Давид Маркиш - Стать Лютовым

Маркиш Давид

Стать Лютовым

Давид МАРКИШ

"Стать Лютовым"

ВОЛЬНЫЕ ФАНТАЗИИ ИЗ ЖИЗНИ ПИСАТЕЛЯ ИСААКА БАБЕЛЯ

Часть вторая.

СЛАВА. СЛЕЖКА. СТРАХ

Вокруг была Германия. .

Поезд шел через лес - добротнейший немецкий лес, не какой-то там расхристанный ельник на болоте. Каждое дерево - будь то сосна, дуб или бук вполне могло быть пронумеровано, оценено и занесено в специальный реестр. Лес, таким образом, являлся не только собранием деревьев, но и строго определенной суммой денег. Это было немного противно, но, с другой стороны, вызывало своего рода уважение к необыкновенному лесу и к тем, кто привел его к такому благоустроенному состоянию... Из окна международного вагона, с обтянутого вишневым бархатом дивана Иуда Гросман глядел на немецкие деревья, за которыми впереди стоял на речном берегу город Берлин.

В вагоне было тихо - в соседних купе никто не пел песен и не играл на гармошке, и только равномерный перестук колес на добротных европейских стыках нарушал замечательную тишину. И пьяные мешочники не буянили, и не скандалила проводница. Это была другая страна, и это был другой поезд - без мешочников, без ворья и отвратительной шпаны. Терпеливые пассажиры не достают здесь из дорожных сумок завернутых в газету жареных цыплят, и приветливые бабы в головных платках не выносят на насыпь, к поезду, вареную белую картошку с укропом и соленые огурцы в эмалированных ведрах. Иуда вдумчиво вспомнил этих милых толстопятых баб, их круглые краснощекие лица, их крепкие крестьянские ноги под темными подолами и ощутил сладкое прикосновение тоски. Потом другое пришло: жирные пятна на газете, разостланной вместо салфетки на лавке замызганного, грязного вагона, гогот случайных попутчиков, пьяных уже не первый день... Здесь этого нет, потому что здесь это невозможно. Вот ведь действительно чудо-юдо рыба-кит: вместо обходительных до приторности, благовоспитанных германских бюргеров звероподобные мужики с кружками в руке над бутылкой мутного самогона ревут что-нибудь вроде "Там сидела Мурка в кожаной тужурке". Сама мысль показалась нелепой, смешной, и, глядя в окно, Иуда Гросман рассмеялся. Сначала он смеялся тихонько, удерживая пузырьки смеха в горле, во рту, а потом всё громче, громче, и хлопал себя руками по коленям, и хохотал уже безудержно, сняв круглые очки и подбирая клетчатым носовым платком катившиеся из покрасневших глаз слезы... Действительно, смешно получалось: немцы в своей пивной с клетчатыми занавесочками ревут нестройным хором дикую песню.

Знаменитый писатель Иуда Гросман, направляясь в Париж, ехал через Германию, и это было хорошо и приятно. Приятно было, собственно говоря, знать про себя, что ты знаменитый русский писатель и что именно это обстоятельство сделало возможным поездку в Европу в международном вагоне, в отдельном купе, отделанном бронзовыми цацками, начищенными до солнечного блеска. Кто еще ездил в Европу? Раз-два - и обчелся... А ведь сколько в России писателей хороших, очень хороших, но не знаменитых! Стать знаменитым - это удача, это судьба. Это, если угодно, отчаянная дерзость - быть знаменитым в России. Не у каждого, ох, не у каждого достанет отваги высунуть голову из отечественного дерьма: могут ведь и палкой стукнуть, могут и отстрелить думающую часть тела, чтоб не придумала на свежем воздухе что-нибудь такое-сякое, особенное... А ему можно думать, можно говорить и молчать, можно ездить в Берлин и Париж, потому что он Иуда Гросман.

Поезд рывком выскочил из леса без опушки и бежал теперь по равнине. Среди аккуратных, ювелирно подогнанных друг к другу полей располагались усадебки: крытые малиновой черепицей особнячки и добротные каменные сараи. Иуда Гросман, рассеянно глядя, сравнивал, на что приятней смотреть: на лес или на эти домики в зелени и цветах. Выходило, что на домики, и тянуло заглянуть в окна: кто там, как.

Иуда прилег на диван, прижался затылком к круглому жесткому валику. До Берлина оставалось еще часа два с половиной, но не хотелось ни читать, ни дремать, а хотелось лежать вот так, с удовольствием впитывая в себя, в каждую теплую клеточку праздного тела плавный бег поезда.

В дверь тихонько постучали.

- Да! - сказал Иуда.- Кто там?

На пороге, с милой улыбкой на бритом круглом лице, стоял малого роста толстяк в сером мятом костюме.

- Можно? - по-немецки спросил толстяк, входя.- Позвольте представиться: Зигфрид Мюллер, торговец недвижимостью. А вы герр Иуда Гросман? Я видел вашу фотографию в газете.- С такой же интонацией он, наверно, спросил бы: "А вы герр лев Толстой?" - Я вас сразу узнал. А мы соседи: я тут в двух купе от вас еду.

- Тоже в Берлин? - дежурно поинтересовался Иуда.- Как будто подъезжаем...

- В Берлин, в Берлин! - почему-то обрадовался Иудиной сметливости Мюллер.Мое агентство имеет отделения во всех крупных городах, но центральная контора, конечно, в Берлине.

- Вы продаете замки? - уже с любопытством спросил Иуда.- Рыцарские? Да вы садитесь, садитесь...

- Это можно устроить,- сказал Мюллер, привольно садясь на бархатный диван.- Сейчас нелегкие времена, аристократические фамилии разоряются, распродаются... Вы хотите купить замок?

- Хочу ли я купить замок? - с приязнью глядя на Мюллера, повторил Иуда.Да, я хочу замок - с бойницами, башенками и подъемным мостом. На Рейне. С травяным лугом, по которому скачут лошади и собаки. Но хотеть, дорогой герр Мюллер,- это еще не означает купить.- Иуда с удовольствием говорил по-немецки, то и дело произнося слова на идишский манер.

- Значит, вы не можете купить у меня замок,- без улыбки подвел итог Мюллер и пожал плечами.- Но я ведь к вам пришел по другому делу. Я читал про вас в газете, там написано, что вы знаменитый писатель и ваша книжка вышла у нас по-немецки. Я хочу купить у вас эту книжку с автографом. Продайте! Я дам магазинную цену.

- Но я не торгую книгами,- с интересом глядя на Мюллера, сказал Иуда.- Я их пишу.

- Да, да! - согласился Мюллер.- Сначала пишете, а потом уже продаете. Если бы вы их только писали и складывали в сейф, вы бы ничего не заработали. У вас есть книжка? Здесь, с собой?

- Есть,- сказал Иуда Гросман.

- Так продайте же мне ее! - убедительно сказал Мюллер.- И разницу между себестоимостью и магазинной ценой вы положите себе в карман. И надпишите: "Герр Мюллеру, его жене Грете и детям Гансу, Вольфгангу и Эве на добрую память".

- Да не могу я, уважаемый герр! - уже сердясь, воскликнул Иуда Гросман.Неужели вы не понимаете? С какой стати я должен торговать книгами? Купите книгу где хотите, приходите завтра в наше торгпредство - я там буду, и я вам ее надпишу. Вам, детям. Но я не стану вам ничего продавать!

- Подумайте сами! - терпеливо предложил Мюллер.- Я должен идти в книжный магазин, искать, тратить время. А зачем? Где тут здравый смысл? Ведь книжка у вас, и вы можете получить у издателя другой экземпляр, по самой низкой цене. Вы же просто выбрасываете деньги на ветер!

- Знаете, с вами довольно-таки трудно говорить,- натянуто улыбаясь, сказал Иуда Гросман.- Дело тут, понимаете ли, не в издателе. Дело во мне. Я ведь не лоточник, герр Мюллер! Знаете что? Я подарю вам книгу, надпишу и подарю. И закончим это дело.

- Ну, если вы настаиваете...- Мюллер задумчиво пожевал губами.- Но я прошу вас учесть, что я пришел к вам с самыми честными намерениями.

- Как, вы сказали, зовут жену? - Иуда потянулся к карману за вечным пером.

- Грета,- сказал Мюллер.- И дети: Ганс, Вольфганг и Эва. Вы делаете мне прекрасный подарок, герр Гросман! Я сохраню вашу книжку и буду показывать ее моим друзьям. Мы культурная нация, у нас тоже есть знаменитые писатели. Сейчас не самые лучшие времена, поверьте мне. Приезжайте лет через пять-шесть, и вы увидите новую Германию!

- Да? - Иуда снова глядел с интересом.- Новую? Какую же новую? Социалистическую?

- Национал-социалистическую! - мягко поправил Мюллер.- Мы поможем миру справиться со старыми болезнями.

- Да что вы говорите! - искренне развел руками Иуда.- А мы в России хотим того же самого.

- Хотеть - это еще не значит делать,- наклонив голову к плечу, улыбнулся Мюллер.- Не так ли, господин Гросман? Это ведь ваша мысль.

- Лечить - трудная задача,- сухо заметил Иуда.- Врачи не святые, они иногда ошибаются.

- Когда порошки не помогают, надо пользоваться хирургическим ножом,убежденно сказал Мюллер.- И тогда уже не будет никаких ошибок.

- Да мы и пользуемся,- сказал Иуда Гросман.- А вы как думали?

- В таком случае позвольте вас сердечно поблагодарить за подарок,подымаясь с дивана, сказал Мюллер.- Приезжайте через несколько лет, и мы пойдем с вами в добрую германскую пивную пить доброе баварское пиво.

Через несколько лет доброе баварское пиво в добрых германских пивных пили крутые ребятки в черных военизированных рубахах со свастиками на рукаве. Пили родное пиво, ревели хором "Хёрст Вессель" и торжественно обещали очистить Германию от евреев и гомосексуалистов. Декорации быстро меняются, удивительно быстро. Едва ли партайгеноссе Зигфрид Мюллер был бы обрадован, увидь он в пивной Иуду Гросмана, направляющегося к нему с распростертыми объятиями.