Валерий Денисов - В час по Гринвичу

Денисов Валерий Викторович

В час по Гринвичу

Валерий Викторович Денисов

В час по Гринвичу

В основе книги - один из малоизвестных эпизодов истории советского спорта. Герои повести, московские студенты, в 1924 году отправились в кругосветное путешествие на отечественных велосипедах. Много трудностей выпало на долю смельчаков, но воля, смелость, сила помогли путешественникам выйти победителями из всех испытаний.

СОДЕРЖАНИЕ

Почем нынче шпаги?

"Хлеб-соль и злые собаки.

Всем ветрам назло.

Люди в юрте.

Волки ждут у дороги.

Вперед! Только вперед!

К встрече готовятся загодя.

Чужие в толпе.

Крыша над головой.

Наступить беде на горло.

Хищник выпускает когти.

В велосипедистов не стрелять!

Вежливость по-японски.

Тени за спиной.

В час по Гринвичу.

Узники поневоле.

Сто кругов ада.

"Сюрприз" на прощание.

50-летию первого кругосветного путешествия советских велосипедистов Александра Князева и Ильи Фрейдберга посвящается.

Толпа итальянцев, обступившая олимпийскую трассу, ревела от восторга. Еще бы. До белой финишной черты всего двести метров, а впереди их кумир Трапе. Сто метров-впереди Трапе. Гонщик слился с машиной, идет легко, свободно, как будто и не было позади ста семидесяти пяти безумно трудных километров, как будто палящее солнце не касалось его плеч, как будто запас энергии безграничен. Еще миг, еще мгновение и - победа! Кажется, ничто не в силах остановить его на пути к ней, такой желанной и такой близкой. Вот только сухопарый русский, что "сидит на колесе". Но все знают: Трапе большой тактик, он покончит с соперником именно здесь, на последнем отрезке, на глазах публики, как и подобает фавориту. И Трапе неожиданным коварным рывком прижимает машину влево, преграждая тем самым путь Виктору Капитонову.

У Королева зачастило сердце. Ведь до финиша - сорок метров. Очень мало, почти ничто при таких скоростях. Королев подался вперед и увидел незабываемое. Капитонов, зажатый между ограждениями и соперником, чуть придержал велосипед, а затем последним фантастическим усилием буквально бросил его вправо и вперед, "достал" итальянца у самой белой линии опередил его на треть колеса. Всего на треть. Но этого хватило для победы. Первой победы советских гонщиков на олимпиадах! Трибуны вначале смолкли. Неожиданная развязка повергла "тиффози" в шоковое состояние. Но настоящего болельщика красивая победа не может оставить равнодушным, даже если одержал ее не твой соплеменник. И крики "браво, pycco!" распороли застывший воздух. Тонкая цепочка карабинеров без труда была смята. Руки неистовых итальянцев подхватили Капитонова вместе с машиной, подняли его над головой и торжественно понесли сквозь толпу к пьедесталу почета...

Взволнованный только что увиденным, Королев пробирался к автобусной остановке. А ведь друзья из туристской группы говорили: "Чудак, и что тебя тянет на шоссе? Сколько интересных состязаний в городе! Да ведь нашим в гонках ничего не светит. Зря только на жаре проторчишь". Нет, не зря пришел Королев сюда, на олимпийскую трассу. Почти сорок лет назад он отдал свое сердце нехитрой машине на двух колесах, и не расставался с ней все эти годы, и верил, что будут большие победы у советских гонщиков. Так скорее в пансионат, к друзьям. Пусть узнают о том, что произошло на загородном римском шоссе. Но громадная очередь, тянувшаяся к автобусам, заставила Королева изменить план, и он поспешил к расположенному поблизости дешевенькому кафе. Без труда Александр Гаврилович отыскал свободный столик на веранде, в тени. Расторопный официант вмиг поставил перед туристом бутылку легкого "Киянти" и стакан минеральной. Королев наполнил фужер вином, чуть разбавил его холодной, со льда, водой и блаженно отхлебнул первый глоток. Теперь можно не спеша мысленно прокрутить всю гонку сначала. От старта до финиша. Занятый этим делом, Александр Гаврилович не сразу заметил человека, севшего за соседний столик. Но вот взгляд Королева остановился на нем: неопрятный, в давно не стиранной белой рубахе, поросшее седой щетиной лицо, жилистая шея, рука, судорожно сжимающая стакан с вином. "Любитель выпить", - подумал Королев, и в это время взгляды их встретились.

- Никитин, вы как сюда попали?

Тонкие пальцы старика разжались, и стакан со звоном упал на пол. Бродяга вскрикнул, вскочил пугливо с места и попятился назад, опрокинув кресло. Задыхаясь, он протянул вперед руки, словно защищаясь от чего-то. В углах рта выступила пена.

- Я не Никитин, - наконец выдавил из себя старик на чистом русском языке. - Я... - и кинулся к выходу.

ПОЧЕМ НЫНЧЕ ШПАГИ?

Тяжелые тучи навалились на землю. Словно пресс, они выдавливали из нее влагу. И мостовые смазывались тонким слоем жирной грязи. Того и гляди свалишься под лихого извозчика или угодишь в канаву с вонючей стоялой водой. Но и в этот серый промозглый день на Сухаревке было не протолкнуться. Тоскливо ржали лошади, гнусавили, зазывая любителей дармовщины, барахольщики, визгливо вскрикивали деревенские бабенки, общупанные карманниками. НЭП оживил столетнюю Сухаревку. Нет, она не достигла еще своих дооктябрьских размеров. Шутка ли: пять тысяч квадратных метров! Но с каждым воскресным днем все более разрасталась и разбухала, как гигантский спрут, протягивала свои липкие щупальцы в близлежащие улочки и тупики. Народ отъелся, появились лишние деньжонки, захотелось товара разного: и ситчика, и сапог, и абажурчик на лампу. Но трубы многих заводов еще стояли холодными. Не хватало товаров. Вот и тянулись люди за старьем на Сухаревку к знаменитым развалам. Здесь на ржавой рогоже, расстеленной прямо на мостовой, можно найти все, что душе угодно. Пусть старое, немодное, но зато дешевое. А на толкучке и новый товар попадался, богатый. По большей части ворованный. Но кого это интересовало? Лишь бы сторговаться. И тянулись москвичи на Сухаревку, в зной, и в снег, и в слякоть.

Шел сюда и студент Госинфизкульта Саша Королев. Шел по делу. В правой руке - тюк, перехваченный бечевкой. Там шинелька старая армейская, штаны: в полоску и линялая занавеска на окно. Левой рукой зажал под мышкой завернутую в газету рапиру, предмет зависти сокурсников. За брючным ремнем - книга, пособие по сокольской гимнастике, издание немецкое, редкое. Двигался студент медленно, балансируя на скользком тротуаре, то и дело задевая прохожих неуклюжим тюком. За что и получал сердитые окрики "тюфяк", "осел", "дубина стоеросовая", а то и похлеще. Но Саша не сердился, он только произносил застенчиво: "Виноват" - и шел к своей цели. А вот уже и первые торговцы. Кричат, потряхивают барахлом, заманивают доверчивых людишек. Чем дальше шагал. студент, тем больше становилось народу, тем гуще гул. "Как правильно назвал народ: толкучка! Толкутся люди с утра до вечера на одном месте, да так тебя намнут, что потом неделю кости ныть будут", - подумал Саша и энергичнее заработал локтями. Ему хотелось пройти к более спокойному месту у Спасских казарм: там, говорил Илья, покупатель поинтеллигентней, на рапиру и книгу клюнет. Встал, уткнулся спиной в желтую стену: так легче стоять. Развернул тюк. Шинель, занавеску и брюки бросил на газеты, рапиру взял в руку и застыл, словно скупой рыцарь на карауле у своего добра. Вахта ему предстояла, судя по всему, долгая. На его товар не спешили охотники. Вот разве рапира вызвала смех у соседей.

- Почем нынче шпаги? - гоготали два дюжих красномордых мужика, продававших старую обувь. Но какое до них дело Александру! Отвернулся в сторону - вот и нет мужиков. Но студент ловил себя на том, что нет-нет да и бросит взгляд на "сапожников": уж больно голосисто подзывали они покупателей и остроумно! Каждая фраза - прибаутка. Шел у них товар. И Саша по-доброму завидовал. Ему очень нужны были деньги. Да и его вещи не плохие. Неказисты на вид, но зато какая история у каждой! Врет тот, кто говорит, что вещи молчат. Они говорят. Только, может быть, слишком тихо. А вы прислушайтесь. Несколько лет назад собрался в далекий путь из Барнаула в Москву инструктор Всевобуча гимнаст и легкоатлет Илюшка Бромберг. Потянуло на учебу в Госинфизкульт, в только что открытый вуз. Собрал нехитрые пожитки - все уместилось в небольшой чемоданчик - и сел на паровик. Перед самой дорогой сестренка сунула занавеску и шепнула на ухо братишке:

- Больше дать нечего. Сам знаешь. А это напомнит о доме.

И как пригодилось! Суровой была Москва военная. Не слишком хлебосольно встретила она юношей, за тридевять земель спешивших за знаниями. Место в общежитии дали. Кровать тоже. И доски к ней. Вот и все. Матрацем служила шинель, подушкой - собственная рука. Ну, а одеялом... занавеска. Права оказалась сестра. Несколько лет верой и правдой служила нехитрая тряпица студенту Бромбергу. Сохраняла в его теле тепло, без которого какая учеба! Вот вам и занавеска!

А штаны? Брюки то есть в полосочку? Это же эпопея! Целый год на двоих студентов были одни штаны. Пошел один в город - другой по общежитию бегает в трусах. Так и жили. Пока не пригласили ребят борцы в турне по циркам технические приемы показывать, а больше фиктивные схватки с "именитыми" проводить. В "поддавки" играть, короче. Мерзкая работа. Но принесла мешок гречихи. И променяли ее на брюки в полосочку...