Л Добычин - Встречи с Лиз (рассказы)

Добычин Л

Встречи с Лиз (рассказы)

ЛЕОНИД ДОБЫЧИН

Встречи с Лиз

Содержание:

Козлова

Встречи с Лиз

Ерыгин

Савкина

Лидия

Сорокина

Сиделка

Лешка

Конопатчикова

КОЗЛОВА

1

Электричество горело в трех паникадилах. Сорок восемь советских служащих пели на клиросе. Приезжий проповедник предсказал, что скоро воскреснет бог и расточатся враги его.

Козлова приложилась и, растирая на лбу масло, протолкалась к выходу. Через площадь еле продралась: пускали ракеты, толкались, что-то выкрикивали, жгли картонного бога-отца с головой в треугольнике, музыка играла "Интернационал".

- Мерзавцы, - шептала Козлова, - гонители... - Снег скрипел под ногами. Примасленные полозьями места жирно блестели. Над школой Карла Либкнехта и Розы Люксембург стояла маленькая зеленоватая луна. Козлова вздохнула: здесь мосье Пуэнкарэ учил по-французски.

Она пошла тише. В памяти встали приятные картины дружбы с мосье.

Вот - чай. Мосье рассказывает о лурдской богородице. Авдотья отворяет дверь и подсматривает. Козлова показывает на нее глазами. - Приветливая женщина, - говорит мосье. Потом он берется за шляпу, Козлова встает, и они отражаются в зеркале: он, аккуратненький, седенький, раскланивается, она прямая, в длинном платье, пальцы левой руки в пальцах правой, тонкий нос немного наискось, на узких губах - старомодная улыбка. - Приходите, мосье...

А вот - в кинематографе. Играют на скрипке. Мосье завтра едет. С тоненького деревца в зеленой кадке медленно падают листья. - Как грустно, мосье... - Девица в красной вязаной кофте отдергивает занавеску и впускает. По сторонам холста висят Ленин и Троцкий... Бьет посуду и ломает мебель комическая теща, красуются швейцарские озера и мелькают шесть частей роскошной драмы: Клотильда отравилась, Жанна выбросилась из окна, а Шарль медленно отплывает на пароходе "Республика", и ему начинает казаться, что все случившееся было только сном.

- Так и вы, мосье, забудьте нас, как сон.

- О, мадмуазель!

Обратный путь полон излияний. В прекрасной Франции мосье будет думать о ней. Он будет следить за политикой.

"Кого же и назвать Сивиллой нашего времени, если не мадам де-Тэб", напишет он, когда можно будет ждать чего-нибудь такого...

2

Вечера Козлова просиживала на лежанке - штопала белье или читала приложения к "Ниве". Вторник был женский день - ходили с Авдотьей в баню, орали дети, гремели тазы, толстобрюхие бабы с распущенными волосами, дымясь, хлестали себя вениками. В воскресенье брали по корзине и отправлялись на базар. - Гражданка, гражданочка, - высовываясь из будок, зазывали торговки, - барышня или дамочка!

Иногда приходила Суслова, и долго пили чай: хозяйка - чинная, с любезной улыбкой, гостья - растрепанная, толстая, с локтями на столе и шумными вздохами. Говорили о тяжелой жизни и о старом времени. Авдотья слушала, стоя в дверях.

- В Петербурге я кого-то видела, - рассказывала круглощекая Суслова, задумчиво уставившись на чашки (одна была с Зимним дворцом, другая - с адмиралтейством). - Не знаю, может быть, саму императрицу: иду мимо дворца, вдруг подъезжает карета, выскакивает дама и - порх в подъезд.

- Может быть, экономка с покупками, - отвечала Козлова.

Зима прошла. Первого мая Козлова выстирала две кофты и полдюжины платков: пусть выкусят. В открытые окна прилетали звуки оркестров.

Из монастыря принесли икону святого Кукши. Ходили встречать. Возвращались взволнованные.

- Мерзавцы, гонители...

- Господи, когда избавимся?.. Мусью не пишет?

Потом взошла луна, и души смягчились... В соборе трезвонили. В саду "Красный Октябрь" играли вальс. Встретили Демещенку, Гаращенку и Калегаеву, задумчивых, с черемуховыми ветками.

Остановились над рекой и поглядели на лунную полосу и лодку с балалайкой:

- Венеция, - прошептала Козлова.

- "Венеция э Нaполи", - ответила Суслова и, помолчав, сказала тихо и мечтательно: - Когда горел кооператив, загорелись духи, и так хорошо пахло...

Под утро около кровати кто-то кашлянул. Козлова повернулась и увидела святого Кукшу - в синей епитрахили, как на иконе. Он подал ей хартию, и она прочла, что там было написано:

"Кого же и назвать Сивиллой нашего времени, если не мадам де-Тэб".

Проснулась в волнении и пораньше вышла, чтобы перед канцелярией забежать в собор. Дверь была заперта. Козлова толкнула калитку и села подождать в саду.

Столб с преображением и зеленым куполом стоял над кленами. Таяли рыхлые облака телесного цвета, и через них местами сквозило синее. Скрипнула дверь, епископ вышел из сторожки - простоволосый, с ведром помоев. Постоял, считая удары часов на каланче, и опрокинул свое ведро под столб с преображением.

"Недолго мучиться", - радостно думала Козлова, смотря ему вслед.

Обедала поспешно - хотела сходить к Сусловой, но, встав из-за стола, разомлела и едва добралась до кровати. Проснувшись, к Сусловой поленилась. Отправила Авдотью встречать корову и пошла на огород. Солнце садилось, и закат был простенький: одна полоска - красноватая и одна - зеленоватая.

Козлова была любительница поливать. - Когда поливаешь, - говорила она, - душа отдыхает и погружается в сладостное состояние.

Лила двенадцатую лейку, и луна блестела в быстро исчезавших лужицах. Загремел оркестр. Козлова бросилась к воротам.

Чихнула от пыли. Дымные огни развевались на факелах. Отсвечивались в медных трубах. Керзон болтался на виселице. Свет пробегал по лицам маршировщиков.

- Ать, два! Левой! Да здравствует коммунистическая партия! Ура!

Разинув рот, маршировала Суслова.

Из темноты прибежала Авдотья: - Англия воюет.

Пред киотами зажгли лампадки и при двух лампах пили настоящий чай. Воняло керосином и копотью. С светлым лицом, Козлова достала из лекарственного шкафа баночку малины. - Пасха, - наслаждалась Авдотья. Ругали дурищу Суслову.

3

Сидели на сверхурочных. Кусались мухи. Гудел большой колокол, дребезжа, подпевали стекла.

Демещенко согнулась над столом и выцарапывала: - Товарищ Ленин.

Гаращенко и Калегаева, развалившись на стульях, грызли подсолнухи и глазели на новую.

- Завтра - Иоанна-воина, - сказала новая, франтоватая старушка с красными щеками. - Когда вы с кем-нибудь поссоритесь, молитесь Иоанну-воину. Я всегда так делаю, и знаете - ее забрали и присудили на три года.

"Хорошая женщина, - подумала Козлова, - религиозная... Сутыркина, кажется".

Перенесла свои бумаги и чернильницу к Сутыркиной: - Вы где живете?

Вышли вместе: Козлова - степенная, в синем газовом шарфе с расплывчатыми желтыми кругами, Сутыркина - вертлявая, в старой соломенной шляпе с перьями.

У калиток ломались перед девицами кавалеры. Мальчишки горланили "Смело мы в бой пойдем". Оседала поднятая за день пыль. Торчали обломки деревьев, посаженных в "день леса". Тянуло дохлятиной.

- Свое холщовое пальто, - говорила Сутыркина, - я получила от союза финкотруд. В девятнадцатом году я у них караулила сад. Жила в шалаше. Приходили знакомые, и, скажу, не хвастаясь, мы проводили вечера, полные поэзии.

Козлова слушала с таким лицом, как будто у нее во рту была конфета: полные поэзии вечера!

- Вы говорите, в девятнадцатом году, - сказала она любезным и приятным голосом. - Помните, все тогда ахали - того бы я съела, этого бы съела. А у меня была одна мечта: напиться хорошего кофе с куличиком.

Они подружились. Часто пили друг у друга чай и, когда не было дождя, прохаживались за город. Разговаривали о начальстве, об обновлениях икон, вспоминали прежние моды.

- Вы не были на губернской олимпиаде? - спрашивала иногда Сутыркина, почти совсем голые! Фу, какое неприличие. - И, улыбаясь, долго молчала и глядела вдаль.

Раз или два встретили Суслову, и она останавливалась, и, обернувшись, смотрела на них, пока не исчезнут из вида...

В зеркальных крестах горело солнце. Ярко желтелись клены. Рябины с красными кистями напомнили Козловой земляничные букетики. Она остановилась, наклонила набок голову и, держа левую руку в правой, картинно любовалась.

Нагнала Сутыркина: - Недурная погода. С удовольствием бы съездила на выставку. Очень хорош, говорят, Ленин из цветов.

Козлова поджала губы.

- Знаете, - с достоинством сказала ей Сутыркина, - я всегда соображаюсь с веянием времени. Теперь такое веяние, чтобы ездить на выставку - пополнять свои сельскохозяйственные знания.

Дождь стучал по стеклам. За окнами качались черные сучья. В канцелярии было темно. Демещенко, Гаращенко и Калегаева зевали и подолгу стояли у печки. Сутыркина читала газету.

- Вот два интересных объявления.

Все на нее взглянули, она встала и прокашлялась. Одно было от Харина к седьмому ноября у него огромный выбор хлебных и кондитерских изделий. Другое - от епископа: седьмого ноября во всех церквах будет торжественная служба и благодарственный молебен.