Николай Никитин - Черный хутор

Никитин Николай

Черный хутор

Николай Николаевич НИКИТИН

Черный хутор

Между Темными Воротами и Стаей - большая старая тяжелая дорога. Когда-то люди везли здесь пушки, и там, где не могла пройти лошадь, шли люди по пояс в воде, налаживая для пушек лесную гать. Замерзали, топли, гибли в болоте. Эти три версты сделаны из людей и дерева...

Это было тогда, когда, казалось, нет предела человеческому героизму, когда не мерилась жизнь медной копейкой, и не потому, что этих копеек не было и в заводе, а потому, что голая жизнь соперничала с голой правдой и человек совершал дела, часто не понимая их. Об этих славных днях напишет еще история, а поэты сложат поэмы про этих необыкновенных людей.

Сейчас же я хочу рассказать о том, как после отгремевшей веселой славы пришел скучный и расчетливый будень. Мне бы хотелось поговорить здесь о человеческой правде, о верности, о любви, об этом простом, как булавка, что поверяется на малых человеческих делах, и лучше на малых, чем на больших, но пусть - нарочно линем это куда-то, чтобы не путалось оно под ногами, и, освободив себя от надоедливых рассуждений, будем тише деревенского утра. Будем только созерцать.

В декабрьских пожнях за старой дорогой у этих трех верст, в узком кинутом поле - скореженной кожей среди белого поля торчит темный двор. Издали можно принять его за кирпичный заводик. Так он уныл и суров. Мужики из соседних деревень зовут этот хутор Черным. Богатый двор стоит, как точный квадрат, как по плану разбитая крепость: два дома, обшитые тесом, амбары, овин, хлева - перетянуты наглухо крепкой из бревен стеной. Лишь в двух местах воротами прорвана эта стена - слева за левым домом и справа за правым. В этих домах со своею семьею живет эстонец Карл. В правом доме - сам Карл со своею хозяйкой, а в левом - ребята и бабка. И под каждым крыльцом каждого дома конура для овчарок.

В правой - Камп и в левой - Клейпа, две рыжие веселые и сильные собаки на богатом хуторе. По всему полю слышен их лай.

Целыми днями Карл ругается и поет за работой. А ночью изредка вьется дымок во дворе, и острый, как пот, запах стелется к дороге. Значит, Карл гонит водку.

Вокруг двора - большое картофельное поле, картофель убран давно, и темная земля, сквозь тонкий снег, смотрит разрыто и неуютно. В конюшне крепкие, рослые лошади медленными губами перетирают клевер. В хлеву круглые коровы тихо роются в кормушках, твердо зная часы пойла и корма. В ржаное поле летят вороны. Буби - глупый рыжий щенок, приплод от Кампа и Клейпы, нюхает воздух, землю и ветер. Он еще очень мал. Он боится ворон и чужих лошадей. Лапы у него мягкие, будто без кости, и круглый день неугомонно носится он, как на мячиках.

Эту ночь Камп спал очень плохо.

Началось так. Вечером дети Карла собрали у овина солому, щепки, бересту и развели огонь. Дети прыгали у огня, и веселый ветер, наскочив на костер, помогал им. Трещала кора, пуская узкие желтые стрелы, и снова свертывала их в трубочку. Потом ветер загреб горсть искр и вместе с легкими пучками соломы покатил их в сумерки по двору. И когда, громко смеясь, обрадовались этому дети, Камп испугался. На лай его кинулась Клейпа, остановилась издали и повторила то, что пролаял Камп. Поняла Клейпа, что Камп не будет беспокоиться напрасно. За все долгие семь лет, проведенных вместе, Клейпа не помнит случая, чтобы Камп беспокоился зря. Много было рожено щенят, много прошло историй, исчезали щенята, забывались истории, и оставалось всегда одно: Камп. Клейпа привыкла верить Кампу и в любви и в беспокойстве.

Хозяина Карла ждали зима и охота. Карл сидел в правой своей избе и, тихонько мурлыкая, чистил ружье. Промазав салом замки, подумал он, как будут на охоте весело щелкать курки. И когда залаяли псы, он вышел из избы, и, увидев бегущие по земле огненные шарики и огонь у овина, он кинулся к костру. Ребята бросились от него, но он догнал каждого и прикладом ружья побил ребят. И ругался на весь двор, и даже в поле летела его ругань, как хлопья. Потом подошел к костру и сапогами затушил костер, примяв в землю золу и уголья. Ребята кричали, точно щенки, и Камп слышал, что даже в избе не могут они успокоиться, и тут Кампу стало жалко ребят. Он совсем не думал выдавать ребят. Он залаял, чтобы предупредить их. Но когда Клейпа, не выносившая плача, тоже стала подвывать, Камп остановил ее. Он не любил тоски и беспорядка. Камп подумал: хозяин чистит ружье, значит - скоро будет охота.

К ночи закрапал дождь. Карл с крыльца оглядел небо, покачал головой и сказал что-то, чего Камп не расслышал за ветром. Камп подошел к нему, ткнулся в колени к хозяину, и Клейпа тоже прибежала к Карлу, чтобы прижаться к человеческим коленам. Карл приласкал собак, потрепав их за уши, и ушел в избу, взяв с собой Буби. Буби спал всегда в сенях. Буби было всего три месяца. Хозяин его жалел. Ночью всегда индевели поля, и Камп знал, что для Буби в сенях удобнее, теплее и мягче спать.

Камп пролез из-под крыльца дальше - под пол, к трубе. В холодные ночи очень приятно лежать, прижав спину к накалившимся за день кирпичам трубы, думать о том, что скоро опять придет зима и землю засыпет белым сырым снегом. А ночи станут еще чернее. В такую ночь приятно думать, что у тебя есть еда, теплая труба и хозяин. И надо чутко слушать - не ходят ли у ворот чужие. Каждый чужой ночью становится вдвойне опасным. Ночь страшная и темная. Ночью свои собираются в кучу. И каждый должен спать. Тот из чужих, кто не спит ночью, уже подозрителен. Зимою, правда, меньше работы. Летом и Кампу и Клейпе приходится пасти скот, но по летам ночи короткие и теплые. Так прыгали у Кампа мысли. Они как блохи, их никак не поймаешь, их трудно поймать. Потом он думал о лисе, дважды подкапывавшейся у задней стенки двора, ближе к птичнику. Но вот по снегу, за большими морозами начнут ходить волки. Это будет серьезнее. Но не время Кампу бояться волков, еще крепки зубы, и широка грудь, и сильны лапы. А когда рядом Карл, тогда совсем нечего бояться. Если идешь с человеком, можно бросаться на целую стаю: у человека есть ружье, он приложит его к плечу, прицелится и страшным ударом убьет огнем волка. Человек - самое сильное, он никогда не выдаст никого своего, и за человека можно быть спокойным. Но вот иной раз неизвестно, что делается с человеком, - он начинает бить и сердиться; тут никак не поймешь его поступков. Если это бывает, когда Карл пьян, тогда лучше к нему не подходить, от него нехорошо пахнет, он может и приласкать и ударить - лучше быть осторожным. Недавно Карл вернулся из города очень пьяным, и Клейпе попало, когда она хотела приласкаться к нему. Клейпа глупа и доверчива и часто забывает, чему ее учит Камп. Но вот тоже недавно Камп не понял, почему хозяин Карл швырнул в него кирпичом. Был очень хороший, теплый день, солнце было почти горячее. Жена Карла расстелила по лугу белое полотно. Тут с ребятами играли Камп и Клейпа. Было очень весело. Ветер играл концами белого сырого полотна. Ветром хлестало полотно, и, чтобы его не раздувало, хозяйка разложила на концах кирпичи. Клейпа побежала от ребят, ребята за нею. Клейпа попала в лужу и от ребят бросилась на полотно. По белому полотну от лап Клейпы побежал желтый собачий след. Камп кинулся за ней. И от его лап тоже оставался хороший след. Тогда Камп стал прыгать с Клейпой, и следов становилось все больше. Вдруг ребята испугались и кинулись от них к матери и закричали, и тогда закричала хозяйка, и на крик выбежал Карл. Камп остановился, и Клейпа покорно легла на брюхо. Хозяин подбежал и, схватив два кирпича, швырнул их в голову Кампу. Это совершенно непонятно.

Но все-таки человек добр - он дает есть. И надо ему служить, надо слушаться его окриков, в беде надо предупреждать его, быть внимательным, осторожным, верным. Человек все-таки добр. Он заботится о скоте, о детях, о собаках, он жалеет Буби. Человек имеет ружье, он носит за плечом смерть, и потому даже лесные звери боятся его. Он распоряжается огнем и землей, он владеет машинами, хлебом и большими домами. И не потому ли он равнодушен, что всю силу земли он держит в своих руках, как кость.

Ночью бегала по двору Клейпа. Иногда поднимался лай. В голосе Клейпы не было страха. Отсюда - за полверсты - по дороге, наверное, проходили обозы. То возвращались в деревню мужики. Можно было бы и не беспокоиться, можно тихо сидеть и дремать, поджав лапы под брюхо. Правда, Карл не любит людей из деревни, и часто с проезжающими мужиками он заводит шум, и тогда хозяин Карл надрывается и краснеет, а проезжающие мужики хлещут кнутом землю. Но ведь Карл не может бояться людей из деревни. И сейчас, ночью, Клейпе нечего бояться телег. Хозяин Карл спит в доме, за печкой висит ружье, с этим ружьем - попозже, когда захрустят снега, - Карл пойдет на охоту. Это бывает каждый год, и в этом году будет так же, как и в прошлом. Будет раннее утро, белые пожни, синие сосны в пуху, и на жестком снегу заячьи лапы, - хозяин зовет их восьмерками. Пахнет лес деревом и землей. Долбят дятлы. Скрипят ветви, задевая друг друга лапами. Камп наметит тропу и пойдет по этой тропе впереди хозяина Карла, приглядываясь к розовым пням, принюхивая кем-то помятый снег. Лесом пересекут они не одну поляну, подымая черные гнезда, пронесутся тяжко над головой каркающие птицы, но хозяин Карл, равнодушный к птичьим тревогам, скользя спустится к застывшему ручью и долго будет ходить, опустив глаза в снег. Потом остановится и, взяв Кампа на ремень и подтянув в кулак кожу ремня, пересечет мутный, как похлебка, лед, чтобы уйти за волчьим следом в чащу соседнего леса. И когда зверь с серой шерстью, наткнувшись на них, остановится, Карл придержит Кампа; так простоят они секунду, и после Карл спустит Кампа на волка, и Камп бросится в ельник, как камень. Камп знает конец этого дела. Карл приложит ружье к плечу, треснет, как ветка на морозе, затвор, упадет выстрел, и в ельнике рухнет с пробитой грудью старый серый волк. Тут же Карл ножом снимет шкуру и швырнет для Кампа мясо, но Камп не станет есть этого волчьего мяса. Человек, конечно, добр и силен. Камп посмотрит на хозяина Карла, а Карл посмотрит на Кампа, и засмеется хозяин Карл, и Камп, поняв, чему он научился от хозяина, кинется к хозяйским коленам, чтобы лизнуть человека, и Карл, заметив кровь на губах Кампа, осторожно отстранит его рукой. И станет весело Кампу, увидевшему в хозяине оправдание своей ненависти и радости. Камп, потонув в сугробе по брюхо, вдруг взволнованно крикнет вверх, к желтым перебегающим в солнце верхушкам, там, где молчат сейчас дятлы, и лай убежит в глубь леса. Тогда хозяин сдержанно прихлестнет Кампа ремнем.