Георгий Жженов - Я послал тебе чёрную розу

Жженов Георгий Степанович

Я послал тебе чёрную розу

Георгий Жжёнов

Я послал тебе чёрную розу...

Рассказ

Сталинский альянс с Гитлером окончательно развеял иллюзии многих тысяч жертв беззакония, томившихся в переполненных тюрьмах и всё еще продолжавших верить, что арест - трагическое недоразумение, ошибка и не более того...

Скрепленный в августе Тридцать Девятого рукопожатием Молотов Риббентроп, альянс этот отозвался по стране сотнями тысяч обвинительных приговоров...

Следственные тюрьмы, после некоторого затишья, снова спешно разгружались в лагеря...

Особое Совещание свирепствовало.

Тюремная морзянка отстучала новость: "Привезли очередную "зарплату" из ОСО. Дают по три, по пять и по восемь..." Так вот почему громко хлопают двери камер, слышаться голоса надзирателей, стучат и шаркают шаги на галерках... Скоро, значит, дойдет очередь и до нас грешных, скоро и мы узнаем, сколько кому причитается за полуторагодовалый "пансион" в "Крестах" - развязка близится.

...С металлическим лязгом, словно передернули затвор винтовки, открылась "кормушка"... Показалось лицо надзирателя. Камера притихла... Пошелестев в руках бумагами, надзиратель громко зачитал несколько фамилий (мою в том числе). Получив ответное: "Есть", скомандовал: "На выход. С вещами".

Нас согнали вниз, на пятачок корпуса, и приобщили к группе заключенных из других камер, сидевших на корточках у дверей канцелярии. Вызывали поодиночке...

Ну вот, кажется, и все... и конец неизвестности! Ружье выстрелило! Заочное судилище состоялось, и я уже не подследственный - я осужденный. Пять лет Колымы!

Несколько минут назад, в присутствии начальника тюрьмы, мне зачитали выписку из постановления ОСО НКВД СССР и предложили расписаться в уведомлении.

"Сдохла правда" - через всю официальную бумагу крупно вывел я и поставил подпись.

Чиновник, зачитавший приговор, возмутился, наорал на меня, пригрозил карцером... Потом почему-то сбавил тон и стал даже оправдываться: "Я-то причем?.. Не я тебе срок давал. Мое дело объявить, и только ... А вот ты хулиган, мальчишка!.. Казенную бумагу замарал - испортил. Теперь неприятности будут от начальства..."

"Переживешь, - подумал я, - мне бы твои заботы".

Итак, призрачный лучик надежды, до последнего момента теплившийся на дне моей души, погас. Прощай, мечта о воле!

В ожидании этапа в пересылку всех нас, человек сорок, рассчитавшихся за постой в "Крестах", сгрудили в одну из камер первого этажа корпуса, впритык друг к другу... Не помещавшихся вдавливали коленями и сапогами...

Последние часы пребывания в "Крестах" тюремное начальство постаралось сделать особенно памятными.

Около пятнадцати часов продержали нас стоя, прижатыми друг к другу настолько плотно, что нельзя было не только повернуться, но и выпростать наверх руку...

За всё время ни разу не вывели на оправку. Люди обливались потом... Не хватало кислорода... Кто не мог терпеть, мочились под себя. Вонь стояла несусветная!.. И несмотря на это, начальство тюрьмы распорядилось накормить баландой, причитавшейся нам согласно рациону и недоданной в этот день.

И люди ели.

Ели, несмотря на духоту и вонь - ели потому, что хотели есть и потому, что не знали, где и когда дадут пищу в следующий раз.

По поднятым над головами рукам передавали друг другу миски с баландой... Кому досталась ложка, ставил миску себе на голову и ел из ложки, кто просто хлебал через борт - держать миску нормально на уровне живота не позволяла теснота.

Спал ли кто-нибудь из нас в эту душную августовскую ночь, не знаю... если и спал, то наподобие лошади, стоя.

В эту последнюю ночь в "Крестах" я впервые изменил привычку после отбоя провожать каждый прожитый тюремный день (безликий, как и его близнец-предыдущий) своеобразной молитвой: "Еще одним днем ближе к свободе!" Увы! Свободы не получилось...

Справедливость торжествует в книгах - там воля автора... В жизни другое...

Не суждено мне было наяву испытать радость освобождения, не однажды являвшуюся мне в зыбких тюремных снах, бередивших душу при пробуждении.

Надежда исчезла, испарилась "как дым, как утренний туман..." Растаяла как льдинка, оставив на теплой ладони сочувственный след - поникшие лепестки ромашки, - прощальный подарок сумасбродной тюремной врачихи.

Было до слез жаль себя. Слезы - это всегда облегчение, они придут потом. Сейчас их не было. Была дикая терзающая душу боль отчаяния. Рушились остатки веры.

Я прощался не только с "Крестами". Я прощался с собой прежним. Доверчивый ко всему и ко всем, наивный паренек, романтически воспринимавший мир, повзрослел...

Завтра из тюрьмы уйдет совсем другой человек, хлебнувший горя... Переживший арест, издевательство следствия, крушение юношеской веры в справедливость... Первые главы повести об исковерканной жизни прочитаны и пережиты...

Начинается новая страница: этапы, пересылки, лагеря... Ну что ж... На ближайшие годы это будет моя жизнь.

Сам срок, как и вся процедура его получения, вызывали откровенное презрение. Все происходившее казалось настолько диким, настолько за гранью разума, что воспринималось как-то не всерьез, как театр чудовищного абсурда. И реакция была соответствующей, например:

...На корпусном пятачке тюремное начальство сдавало конвою партию осужденных по ОСО зеков, еще не ознакомленных со сроками.

Энкаведешник с тремя кубарями в петлицах зачитывал приговоры:

- Сидоров!

- Есть!

- Отвечать как положенно: имя, отчество, год рождения, статья, срок?

- Владимир Федорович, год рождения 1908-й, статья 58-10!

- Срок?

- Не знаю.

- Восемь лет!

- Премного благодарен. - Общее веселье в толпе зеков. Сидоров смеется...

- Фейгин?

Фейгин скороговоркой:

- Есть Фейгин. Семен Матвеевич. 1904 года рождения, статья КРТД "троцкист". Срок не знаю.

- Десять лет! - общий хохот. Фейгин притворно плачет. И так далее, и т. п.

Самым коварным считался срок 3-5 лет. Особенно полученный по ОСО. Он имел тенденцию удваиваться, а то и утраиваться по мере его отбывания. Отсидел, скажем, заключенный свои пять лет, его вызывают в УРЧ лагеря и объявляет еще столько же (мой пример). Долго ли изготовить казенную бумагу за тремя высокими подписями от имени Партии, Органов НКВД и Советской власти!

Самый незыблемый, прочный срок - 10 лет. Меньше просидеть начальство не позволит, больше - сам не вынесешь, дойдешь!

Ничего не менялось, если срок был получен не по Особому Совещанию, а по суду. Какими были суды в те годы, известно. И как они были туги на пересмотр дел. В сторону увеличения срока - пожалуйста, но не наоборот.

Так бедолага и продолжал коротать свой неразменный червонец от звонка до звонка, если силенок хватало, если не "давал дуба", не сходил с дистанции где-нибудь в середине забега.

Старожилы, не один год просидевшие в следственных тюрьмах, повидавшие многое и многих, завидовали тем, кто получал 20-25 лет!

"Эта категория зеков, - говорили они, - могла в любой момент рассчитывать на пересмотр дел в сторону сокращения срока хотя бы потому, что добавлять было уже некуда!.. А при счастливом повороте политической конъюнктуры и вовсе рассчитывать на освобождение".

Примеры тому: некоторая категория военных, ученые, иностранцы поляки, китайцы и прочие... Словом, все те, кто с началом Отечественной понадобился Кремлю.

Интересно, о чем думали сейчас все эти притихшие, ушедшие в себя люди, мои товарищи по несчастью, стоявшие вокруг меня, вернее, висевшие вокруг меня друг на друге? Вероятно, о том же, о чем и я, хотя не все сейчас испытывали потрясение.

В "нокдауне" находились те, кто, подобно мне, питал иллюзии насчет освобождения. Не все были такими. Более взрослые и опытные оставили надежды дома, еще в день ареста. И уж во всяком случае, столкнувшись со следствием, поняли, что возврата не будет.

За моей спиной разговаривали вполголоса. Я прислушался, стараясь разобрать, о чем говорят... Невероятно! Читали стихи! "Я послал тебе черную розу в бокале золотого как небо "Аи"..."

Среди скопища висящих друг на друге, полуобморочных от духоты и вони людей звучали стихи о Прекрасной Даме! Сплющенные как скоты в загоне, только что клейменные, униженные и растоптанные люди слушали печальные и прекрасные слова Блока о красоте, о любви, о Петербурге... о вечности.

Одного из читавших я узнал по голосу - Юрий Берзин.

Ленинградский писатель. Автор книги "Возвращение на Итаку".

Мой сокамерник по восьмимесячному сидению в "Крестах". Соавтор по коллективному творчеству "Детских считалочек 1938 года".

Раз, два, три, четыре

Мы сидели на квартире,

Вдруг послышался звонок,

И приходит к нам стрелок.

С ним агент и управдом,

Перерыли всё вверх дном.

Перерыли все подушки,

Под кроватью все игрушки,

А потом они ушли

И... папашу увели.

Раз, два, три, четыре, пять