Юрий Домбровский - Новеллы о Шекспире
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Юрий Домбровский - Новеллы о Шекспире краткое содержание
Новеллы о Шекспире читать онлайн бесплатно
Юрий Домбровский
Новеллы о Шекспире
СМУГЛАЯ ЛЕДИ
Только глупец может считать стратфордского Шекспира автором «Гамлета» и «Короля Лира»…
(Из одной старой книги о Шекспире)По единогласному заключению ученых, Гулливер не что иное, как миф, легенда, созданная простым народом, в виду его склонности к чудесному и необыкновенному.
Гулливер не существовал никогда, а тот, кто утверждает обратное, лишается звания ученого, навсегда изгоняется из академии и предается проклятию в «Ежегоднике».
Леонид Андреев, «Смерть Гулливера».Глава 1
ТЕАТР
I
Ричард Бербедж, играющий преступного короля, пришел со сцены, снял на ходу железные рыцарские перчатки и с размаху бросил их на дряхлый скрипучий столик.
— … с этой вашей пьесой-то!.. — сказал он крепко и очень искренне.
Все, кто сидел в уборной, переглянулись, — таким Бербеджа видели впервые, что-что, а спокойствие он не терял никогда. Длинный малый в женском платье покосился на него и встал с табуретки, уступая место.
— Да сиди, сиди! — приказал ему Бербедж раздраженно и милостиво. Сиди, я еще Билла буду ждать! Ax, черт! Ну уж, я ему на этот раз скажу одно слово… Да, скажу.
Он прошел и сел к другому зеркалу, нахохлился, погрыз большой палец и вдруг раздраженно фыркнул.
— «Сборы, сборы!» — передразнил он. — Вот и сборы — два пенса да медная пуговица на дне кружки! А то еще «сборы»!
Опять все переглянулись. Хотя, верно, сборов не было, но все знали Бербедж сердится все-таки не за это. Сборы-то сборами, а играть было тяжело и противно. Публика слушала плохо, громко разговаривала, и раз чуть было не вспыхнула драка и пришлось на добрых пять минут прекратить игру: в партере поймали воришку, и тот стал визжать и вырываться. Поднялся шум. Но тут со сцены, где сидела чистая публика, вдруг поднялся высокий молодой в голубом зимнем плаще с тремя золотыми леопардами и гаркнул оскорбительно и громко:
— Эй, вы, милорды! Висельная дичь!
Ему ответили руганью, хохотом и свистом, кто-то даже запустил моченым яблоком, но молодец был тоже не промах, он встал — а был он высок и хорошо сложен — молча обнажил до половины шпагу, потом вытянул руку, сжал кулак и показал его партеру.
— Гы-ы! — длинно было засмеялся какой-то дурак, но в партере поняли и сразу же замолкли. Тут пахло серьезной дракой, а то, пожалуй, и кровопролитием.
Шум замолк, и пьеса продолжалась, но Бербеджу-то все это было очень неприятно, он играл плохо, с накладками, и чувствовал, что и зрители понимают, что он не в себе, а мучительнее этого состояния для него вообще ничего не было. Теперь он сидел красный от стыда, раздевался и был так зол, что вообще никого бы не хотел видеть: ни приятелей, ни театр, ни эту темную, скверно обставленную уборную, где все шатается и скрипит, ибо все здесь сделано на скорую руку, — он сам был столяром и сыном столяра и в этих вещах толк понимал. Кроме того, было еще и холодновато, со сцены через колючие доски дуло так, что шевелились дешевые, реденькие занавески. Бербедж кончил раздеваться, встал и тут в дверь вкатился пухленький, толстый человечек с очень румяным и ясным лицом.
— Уф, — сказал человечек и покачал головой, ведь еле-еле протискался. Его величеству привет!
Он сам взял стул, сел на него верхом, вытащил платок и начал вытираться. Лицо было потное и блестело.
— Еле-еле, — повторил он. — Там какого-то молодца потащили купать, говорят, что кошелек срезал. А что это ваше величество не в духе?
Бербедж, когда увидел старика, сразу просветлел.
— Сплошной убыток, мистер Четль, — сказал он весело. — Это прибавка одиннадцать шиллингов на брата, кажется, все, что останется в кассе. Ведь это с ума сойти — играть такую трудную пьесу, со столькими переодеваниями, за одиннадцать шиллингов на человека. Где у него была только голова?
— У кого это? — спросил старик.
— Да все у него, у Билла. Понимаете, вчера приходят два каких-то джентльмена, встречают Билла и спрашивают: «Что вы играете седьмого февраля?» Билл им отвечает: «Ромео и Джульетту». — «Нет, играйте „Ричарда Второго“». Билл говорит: «Это нам невыгодно, сборы маленькие, пьеса уже давно не идет, половина зала пустая». А они говорят: «Мы заплатим по одиннадцать шиллингов каждому участвующему». Ну, Билл и настоял, чтобы отменили «Ромео». — Он вдруг опять помрачнел и выругался. — Знаете почему? Нет! Меня-то не проведешь. Он там играет монаха. Роль-то маленькая, но у него там строк сорок в самом конце, а он… Ну, в общем, ему теперь надо освобождаться пораньше.
— О?! — покачал головой старичок, его глаза округлились от удовольствия. — Это какая же? Неужели все та же?
— Ну! — ответил Бербедж с легкой улыбкой, снисходительной и чуть-чуть высокомерной (старик заметил и это). — Нет, конечно. Там дело вполне конченое.
— Ах, значит, и сонеты не помогли? — глумливо спросил старик.
Бербедж ничего не ответил, только головой мотнул.
Так они, улыбаясь, смотрели в лицо друг друга, отлично понимая все и слегка злорадствуя.
— В ее гнездышко залетает теперь большая птица, — сказал Бербедж очень отчетливо, — ее милость завела себе такого пеликана, что он каждую ночь прилетает клевать до крови ее сердце. Ее душа теперь наполнена до краев дарами его милости.
— Хотел бы я знать тогда, — сказал старик задумчиво, — что у леди называется душой и куда она ее прячет на ночь?
Все, кто был в уборной, засмеялись.
— Вы уж скажете, мистер Четль, — махнул рукой Бербедж.
Зашел кассир — старик медлительный, сухой и сердитый.
Все обернулись к нему.
Он дошел до стола и со звоном грохнул на него медную кружку.
— Черт знает что такое! — сказал он. — Напакостили целую бочку да и перевернули ее под конец. Такая вонь пошла по всему помещению! Велел курить можжевельник. Да куда там! До сих пор не продохнешь.
— А почему перевернули бочку? — быстро спросил Четль.
— Вора купали, — сердито ответил старик и погремел кружкой: Выручка-то, видите, а?
— Нет, Билл совсем сошел с ума! — решительно сказал Бербедж.
— Но к кому же он тогда бегает? — задумчиво спросил старик. — Чтобы Виллиам без всякой причины потерпел убыток? Да никак я этому не поверю. Если он промахнулся, значит, было из-за чего. Было, было, мистер Бербедж. Будьте уверены, что было.
— Очевидно, что так, — сказал Бербедж.
— Если я говорю, что это так и есть, будьте уверены. Да, что-то делается с Биллом. Помните, вы мне рассказывали, что он начал для вас новую пьесу? Ведь это было месяца три назад, никак не меньше. И помните, вы говорили, что недели через две она уже пойдет. Так где же она? А вот я действительно пишу трагедию и поставлю ее.
— А вы что-нибудь разве пишете сейчас? — спросил кассир. Он тоже имел долю в театре, и его мучило, что сборы начали падать.
— Я-то пишу, — важно кивнул головой Четль, я-то, молодой человек, пишу! Не говорю наверное, но очень скоро, возможно, что в этом месяце я окончу большую трагедию про Вильгельма Завоевателя, и посмотрите, какие сборы она будет делать.
— Ну что ж, дай-то Бог! — мирно согласился Бербедж, которому очень хотелось, чтобы Биллу натянули нос. — Вильгельм Завоеватель солиднее Ричарда. Во всяком случае, пришел раньше его.
— Да, — подтвердил Четль. — Был солиднее и пришел раньше. Но только для того, чтобы приобрести мою трагедию про этого несравненного героя, вам придется раскошелиться. Это ведь не ваш дурной «Ричард», за которого и одиннадцать шиллингов высокая цена. Так я прямо и скажу, когда мы встретимся с вашим Шейлоком.
— Ладно. Будет мех, будет и цена, — ответил Бербедж. — Я иду в «Сокол». Поищу Билла хотя бы там. Не составите ли мне компанию?
II
В коридоре, узком и темноватом, их остановил мальчишка, бойкий, востроглазый чертенок, один из тех, что держал лошадей у входа в театр, и сунул Бербеджу записку.
— От кого? — спросил Бербедж, не удивляясь.
Мальчишка только хмыкнул.
— О! — почтительно сказал Четль и даже отступил.
— А ну, держи фонарь, — приказал Бербедж мальчишке и стал читать.
Конечно, и Четль заглянул туда же.
— Кто тебе передал это? — спросил Бербедж, комкая записку в кулаке.
— Там… У входа… — неопределенно сказал мальчишка.
Бербедж повернулся к Четлю.
— Ну что же, раз зовут, надо идти, — сказал он с той чуть презрительной, извиняющейся, но вместе с тем и покорной улыбкой, которую Четль в этих случаях давно заметил у актеров первого положения. — Ну, я не прощаюсь с вами. Вы не выпьете и двух кружек, как я приду.
— Мистер Ричард, кто вас зовет? — спросил строго Четль. — Неизвестный человек? Что ему нужно от вас? Какие могут быть тут разговоры, коли вы его и знать не знаете? Почему он подослал мальчишку, а не пришел сам?