Орк МакКин - Четыре сезона века

МакКин Орк

Четыре сезона века

Ork Mckeen

Четыре сезона века

Если не признавать единство всеобщности вещей, возникает невежество, а также партикуляризирующая склонность обращать внимание на частности, и вследствие этого развиваются все стадии загрязненного сознания... Все явления в этом мире представляют собой не что иное, как иллюзорные отражения сознания, и не имеют собственной реальности"

Ашвагхоша

ПРОЛОГ

Ты должен глубоко поразмыслить над этим."

Миямото Мусаси. "Книга Пяти Колец"

Что в шелесте травы?

Мольба, угроза, песня?

Просто ветер пролетал...

* Часть первая: ВОЛК *

"Я должен быть ангелом, если только я хочу жить; вы же живете в других условиях."

Фридрих Ницше

...Максим Волков сидел за столом. Перед ним лежала девственно чистая тетрадь, на первой странице которой он старательно выводил букву "С" - это было началом сочинения. Покончив с первой буквой, он оторвал взгляд от листа бумаги и повернулся к окну. Рассматривать морозные узоры на стекле было гораздо более приятным занятием. Мать вернется с дежурства не раньше пяти, а сейчас только одиннадцать. В комнате было тепло и тихо, только иногда с улицы доносился звук проходивших мимо машин...

Максим посмотрел в окна дома напротив - ни одного огонька. Там была психоневрологическая лечебница, о которой среди его товарищей ходили самые противоречивые слухи, но смысл сводился к одному - психов лечат. Даже шутка была - "скоро и тебя туда". В такой тишине в голову лезли самые разные мысли, не думалось только об одном - о сочинении, а писать надо, ведь завтра последний день, когда его можно сдать. Он вздохнул и принялся за вторую букву. Вместо буквы "О" получилась "У". Максим дописал фразу: "СУКА МИРОНОВ". Надпись получилась очень жирная. Чуть пониже он нарисовал фашистскую свастику - совсем толстую - и обвел ее для верности пару раз. Первый лист был безнадежно испорчен, как, впрочем, и настроение. Миронов завтра точно объявится и опять все начнется сначала.

- Миронов - гад! - громко проговорил Максим и почувствовал соленый привкус во рту.

Все началось еще в сентябре, после каникул, когда на перемене Максим стоял в коридоре с Пашкой и рассказывал тому, как летом в деревне он ходил на озеро и рыбачил с дедом на лодке. Рядом стоял Миронов - жилистый паренек, двумя годами старше Максима, и внимательно слушал о чем болтали вокруг. Это был первый школьный хулиган, которому практически все выходки сходили с рук - его отец был руководящим работником райкома партии. Миронова боялись; ученики младших классов завидовали ему. Максим с опаской взглянул на Миронова, но продолжал:

- ... А дед и говорит: "Ты лодку сам тогда отгони, когда вернешься, то и вода закипит. Скоро совсем стемнеет..."

- Это ты, такой суслик, сам греб на лодке? - прервал рассказ Миронов.

Максим испуганно повернулся в его сторону и тихо спросил:

- Сам, а... что?

- Да ни че - ты на себя посмотри - сопли не потеряй. Тебе только с мамкой за руку через дорогу ходить.

- Ты мне не веришь?!

- Да кто тебе, дураку, сопливому поверит?

Только потом уже Максим понял, какую он совершил ошибку. Видимо нужно было как обычно промолчать или убежать, а он во всю глотку проорал Миронову прямо в ухо:

- Сам ты дурак папенькин! Только и умеешь, что утром в школу на его машине приезжать!!!

В это мгновение прозвенел звонок и Максим рванул что было сил в класс, впитывая спиной ледяную интонацию ответа:

- После поговорим.

Он сидел и дрожал, пытаясь удержать в руке авторучку. Урок тянулся бесконечно. Мыслей никаких в голову не приходило - его засасывала трясина животного страха, хорошо еще, что к доске в тот день не вызвали.

Пашка смотрел на него каким-то странным взглядом - оценивающим и сравнивающим, в котором не было даже намека на со чувствие. Максим еле сдерживал слезы, ему хотелось вскочить и зарыться на сеновале у деда в деревне.

После уроков Максим долго стоял в раздевалке, не решаясь выйти на улицу, наконец вздохнул и медленно пошел домой.

Миронов ждал во дворе. С ним были еще два незнакомых мальчишки - видимо его приятели, которые были старше Миронова. Они окружили его молча. Били тоже молча - кричал только Максим. Первым ударом ему разбили нос, второй пришелся между ног. Потом ему уже было все равно, лежа на земле он наблюдал, как содержимое его портфеля высыпалось в ближайшую лужу. Это было началом.

На следующий день все повторилось и продолжалось ежедневно. Теперь Максим старался убежать раньше всех из школы, если не получалось, то задерживался как можно дольше. Он прятался за матами в спортзале, подолгу возился в раздевалке и никогда не выходил из школы на пустую улицу - он ждал, глядя в окно, пока в пределах видимости не появится какой-нибудь прохожий, быстро выбегал и пристраивался рядом. Однажды подвернулась большая удача - попавшийся попутчик, явно спортсмен - огромного роста - "проводил" прямо до дома. Иногда Максим замечал, что враг не спеша следует где-нибудь неподалеку и если их взгляды встречались, холодная улыбка не давала заснуть ночью.

Максим начал специально опаздывать на первый урок - так было спокойнее. Но даже в школе, среди множества людей, спасения не было - он получал удары в ухо на переменах, находил огрызок яблока или плавающий окурок в супе во время обеда. Маленький затравленный человечек скулил одинокими вечерами, сидя под партой в пустом классе, избивал кулачки в кровь об стены от бессилия что-либо сделать, перестал выходить гулять на улицу по любыми предлогами и, если мать просила сходить в магазин, то несся туда и обратно так быстро, как только мог. Ему просто не хотелось жить...

Две недели назад наступило затишье - Миронов уехал на сборы в спортивный лагерь - он занимался боксом. Это были самые с счастливые две недели в жизни Максима Волкова. Завтра...

...Он с ужасом посмотрел на свастику...

План созрел уже давно. В наследство от умершего отца - лейтенанта милиции - матери Максима остался наградной пистолет. Мать прятала его в чемодане под кроватью, но Максим знал об этом. Еще в ноябре он купил у главного школьного менялы Кольки Остапчука два патрона по полтора рубля за штуку - просто за астрономическую для него сумму - это был двухнедельный обед в школьной столовой. Сейчас патроны лежали на книжной полке за собранием сочинений Жюля Верна. Максим полез под кровать и вынул завернутый в его старую майку пистолет. На рукоятке была надпись: "Лейтенанту С. В. Волкову за проявленные мужество и героизм". Пистолет был очень тяжелый, но, взяв его, Максим заметил, что руки не дрожат. Он подошел к столу и прицелился в свастику. Раздался щелчок - пистолет был не заряжен.

Вынув обойму, он вставил туда оба патрона, засунул обойму обратно и взвел затвор. За окном послышалась сирена проезжавшей милицейской машины.

Максим попробовал засунуть пистолет сзади за пояс, но тот провалился и застрял в штанине. Пришлось повозиться, прежде чем удалось его достать. Самое лучшее, что можно было придумать, это положить пистолет в портфель. Сочинение так и осталось ненаписанным.

Весь первый урок Максим сидел бледный, как простыня, - его колотил озноб. Ему опять повезло - к доске не вызывали - тем более, что уши не воспринимали никаких звуков, кроме далеких и частых ударов сердца. Дрожавшие руки не слушались своего хозяина.

Он смотрел на доску, но видел только бездонную черную пустоту, бесконечную, пугающую и жестокую. Прозвеневший звонок заставил Максима выпрямиться, как пружину, и повалить стул. Он расстегнул портфель и, взяв его под мышку, дернулся к выходу, пытаясь оторвать от пола окаменевшие ноги. Сзади раздался смех и чей-то голос ехидно поинтересовался:

- Эй, суслик сопливый, еще четыре урока, или ты соскучился по Мирону?

Ничего не ответив, он выскочил из класса и побежал в туалет. Было слышно, как в бачке одного из унитазов тоскливо журчит вода. Пока никто не вошел, Максим вытащил пистолет и встал спиной к стене, держа оружие сзади. Откуда-то издалека в туалет ворвался вой множества голосов и топот ног, заглушивший унитазные переливы - влетел вспотевший и вечно улыбающийся Миронов, подпираемый улюлюкающими любопытными. Он остановился в дверях и поймав взгляд Максима, мгновенно перестал улыбаться. Пистолет был очень тяжел и норовил выскользнуть из рук. Это обстоятельство заставило глаза наполниться слезами, но Максим поднатужился, поднял свое оружие и прицелился Миронову в лоб. Тот, увидев направленный на него ствол, замер с широко открытым ртом, зрачки расширились до самых белков и что-то потекло из штанины на ботинок. Максим нажал на курок, но выстрела не последовало - у наградного пистолета был сточен боек. Максим от ужаса завыл и собрав последние силы, бросил пистолет обеими руками в голову своему врагу. Тот успел инстинктивно подставить ладонь, прикрыв лицо. Пистолет с грохотом шлепнулся на пол, расколов кафельную плитку. Звериный крик "Фашист, ты фашист, сучий!!!" перешел в рычание - Максим схватил Миронова за руку и впился в нее зубами, где-то совсем совсем далеко ощутив солоноватый привкус крови и полное безразличие к боли от вывороченного молочного зуба...