Лев Гунин - Топорик

Гунин Лев

Топорик

Лев Гунин

Топорик

Сергей ни с кем не любил делиться слишком многим, и, всё же, он часто не скрывал того, что мог бы и не рассказывать другим. Он был таким же парнем, как все - не хуже и не лучше, не ветренней и не серьёзней, чем другие. У него было лицо правильной формы, плотно сжатые губы, пронизывающий взгляд, ниспадающие на лоб волосы. Довольно замкнутый, он, тем не менее, никогда не оказывался вне круга своих друзей. И, всё-таки, он не был похож на других. Из общей массы друзей его выделяло, пожалуй, одно качество решимость. Он был способен на мгновенные действия, и у окружающих постоянно складывалось впечатление, что они им заранее хорошо продуманы, но это было не так. Сергей никогда не начинал ссоры первым, но, если уж его задели, умел за себя постоятъ. Он относился к категории довольно честных людей. Иногда ему приходилось врать по необходимости, но чаще это делалось лишь в шутку, как блеф. День проходил у него так же, как и у всех, по неписанному распорядку городов: днём работа, вечером кафе, танцы, парк, иногда кино, но бывали дни, когда Сергей не показывался нигде. Это происходило тогда, когда после работы не было желания, да и сил взяться за что-либо. Обычно он тогда сразу ложился спать, или сидел, сжав голову руками и уставившись в одну точку. Работал он на конвеере, и тот, кто хоть когда-нибудь пробовал сей хлеб, знает, что это такое. Зато зарплата у Сергея была хорошая, и материально он был всем обеспечен. Рос Сергей без отца, и с первой получки всю зарплату отдавал матери. Братьев или сестер у него не было.

. . .

Парк, как магнит, притягивал всех. Летом здесь были танцы. Ярко-пёстрая толпа медленно передвигалась по дорожкам. Где-то вдалеке гремела музыка. Длинноволосые парни и девушки в обнимку шествовали мимо. Сергей не мог сказать, любил ли он парк. Все шли туда, и он тоже шёл. Но с первого же раза у него осталось невольное желание порисоваться, хотя он не был артистом. Он не принадлежал к той категории молодых людей, которые прочно сжились со своей ролью. Они обычно собиралисьу фонтана или сидели на его бортиках. Это были "звезды" местных ансамблей и шествующие за ними по пятам толпы почитателей и фанатов. Сергей не имел перед собой ясного идеала, но он хорошо знал, кем он может быть и какое место он должен занимать среди себе подобных. И этого места он держался прочно. Оно повсюду следовало за ним.

Здесь же, в парке, Сергей познакомился с Таней. Это была темноглазая девушка, уступчивая и ласковая. Внешностью она была более, чем красива. Все парни, перемигиваясь, заглядывались на неё. Но, как ни странно, характер у неё был добрый, и она не была избалованным "цветком общества", из тех, что больше всего любят повелевать.

Познакомились они случайно. Девушка обронила модный тогда, дорогой платок. Сергей заметил это, догнал её и вернул. В это время к ним подошла его компания, и, как всякий другой парень его круга, Сергей стремился не ударить в грязь лицом перед товарищами, показать, что он уже "дорос" до кое-чего. Несмотря на свою "твёрдую" внешность, Сергей был скромен в таких делах. Это случилось впервые, что он пригласил девушку на танцы. Таня (он узнал ее имя позже) согласилась. Сергей танцевал с ней весь вечер, а после танцев проводил её домой.

Была тёплая лунная ночь. Белый свет, как вода, скользил по земле. В воздухе пахло пьянящим ароматом растений. Придя домой и осторожно ложась спать, чтобы не разбудить мать, он думал о Тане. С тех по они встречались каждый день.

Единственным человеком, которого Сергей любил, была мать. Уходя на работу, он целовал её в щёку. Придя домой, он сразу спешил на кухню: проверить - там ли мать. Родственников у них было мало, и всю свою человеческую любовь Сергей сосредоточил на этом дорогом для него человеке. Однако, после того, как он встретил Таню, он часто задумывался над его к ней отношением. Ведь сразу эта встреча, эти свидания были восприняты им всего лишь как флирт, как мимолетное увлечение. В сознании его произошли заметные сдвиги. Раньше он думал, что способен любить только мать. Но потом его удивило в самом себе это известное чувство, которое он испытывал к неожиданно встреченной девушке. Он уже начал думать, а не разлюбил ли он мать, но ведь ему всё так же хотелось сделать ей что-то приятное, сказать несколько ласковых слов. Мать вначале ни о чем не догадывалась, но потом поняла, что у него кто-то есть. Она ждала, что он ей сам расскажет об этом, но он молчал, и она первой заговорила с ним. Он сначала пытался уклониться от разговора, хитрил, чего раньше с матерью у него никогда не бывало, но затем вдруг сам взял - и рассказал ей обо всём. Мать не ругала его за слишком долгое молчание. Она только сказала, что не надо было ничего скрывать от неё.

В тот вечер он, как всегда, провожал Таню домой. Они долго стояли у калитки дома, где она жила. Сергей смотрел на неё и мало слушал, о чём она говорит. Он думал в это время о том, как люди женятся, и о том, что она, наверное, смогла бы стать его женой. Он смотрел в её глаза и не мог испить всю глубину выраженного в них чувства. Он был счастлив в эту минуту, был счастлив оттого, что она здесь, и это для него было главным.

Назавтра они так же стояли у её калитки. Они долго говорили, а потом она, как птичка, впорхнула в их сад. Она позвала его, и он пошёл за ней. В глубине сада, среди кустов сирени и вишнёвых деревьев, у самого забора, стояла скамейка. Они уселись на неё вдвоем и сидели молча, держась друг за друга. Он обнял её и гладил её шелковистые волосы. От них, от её шеи и блузки, приятно пахло духами. Он нагнулся, чтобы вдохнуть их какоё-то родной запах. Лица их почти соприкоснулись. Сергей не удержался, чтобы не дотронуться губами до её шеи. Она откинула его голову назад, их губы встретились. Он целовал её лицо, шею, погружал лицо в её мягкие волосы. Затем он вдруг взял её за плечи и как-то по-особому посмотрел на неё. Она припала к нему грудью. Тогда он отстранил её от себя и принялся дрожащими руками расстёгивать пуговицы на её блузке. Делал он это с лихорадачной поспешностью, как будто боялся, что не успеет, и вот, наконец, все преграды позади. Он ощутил под пальцами упругий сосок и твёрдую, но гладкую и упругую грудь, кототая трепетала под его лёгкими прикосновеньями: казалось, что под руками был не один, а несколько сосков. И ещё было ощущение, похожее на опасливые прикосновения к щетине ёжика. И это было ещё приятней. Он снял с неё блузку и стал осторожно опускать плечики комбинации. Она смотрела на него него им испуганным взором, как будто произошло что-то такое, чего она боялась и чего она не могла миновать одновременно. Он припал губами к её груди. Придя домой, Сергей долго не мог уснутъ. Он не мог простить себе того, что сделал сегодня ночью. Засыпая уже, он дал себе слово, что такое больше не повторится. После этого случая Сергей не позволял себе больше ничего такого, а со стороны Татьяны чувствовалась к нему ещё большая доверчивость и теплота.

Со временим знакомства с Таней Сергей сильно изменился. В его обращении с матерью появилась какая-то другая ласковость, которую можно было, скорее, назвать "обходительность". Его некоторая угрюмая нелюдимость постепенно исчезала, упрямая складка губ немного разгладилась. Но, главное, он стал больше улыбаться. Правда, было в нём ещё что-то от того давнего диковатого Сергейки, но, через резонёрскую шутливость, через твердую суровость эта "диковатость" перешла в чувство собственного достоинства, которое сильнее всего проявилось в эти несколько недель. Он занял другое место в обществе своих товарищей, сделавшись более заметным. Он стал и более независимым от них. Теперь он уже не ходил, как овца в стаде, за большинством, а выбирал сам, куда ему идти, и куда нет. Этому способствовали и встречи с Таней.

Физически он тоже окреп, стал сильнее, стройнее. Фигура его стала более атлетической благодаря тому, что он начал заниматься спортом и перестал сутулиться. Теперь он уже не так часто ходил в парк. А когда он даже ходил, это было, скорее, Танино, а не его, Сергея, желание. Теперь они не могли жить друг без друга. Каждый день вернее, каждый вечер, свободный от работы, они были вместе. Сергей словно получил новое дыхание, и на жизнь он стал также смотреть по-новому, как бы другими глазами; он даже бросил курить. Назад пути уже не было, а если и был, то другой, более сложный путь. Но их идиллия внезапно окончилась. Она длилась ровно три с половиной месяца: до той самой памятной встречи, резко изменившей его судьбу.

Случилось это в том самом парке, в котором они с Таней познакомились и куда по-прежнему ходили гулять по воскресеньям. Как всегда, они, не задумываясь, направляемые каким-то интуитивным импульсом, оканчивали свой вечер на танцплощадке, и стояли, ожидая, когда зазвучит музыка. Но в этот вечер потанцевашь им не удалось. С середины площадки, раздвигая плечом толпу, к ним направился парень с пожёванной сигареткой в зубах и в кожаной куртке, повязанной на воротнике женским платочком. "Эй ты, - ещё не доходя, крикнул он, - давай сюда свою девку, хочу с ней потанцевать!" Сергей с Таней переглянулись. "Ты, приятель, слышишь, - сказал он, подойдя вплотную, - я приглашаю твою подругу на танец." "Во-первых, я тебе не приятель, - ответил ему Сергей, - а во-вторых, пригласи кого-нибудь другого." - "Ну, ты, что, меня не понял? А? Томик не привык повторять два раза. Если хочешь схлопотать, так давай выйдем, - сказал он, закасывая рукава, - давай, давай, отчаливай." - "Ага,- в тон ему ответил Сергей, - а там тебя на выходе ждёт шобла головорезов? 3наю я таких." - "Ну, что, ну, что, думаешь, я сам с тобой не справлюсь? Да я ж тебя, - и он схватил Сергея за ворот пиджака, в то же время ногой производя какое-то дополнительное движение. - Я тебя и здесь прибью, гниль фабричная." Сергея всегда учили нападать первым. Он итак слишком долго тянул, вопреки обыкновению. И он не заставил себя ждать. Ударив "фраера" левой рукой по челюсти, а коленом ноги в пах, он отскочил, опасаясь контрудара, но его не последовало. Охая, парень в кожанке стал медленно оседать. Вокруг них собралась голпа. Вдруг тот парень вскочил на ноги, и, как слепой, побежал к выходу. У выхода он повернулся и, выкрикнув "ты пожалеешь об зтом, сопляк", скрылся.