливал себе свободно, а к вечеру возвращался домой, потому что у меня, право, нет никакого настроения проводить время с дама-ми в садах и на бульварах.

А днем я мог встретить на бульваре только таких, как  я, литераторов или работников театра.

Годков этак пять тому назад, гуляя в жаркие летние дни по бакинскому бульвару, я часто наблюдал такую любопытную сцену: в одном из укромных уголков бульвара, ближе к набе-режной, сидели под деревом четверо мусульман. Обычно один из них держал в руках развернутую газету и читал, а осталь-ные, внимательно слушали. Одно обстоятельство казалось мне, однако, несколько странным: точно провинившиеся в чем-то, они постоянно оглядывались по сторонам, не то чего-то опа-саясь, не то ожидая кого-то.

В конце концов все разъяснилось, я с ними познакомился, узнал их близко и стал их собеседником. А случилось это вот как.

Однажды (я даже в точности помню - это было двенадца-того июня тысяча девятьсот двадцать третьего года) я искал по какому-то делу известного азербайджанского артиста Балакадаша, игравшего в сатирагиттеатре. Я заходил к нему домой, но не застал и отправился на бульвар, надеясь случайно встретить его там.

Гуляющих было мало, так как время было рабочее. Я про-шелся по берегу моря и повернул к Трамвайной улице. Еще издали я заметил этих четырех, сидевших, как всегда, в сторонке.

Говоря откровенно, они были мне несколько подозрительны, и я хотел было повернуть обратно, но увидел в конце бульвара Балакадаша, который шел мне навстречу.

После обычных приветствий я обратил внимание Балака-даша, коренного бакинца, на эту четверку и спросил, не знает ли он их. Балакадаш посмотрел в их сторону и стал смеяться:

- Ага, дядя Молла! Вот прекрасный случай... Идем к ним.

- Не пойду! - решительно возразил я.

Балакадаш с удивлением посмотрел на меня и продолжал:

- Клянусь твоей жизнью, это такая интересная публика, что ты обязательно должен с ними познакомиться.

Я не хотел было соглашаться, но мой друг так настойчиво тянул меня за руку, что я уступил, и мы направились в ту сто-рону. Один из сидевших встал и окликнул Балакадаша, мы подошли, поздоровались. Они поднялись все и предложили нам сесть. Сели. Балакадаш представил меня:

- Это мой хороший старый приятель, дядя Молла-Насреддин, - сказал он, конечно, вы не раз читали его юмористи-ческий журнал, читали, смеясь и, читая, смеялись.

Все они внимательно разглядывали меня и поддакивали Балакадашу.

После этого Балакадаш повернулся ко мне и стал рассказы-вать о каждом из наших собеседников:

- Дядя Молла! Ты сам посуди о превратности и коварстве судьбы-изменницы. Всего несколько лет тому назад эти самые наши друзья миллион-два за деньги не считали, а теперь... от аллаха не скрыто, от тебя незачем скрывать... а теперь совет-ская власть поставила их в такое положение, что у них нет де-нег даже на папиросы. Эх, судьба неверная!

Затем Балакадаш стал знакомить меня с каждым из этих "несчастных" в отдельности.

Из его рассказа выяснилось следующее: один из них - Гаджи-Хасад имел до Октябрьской революции четырнадцать караван-сараев и сто тридцать семь строений; все это имущест-во отобрано правительством, обрекшим старика на полуголод-ное существование.

- Сидящий с ним рядом - сабунчинец Умидбеков. Навер-ное, ты про него слышал, всякий его знал; в прежнее время от одних только нефтяных источников он имел годового дохода полмиллиона рублей.

Вот этот молодой человек с газетой - сын знаменитого миллионера-мукомола Талафхан-бека. Должно быть, и о нем ты слышал. Во всех крупных городах России работали его мель-ницы, кроме того, он имел еще несколько пароходов. Я сам ви-дел эти пароходы, плавающие и теперь вот в этом самом море.

А этот, что сидит со мной рядом, - мой старый приятель, гянджинский помещик Гаджи-Султан. В николаевские времена он прогремел по всей России. Градоначальнику Мартынову он как-то влепил на улице такую пощечину, что эхо ее дошло до самого Петербурга, а все-таки никто тогда не посмел тронуть Гаджи-Султанагу; да не может быть, чтоб ты об этом не слы-шал...

Окончив представления, Балакадаш наклонился к одному из них и таинственно прошептал:

- Гаджи-Хасадага, ни одной минуты не задумывайтесь... Клянусь вашей головой! Не сумеют сохранить, все вернут...

Я спросил Балакадаша, кто не сумеет сохранить и что имен-но вернут?

- Дядя Молла, сегодня какое число? - спросил мой друг, артист. Двенадцатое?.. Запомни это, но пусть останется между нами (он понизил голос), у "друзей" дела плохи, англи-чане опять взяли Чичерина за ворот и говорят или уплати долги, или уйди с дороги.

Я заметил, что мои новые знакомые от души радуются сооб-щениям Балакадаша.

Я молчал, потому что не знал людей, с которыми только что познакомился.

Балакадаш продолжал, обращаясь к ним:

- Талафхан-бекзаде, похоже на то, что у тебя есть какие-то новости, ты слишком углубился в газету. Если нашел что-нибудь интересное, прочитай нам, а насчет дяди Моллы не сомневайся...

Сын Талафхан-бека воровски огляделся вокруг и тихо спро-сил меня:

- Дядя Молла! Слышал последнюю новость?

- Какую новость? - спросил я.

- Как же! О ноте английского правительства Москве ниче-го не слыхал?

- Нет, я ничего не слыхал.

Сын Талафхан-бека опять посмотрел вокруг и вынул из кар-мана потрепанную газету. Я пригляделся и узнал выходящую в Баку газету "Бакинский рабочий".

Балакадаш наклонился к Талафхан-бекзаде и тихо сказал:

- Да не бойся, никого нет, почитай - послушаем.

Талафхан-бекзаде принялся читать. Вот что было напечата-но в газете:

"На запрос депутата лейбористской партии в английском парламенте о том, каковы в данный момент англо-советские от-ношения, лорд Керзон ответил, что ввиду отказа советского правительства от разрешения вопроса о царских долгах, на-дежд на улучшение англо-советских отношений не имеется.

Слушатели радостно воскликнули:

- Видите? Послушайте, ей-богу, долго не протянется. Балакадаш,  привыкший к сценическим позам, обратился к сидящим и патетически воскликнул:

- Вот я назначаю срок: да середины осени, дальше не до-тянут.

Все шепотом подтвердили:

- Иншаллах! Иншаллах!

Посидев с полчаса и побеседовав на те же темы, мы рас-прощались со словами: "Иншаллах, иншаллах".

Вот таким образом я познакомился с этими четырьмя контр-революционерами. Они знали, что советское правительство отобрало у моей жены четыре тысячи десятин поливной земли и потому считали меня товарищем по несчастью, ничего от меня не скрывали и сообщали все сенсационные новости.

Встречая меня на бульваре, они всячески выражали мне свои симпатии, усаживали рядом и заводили беседу.

Я не могу сказать, чтобы общество этих четырех господ было особенно мне приятно, но я не мог отказать себе в развлечении послушать "сенсации" вроде тех, что польские войска перешли советскую границу и захватили несколько городов; английские суда вошли в порт Архангельск; правительства Антанты начали блокаду Советского Союза; в самой Москве неурядицы и тай-ные волнения...

Однажды эта компания, встретив меня на бульваре, пригла-сила посидеть с ними.

- Ну что, дядя Молла? Нет ли у тебя каких-нибудь ново-стей?

Я отвечал, что, кроме газетных, никаких новостей не знаю.

Умидбеков хотел что-то сказать, но, осмотревшись вокруг, прикусил язык: в это время проходило несколько школьников. Когда школьники удалились, Умидбеков еще раз посмотрел по сторонам и спросил:

- Дядя Молла, неужели, читая эти газеты, ты не находишь в них никаких намеков?

- Я не понимаю, о чем ты говоришь... - ответил я.

Умидбеков достал из кармана помятую газету, все тот же "Бакинский рабочий", и прочел:

"Начальник Азнефти Серебровский выезжает в Америку для закупки усовершенствованных бурильных станков".

Я сказал, что никаких намеков в этом сообщении не вижу. Умидбеков рассмеялся и стал объяснять мне:

- Дядя Молла, Серебровский не за станками едет в Аме-рику, а для продажи бакинских нефтяных источников амери-канскому миллионеру Рокфеллеру.

Остальные три собеседника подтвердили толкование Умидбекова и спросили меня:

- Что ты думаешь об этом?

- Ничего не думаю, - ответил я.

Никак не могу забыть последнюю встречу с обиженными судьбой четырьмя моими собеседниками.