Алексей Толстой - Случай на Бассейной улице

Толстой Алексей Николаевич

Случай на Бассейной улице

Алексей Николаевич ТОЛСТОЙ

Случай на бассейной улице

Рассказ

На первый взгляд происшествие на Бассейной улице ничем особенным не отличалось от десятка подобных же нарушений уголовного кодекса. Любопытство к этому делу появилось, когда следователь, прокурор и судьи увидели лица участников преступления, услышали их откровенные показания, вникли в детали и от них поднялись к самым широким обобщениям. Решение губсуда прошло под несомненным впечатлением речи защитника. Он начал так:

"Нити преступления нужно искать там, откуда была привезена фильма, которую с таким, я бы сказал, религиозным вниманием пять раз смотрели подсудимые... Позвольте отойти немного назад и нарисовать истинную картину всего этого происшествия..."

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

В черных, как ночь, широких и мокрых тротуарах отражалась бессонная жизнь Больших бульваров. По асфальту, отраженным огням, по кровавым от огней лужам летело множество женских ног, и летели в бездонных зеркалах тротуаров опрокинутые эти ноги, короткие юбочки, шелковые плащи. Казалось, вся жизнь, как мрачный, возбуждающий сон, перевернута кверху ногами. Во всяком случае, так воспринимал ее Жиль Боно, тащившийся сбоку тротуара, опустив голову, засунув руки в бархатные штаны.

По профессии Жиль Боно был негодяй. Если бы не полицейские, если бы в особенности не полицейские на велосипедах - он бы многое мог позволить себе в этом городе, несмотря на расшатанное здоровье (хроническая гонорея, катар кишок и нервная чесотка). Но Боно был не глуп и отважен. Он получал пенсию (сто пятьдесят франков) за ранение на войне, и эти гроши позволяли ему не кидаться очертя голову на слишком рискованные предприятия.

Хотел он многого - всей этой роскоши, которая проносилась в длинных машинах по озаренным, как бальные залы, бульварам Парижа. Но больше всего хотел женщин. Надушенные, нежно-розовые, в драгоценных мехах, сучьеглазые женщины мучили его до потери сознания. Он знал, сколько стоит любовная судорога с любой из этих красоток, и только шуршал осколками зубов, глядя с края тротуара, как лезет из машины длинноногая полуголая девка, мотающая сегодня ночью доллары или фунты. Жиль был уверен, что и болен-то тремя болезнями только оттого, что кровь в нем вся в сгустках, вся сдохшаяся от желаний. Он шел, подергивая спиной от озноба, втягивая ноздрями запахи толпы. Брел без цели, без определенного плана, как зверь, пробирающийся тропической ночью в джунглях.

Впереди разливалось розовое сияние. В его свете изнемогали, бледнели все огни. Женщины, проходившие сквозь этот свет множества ртутных ламп у вестибюля кинотеатра, казались восковыми, глаза их сверкали, как стеклянные. С боков входа стояли два щита с пестрыми афишами: "Убийство на улице Вожирар". Фильма - как фильма, не гвоздь сезона. Но почему-то Жиль остановился перед щитом и, помигивая воспаленными веками, долго рассматривал рисунок - господина во фраке и в полумаске: с окровавленным ножом этот франт перешагивал через труп лысого старика. "Забавно, подумал Жиль, позвенев деньгами в кармане штанов, - забавный сюжет". Он вытащил горсть меди и вошел в вестибюль.

Стоит ли описывать эту кинокартину? Сын банкира и его жена - образец приличной женщины, склонной к слезливости. Затем - таинственный красавец нефранцузского происхождения; он хочет обольстить жену сына банкира, чтобы завладеть капиталом. Затем - куртизанка, которая живет среди сумасшедшей роскоши. В сценах домашнего быта этой куртизанки французская индустрия напустила золотой пыли в глаза, - в полутемном зале только поахивали. Таинственный красавец, конечно, сводит сына банкира с куртизанкой. Жена сына банкира отказывается от пищи и при среднем сочувствии зала тает в слезах. Сын банкира, конечно, проигрывает в карты и на скачках, - где опять громко заявляют о себе дома больших портных и индустрия-люкс. Он готов на преступление. И вот - преступление совершается. Вначале все уверены, что лысого старика, ростовщика, убил сын банкира. Но это было бы нехорошо со стороны сына банкира, и выясняется, что убийца - тот самый таинственный красавец.

Когда это окончательно стало ясно, Жиль громко засмеялся.

- Чепуха! - сказал он соседке справа. - Это просто шикарная реклама: перекачивать кружочки из Америки и Лондона. Но здесь ни слова правды, кроме того, что парень, пришивший старичка на улице Вожирар, ушел от руки полиции. А вот заснять в кино историю, какой она была на самом деле, - вы помните, мадемуазель, в ноябре прошлого года весь Париж кричал о "кровавой работе" на улице Вожирар, - о, изобразить все те подробности - получилось бы гораздо смешнее. А это - для иностранцев...

До конца сеанса Жиль издевался над картиной. Выходя из театра, он закурил сигарку и с минуту постоял в широком подъезде, залитый ослепительным розовым светом. Пусть девочки, бегущие в телесных чулочках по зеркально-черному асфальту, обернутся восковыми мордашками, скользнут стеклянными глазами по его штанам, по его кепке, по его выдавшемуся подбородку... Вот он, Жиль Боно, никому неведомый человек, о котором, несмотря на это, сочинена чепуха в двенадцати частях и трех сериях из жизни банкиров. Это он, Боно (направо и налево), на афишах перешагивает во фраке и полумаске через труп, и вот он стоит живой перед вами... Хе-хе...

Боно действительно имел некоторые основания погордиться на подъезде театра, потому что в ноябре прошлого года на улице Вожирар он, Жиль Боно, без сообщников, зарезал бритвой одинокого старика консьержа, ограбил его на десять тысяч франков и с тончайшим искусством замел следы.

Да, это была минута славы, но одинокой. И в кармане осталось от славы четыре су, то есть не хватит и на рюмку водки. Эти буржуа, эти мировые шакалы в конце концов просто ограбили его, Жиля Боно. Выплюнув сигарку, он сошел с поезда и втерся в самую толщу человеческого потока, чтобы по крайней мере подышать запахом женщин.

Жиль Боно пропал в толпе. Дальнейшая судьба его нас не интересует. Он дал великолепную тему, не получив за нее ни сантима, его обокрали - он больше не нужен. А роскошная фильма "Убийство на улице Вожирар" пошла гулять по свету, прославляя индустрию-люкс, дорогих женщин, волнуя элегантными ужасами и возбуждая адскую жажду.

Год спустя фильма попала в Ленинград, на Петербургскую сторону, в кинематограф "Леший". Надписи были переделаны, особо вредные места вырезаны, фильма называлась теперь "Великосветские бандиты Парижа".

И вот в июньский вечер смотреть великосветских бандитов пришли Мария Осколкина и Михаил Цибриков. Марии было шестнадцать лет, Михаилу семнадцать. Оба они этой весной бросили школу: Мария - потому, что уже вышла из того возраста, когда учат уроки, Михаил - потому, что весь свет заслонила ему Мариина коротенькая юбочка. Жили они пока еще - Михаил у отца, державшего в Апраксином рынке галантерею, Мария, сирота, - у тетки, промышлявшей на дому трикотажем. Поселиться отдельно не хватало денег. К тому же, у Марии, или Мери (так она приказывала себя называть), после того как она продала на барахолке все учебники и письменные принадлежности, с непостижимой быстротой стал развиваться вкус к мелочам женского обихода. Откуда она доставала деньжонки на подвязочки с бантиками, чулочки, коробочки с пудрой, флакончики духов и так далее - Михаил не знал; тайна, все - тайна, сплошной секрет. "Если хочешь, чтобы я тебя любила, - ни о чем не спрашивай", - говорила ему Мери.

Итак, Михаил и Мери, зайдя в "Леший" и усевшись на тридцатикопеечные места, разинули рты и перестали дышать, когда озарившийся экран увлек их головокружительным водоворотом на улицы Парижа. Так вот он, Париж!.. Так вот как живут настоящие люди - красавицы, кокотки, великосветские бандиты, элегантные сыновья банкиров...

Мери взяла руку Михаила и запустила в нее ногти. Он не пикнул. Куда ему было соваться со своими джимми за восемнадцать рублей, с большим ртом и цыплячьей грудью!.. У Мери странно блестели глаза, когда таинственный красавец (будущий убийца) надевал перед роскошным зеркалом фрак такой, какие бывают только на картинках... А какие носки, какой жилет, какой он весь, от пробора до туфель, восхитительный мужчина!..

Михаил с тоской подумал: этот франт будет Мери сниться... Вот он спрыснул себя духами, надел сверкающий цилиндр, крылатку, вдруг усмехнулся криво, вынул клинок кинжала и пристально стал глядеть полуаршинными глазами с экрана в душу Мери...

- Миша, я должна ехать в Париж...

- Мери, милая, мы конечно поедем... Когда-нибудь...

- Но как можно скорее, покуда у меня тонкая фигура и божественный цвет лица...

- Откуда же деньги-то? Ну, я продам пальто, револьвер... Ты еще откуда-нибудь достанешь... Не хватит, вот чего боюсь...

- Да ты - мужчина или ты - мальчишка? Мужчине не достать денег фу...

Мери оглянула Михаила прозрачными глазами, презрительно наморщила приподнятый носик... (Мери была самой красивой девушкой в Ленинграде. Даже на улице постоянно замечали: "Смотрите - хорошенькая блондиночка, совсем Мери Пикфорд".)