Лев Копелев - Вера в слово (Выступления и письма 1962-1976 годов)

Копелев Лев Зиновьевич

Вера в слово (Выступления и письма 1962-1976 годов)

Лев Зиновьевич Копелев

(1912-1997).

ВЕРА В СЛОВО

Выступления и письма 1962-1976 г.г.

Посвящается памяти Фриды Вигдоровой

1915-1965

Фрида Абрамовна Вигдорова - писательница, журналистка, педагог, самозабвенно отважная подвижница

СОДЕРЖАНИЕ

Вера в слово

Запретить запреты

Об аресте Андрея Синявского

К суду над литераторами

У гроба Анны Ахматовой

Вред цензуры

Возможна ли реабилитация Сталина?

Госбезопасность, идеология и культура

Ответ сталинцу

Разговор в Московском комитете КПСС

Прощание с партией

Об исторических трагедиях и фарсах

Письмо чехословацкому другу

Солженицына нельзя исключать

Письмо тюремным психиатрам

О Лидии Чуковской

Арест Солженицына - его победа

Вопрос к Союзу писателей

Амнистировать политзаключенных

Ответ следователю прокуратуры

Против осуждения Владимира Осипова

Подвиг Андрея Сахарова

Спасти Мустафу Джемилева!

Чему история научила меня

В секретариат московской организации Союза писателей СССР

ВЕРА В СЛОВО

В моей жизни с детства сменялись вероисповедания, боги, идолы, пророки, идеалы... И, наконец, я пришел к тому, что для евангелиста-поэта Иоанна было началом начал. К слову. "Всего прочнее на земле - печаль и долговечней - царственное слово" (Ахматова). Оно бессмертно, вездесуще и чудотворно - создает новые миры и воскрешает забытые...

Мое вероисповедание обращено не только к царственному слову поэзии, но и к чернорабочему слову, запечатленному или высказанному, чтобы сообщить правду, опровергнуть ложь, помочь хотя бы одному человеку.

Заговоры, мятежи, революции, гражданские войны, - даже исторически необходимые, вынужденные, вызванные жестокостью неправедных властей, даже освященные благород-ными идеалами, стремлениями к гуманным целям и жертвенной отвагой мучеников, все же неизбежно порождают новые несправедливости, новые жестокости. Кто бы ни были вожди - идеалист Бакунин или циник Нечаев, гениальный фанатик Ленин или талантливый краснобай Троцкий, беспринципный кровожадный параноик Сталин или самоотверженный революционер аскет Че Гевара...

Вопреки скептикам, утверждающим, будто история учит лишь тому, что из нее никто ничему не научился, я думаю, что все же извлек из истории для себя некие существенные уроки. Прежде всего - убеждение, что самым действенным оружием в борьбе за права человека, за справедливые законы и добрые преобразования общества может быть только слово. "Каждый, кто пишет заметку для газеты или заносит стихотворную строку на лист бумаги, должен знать, что он приводит в движение целые миры" (Генрих Бёлль).

После всего, что я испытал, узнал и передумал в годы сталинщины, - в школе, на заводе, в институте, на фронте, в тюрьмах, лагерях, - и в годы "десталинизации", - непоследова-тельной, ограниченной, исполненной надежд и разочарований, я уже не могу мириться с инерцией зла, которое отравляет и уродует жизнь многих моих соотечественников. Не могу и не хочу мириться с произволом, с тем, что людей преследуют за мысли и слова, неприятные преследователям.

Но противопоставлять всему этому я полагаю возможным и допустимым только слово.

* * *

В середине 50-х годов у нас впервые после десятилетий мнимого единодушия и принудительного единомыслия начали пробиваться наружу ростки незаисимой духовной жизни. Возникло новое общественное движение, выразителями и знаменосцами кoторого стали Лидия Чуковская, Андрей Сахаров, Александр Солженицын, Петр Григоренко, Александр Твардовский с его "Новым миром" и массовый "Самиздат"...

За два десятилетия развитие этих новых сил было естественно противоречивым, оказалось не таким широким и мощным, как мнилось оптимистам. Однако и не обмелело, не было подавлено, как рассчитывали противники и пророчили пессимисты.

Подвижники свободного слова приносят жертвы. Юрий ГАЛАНСКОВ погиб в лагере. Илья ГАБАЙ покончил с собой, едва выйдя на свободу. Григорий ПОД'ЯПОЛЬСКИЙ умер от разрыва сердца. Владимир Буковский,* Мустафа Джемилев, Сергей Ковалев, Анатолий Марченко, Валентин Мороз, Владимир Осипов, Иван Светличный, Габриэль Суперфин, Михаил Хейфиц, Андрей Твердохлебов, сотни и тысячи других еще томятся в тюрьмах, лагерях, психбольницах, ссылках. Иные, устав, разочаровавшись, отчаявшись или теснимые заботами о близких, отступили, ушли в "частную жизнь". Не обошлось и без трусов-предателей; но таких единицы. Вынуждены были покинуть родину, стали изгнанниками Наталья Горбаневская, Андрей Амальрик, Иосиф Бродский, Александр Вольпин-Есенин, Александр Галич, Наум Коржавин, Анатолий Краснов-Левитин, Павел Литвинов, Владимир Максимов, Жорес Медведев, Виктор Некрасов, Дмитрий Панин, Леонид Плющ, Григорий Свирский, Андрей Синявский, Александр Солженицын, Валерий Чалидзе, Ефим Эткинд, Анатолий Якобсон и др. Они стараются и за рубежом деятельно участвовать в развитии нашего общественного мнения и словесности.

Однако и по эту сторону границ вопреки всем препятствиям, угрозам, преследованиям и расправам, вопреки всем насмешливым или сострадательным уговорам, не иссякают источники свободной мысли.

Елена Боннер, Татьяна Великанова, Раиса Лерт, Надежда Мандельштам, Татьяна Ходорович, Лидия Чуковская, Евгений Барабанов, Вадим Борисов, Владимир Войнович, Петр Григоренко, о. Дмитрий Дудко, о. Сергей Желудков, Владимир Корнилов, Рой Медведев, Юрий Орлов, Андрей Сахаров, Валентин Турчин, Игорь Шафаревич и многие другие, - люди разных взглядов, разных судеб, иногда резко несогласные между собой продолжают делать по сути одно дело - прокладывают пути слову, независимому от казенной опеки, от цензурных рогаток.

Что бы не произошло с тем, кто помог освободить слово, - оно живет. Его нельзя уже ни убить, ни запереть.

* Примечание ред. Написано до освобождения В. Буковского в обмен на Л. Корвалана.

* * *

Собрав записи выступлений, письма и заметки разных лет, начиная с декабря 1962 года и до апреля 1976 года, я решился их опубликовать потому, что в этих материалах личного архива отразились некоторые характерные черты одного из срезов нашей общественной жизни. Именно эти искренне лойяльные письма привели к тому, что меня объявили отщепенцем, клеветником, исключили из партии, отстранили от работы, запретили публично выступать и лишили возможности что-либо опубликовать на родине.

За полтора десятилетия вокруг меня и во мне многое изменилось. Я перестал быть коммунистом. По-иному думаю о взглядах Маркса и Ленина, о социалистических идеях. (Хотя и не сделал "поворот направо кругом", как те, кто став фанатичными антикоммунистами, сохраняют истинно большевистскую ненависть к демократии, либерализму и к любому несогласию со своей, единственно правильной идеологией).

Перечитывая сегодня иные недавние рассуждения, я ощущаю, что "как пчелы в улье опустелом, дурно пахнут мертвые слова" (Гумилев). Но я ничего не исправляю. Не убираю ни наивно догматические аргументы, ни назойливые повторения элементарных истин. Потому что убежден: только безоговорочно честное отношение к своему прошлому позволит быть честным и в настоящем и в будущем. Тогда я именно так думал и чувствовал. Именно так понимал свой гражданский и партийный долг.

Впрочем есть у меня еще и сугубо личный долг. В 1945-47 г.г., когда меня арестовали, а затем осудили, как "государственного преступника", мои друзья и товарищи выступали в мою защиту. Тогда это было несоизмеримо опаснее, чем теперь. Их исключали из партии, увольняли из армии, снимали с работы, зачисляли в "подозрительные". И каждый раз, пытаясь защищать неправедно преследуемых и осужденных, я тем самым еще и выражаю неизбывную благодарность моим тогдашним защитникам - и тем, кого уже нет в живых, и тем, кто перестал быть мне другом.

Сегодня я не принадлежу и не хочу принадлежать ни к какой партии или течению. Не считаю себя и диссидентом. Я не верю ни в какие спасительные откровения, программы или хартии. Но я твердо убежден, что для всех народов моей страны и тех стран, чья история мне знакома, жизненно необходимы законы, безоговорочно охраняющие безопасность и права всех людей и каждого отдельного человека. Действительное соблюдение таких законов немыслимо без настоящей гласности, настоящей свободы слова. А настоящая свобода означает свободу и для инакомыслящих, инаковерующих.

Без таких законов, без гласности и терпимости не может быть здорового общества и не может быть предотвращена ни одна из гибельных угроз, нависших над всем человечеством.

Этим убеждением определяется все, что я пишу и говорю.

И только моя совесть может быть моим руководителем, цензором и судьей.

Лев Копелев

ЗАПРЕТИТЬ ЗАПРЕТЫ

Из стенограммы выступления на научной конференции работников искусств в декабре 1962 года во Всероссийском Театральном Обществе (ВТО). Конференцию созвали ВТО, Институт Истории Искусств и Академия Художеств