Ольга Туманова - Житейские уроки

Туманова Ольга

Житейские уроки

Ольга Туманова

Житейские уроки

Марина Сергеевна глянула в зеркало: халат ей к лицу. Материал поступил на шторы для горкома, и все бабы: а! желтый! плюшевый! Ну, что с них взять. Если Богом дар не заложен, они и ходят деревенскими маньками, хоть и работают всю жизнь в ателье. Одно дело отрез, но совсем другое - готовая вещь, и надо увидеть в материале изделие: платье, халат, может быть, комнатные тапочки.

Марина Сергеевна сразу ткань оценила, сразу представила, как ее лимонно-желтый цвет сольется с волосами, подчеркнет голубизну глаз, да и... бесплатно же. Чего кочевряжиться?

Халат получился что надо: длинный, теплый и мягкий - уютный.

Марина Сергеевна еще раз оглядела себя в зеркало и осталась довольна, лишь провела по губам помадой, что лежала в коридоре у зеркала, и, украсив лицо блуждающей улыбкой, прошла к входной двери.

Открыв дверь, Марина Сергеевна признала, что столь тщательно заботиться о своем внешнем виде было излишне: на пороге стояла приятельница; но, с другой стороны, в форме надо быть всегда: во-первых, полезно, чтобы приятельницы видели ее превосходство, а во-вторых, чтобы не оказаться неготовой в неожиданный, но нужный момент. Случай может представиться самый что ни на есть выигрышный, а ты - не готова. Да и никогда нельзя знать, кто и в какой миг может тебя увидеть. Марину Сергеевну ужасают кадры из фильмов, где героиня входит в комнату и пребывает в ней в полной уверенности, что она в одиночестве, а на диване сидит ее возлюбленный - ну, хорошо, в фильмах героини только перекладывают зачем-то вещи с кресла на стул или книги с тумбочки на полку, но мало ли какой жест можно сделать, да и... мало ли что делаешь, когда думаешь, что ты одна. Нет, Марина Сергеевна потому и хороша собой, не то что ее подружки, они хоть и моложе на десяток лет, и природа была к ним щедрее, но с ней им не тягаться: относятся к своей внешности, как к работе: раз в месяц аврал перед вечеринкой или концертом, и опять безделье.

Милостиво глянув на приятельницу, Марина Сергеевна проплыла на кухню. Ирина, на ходу сбрасывая туфли, поплелась следом. Ну, что за походка. Молодая женщина, а... Учишь их, учишь - все без толку.

Кухня у Марины Сергеевны большая, можно сказать, шикарная. У нее, вообще, квартира прекрасная. Когда-то Марина Сергеевна шила на дому (ну, ни попадя кому, конечно). Среди ее клиенток была Шилова в бытность той первым секретарем. Марина Сергеевна с нее ничего лишнего не брала, заказы оформляла в ателье - и не ошиблась. Поплакалась Шиловой, что у дочери частые простуды, и Шилова дала ей эту квартиру, большую, светлую. (Теперь дочь - Марина Сергеевна вздохнула - живет своей семьей на другом конце света). Квартира - хоть Марина Сергеевна и живет в ней уже лет пятнадцать - остается предметом ее гордости: таких квартир в поселке немного, и абы кто в них не живет.

Ирина просеменила к табурету, что стоит возле окна между круглым столом и дверью в кладовку. (Кладовка у Марины Сергеевны, что комната в современной квартирке. И полки сплошь заставлены снедью: банки с маринадами, соленьями, вареньями... Марина Сергеевна женщина экономная, и, как Ирина, деньгами не швыряется. Как-то зашла с Ириной в кулинарию, так ужаснулась: чего та там только ни набрала, столько денег оставила. Нет, Марина Сергеевна цену деньгам знает, потому у нее и бриллианты в ушах, а не бижутерия.)

Ирина шлепнулась на табурет и, вывернув шею, стала смотреть на свои окна в доме напротив. (Глянула и Марина Сергеевна - окна черны.) Пока окна черны Ирина свободна: сын на секции, а муж - а пошел он к черту! И Ирина сердито отвернулась от окна.

- Есть будешь? - спросила Марина Сергеевна, зажигая конфорку под чайником, и, вспомнив, сказала оживленно, и вся заигралась, и брови заходили, и уголки губ заплясали. - Да! Я купила камин с баром, - и тут же поплыла в большую комнату, что была в ее доме как бы парадной, и все оборачивалась, чтобы Ирина поторопилась увидеть приобретение.

Большая светлая комната казалась наполненной воздухом. Мебели в ней немного: собранный книжкой стол, сервант, заставленный хрусталем и сервизом "Мадонна", столик с цветами, телевизор да широкий диван. Огромный темно-коричневый ковер спускался от самого потолка, застилал диван и опускался к полу, где лежал шикарный бордовый ковер. В этой комнате Марина Сергеевна принимала гостей и - иногда, для разнообразия - ложилась с мужем днем, после его длительного отсутствия. Теперь возле дивана стоял камин-бар.

Марина Сергеевна остановилась у камина и обернулась в ожидании восторга.

Ирина вяло прошла следом за Мариной Сергеевной в комнату - ну, камин, ну, бар, и что? Ей была неинтересна покупка приятельницы, но..., и Ирина постаралась изобразить на лице восторг, одобрение, некоторую зависть - все, что желала увидеть на нем Марина Сергеевна.

Откровенно говоря, камин комнату не украсил. Здоровый черный ящик с куском железяки грязно-серого цвета; железяка неровная, с выпуклостями, что отдаленно напоминают силуэты поленьев. Очень может быть, что, когда зимой повалит снег, задует ветер и мороз поползет во все щели, светящийся экран создаст иллюзию истинного камина и наполнит комнату и теплом, и уютом; но за окном лежит шапка лета, в квартире душно, и камин мертв.

Чтобы сделать Марине Сергеевне приятное, Ирина и сказала, мол, зимой, когда задует ветер, а батареи будут едва теплиться... А вечером, зимним, темным, если не зажигать свет, то это уродство (уродство - Ирина произнесла про себя) может принять вид настоящего камина. Особенно если учесть, что никто из них настоящего камина, кроме как в фильмах про Шерлока Холмса, не видел ну, это тоже про себя.

Выждав паузу, Марина Сергеевна с мимикой фокусника открыла дверцу бара, а попросту говоря, откинула вниз переднюю доску.

- Почему бар? - хотела спросить Ирина, но поленилась, не спросила, лишь плечами повела, что можно было понять как угодно, и Марина Сергеевна поняла как онемение при виде фокуса. Ирина же до сих пор считала, что бар бывает в виде маленького холодильника, где напитки поддерживаются в должном режиме, здесь же был некрасивый ящик, грубо разделенный топорной доской на две полки.

Возможно, сонм бутылок с заманчивыми наклейками мог бы произвести должное впечатление, но в ящике стоял лишь деревянный стаканчик, едва заметный на фоне дерева, и из деревянного ящика (Ирина чуть не подумала: гроба) простенько белели бумажные салфетки.

Довольно улыбаясь, Марина Сергеевна стояла сбоку от ящика, придерживала одной рукой крышку, другой уперлась себе в бок и смотрела то внутрь ящика, то на Ирину.

С кухни донеслось зловещее шипение: закипел чайник, и кипящая вода, брызнув на газ, спасла Ирину от томительной необходимости изображать зависть, восторг и еще бог весть какие яркие чувства, ей, с ее меланхоличной флегматичностью, совершенно не свойственные, тем более сегодня, когда она была, как говорится, вся в себе.

- Ну, идем пить чай, - вздохнула Марина Сергеевна и поплыла было на кухню, но на пороге остановилась, спросила тоном, что должен был сказать Ирине о проницательности Марины Сергеевны, хотя что уж тут проницать, когда и так все ясно:

- Ну, что вы теперь поцапались?

Тон краткого вопроса был многогранен, в нем и прямой вопрос - любопытство: в чем причина очередной вашей ругани, и высокомерное пренебрежение, мол, у нее такого быть просто не может, и - даже - сочувствие.

Марина Сергеевна, кстати, была не чужда жалости и доброты. Женщине небогатой (а потому "раздетой"), да еще чем-то полезной, Марина Сергеевна могла сделать подарок просто царский: так подобрать мех и так выбрать фасон, что самая дешевая шкурка заиграет, и весь поселок как бы впервые увидит эту женщину. Такую Марина Сергеевна может сама за руку в ателье привести и материал выбрать, чтобы и к лицу, и недорогой, и дефицитный, и фасончик подберет в журнале французской моды (что только у нее одной в поселке и есть), и закройщице все разжует, чтобы та по незнакомой выкройке не напортачила. (Марина Сергеевна до начальника районной службы быта росла долго, с самых низов, начинала с подметания пола в захудалом ателье и знала и все тонкости профессии, и все ходы и выходы)

Марина Сергеевна и приятельницам шьет с удовольствием, когда те в дурной полосе жизни.

Другое дело, когда женщина "цветет": и выглядит эффектно, и наряды у нее дорогие, и внимания ей предостаточно - тут, конечно, Марину Сергеевну охватывает здоровый азарт, и она может несколько ночей не спать, чтобы каждое утро выходить из дома в шляпке нового фасона; и, конечно, злые - или завистливые, что, впрочем, одно и то же - языки судачат, что у нее этих меховых шляпок... С каких таких денег?! Но шляпок у нее не больше, чем у той же Ирины, а вот руки и желание быть первой - выше всяческих похвал.

Марина Сергеевна и дубленку может за пару дней переделать. Отпорет поистертую ламу, оторочит шубу мехом рыжей собаки, и на другой день появится в час пик в магазине, крутанется у прилавка, позаглядывает через плечи женщин на витрину, промолвит туманное "здесь нет" и помчится дальше, и оббежит все магазины поселка, и обнову ее увидят если уж не все, так очень и очень многие; ну, а кому в голову придет, что у нее старая дубленка с рыжей собакой? Она так эту собаку обработает, что, конечно, все думают: лиса! Да не одна! Это сколько ж меха надо, чтоб и воротник, и опушка по подолу, и по отвороту, и на манжетах! И на другой день весь поселок только и говорит: опять новая дубленка! Да какая!