Сергей Клычков - Чертухинский балакирь
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Сергей Клычков - Чертухинский балакирь краткое содержание
Чертухинский балакирь читать онлайн бесплатно
Сергей КЛЫЧКОВ
ЧЕРТУХИНСКИЙ БАЛАКИРЬ
Глава первая
ЛЕСНАЯ СТОРОНКА
ПЕТР КИРИЛЫЧНе знаю, с кого начать, с чего начать!..
Садитесь, друзья мои, садитесь, товарищи, родня и знакомыши, не войдет все Чертухино - тесно у меня в избе, зато широко у хозяина сердце!..
Буду я глядеть на вас с печки брюхатой, вспоминать всю нашу судьбу, как на поминальном обеде, все вспомню, ничего не забуду и навек закреплю, как торжественный дьяк челобитню!..
*****
Сторона наша лесная, дремучая, темная!..
Век по заоколице ходит солнце за облаком, сощурившись на болота и гати, и редко выпадет час, когда, словно странники, упершись в дальние взгорья дождевым кривым подожком, уйдут облака в полуночи на самый край чертухинского всполья, где, огибая покатые груди холмов, вьется наша лесная шептуха - Дубна; тогда-то поплывут над рекой вдоль дубенского зелено-муравного берега соломенные и тесовые крыши, и вознесется высоко, под самый месяц, колокольный купол чертухинской церкви, и с непомерной своей высоты поведет приподнятой бровью и моргнет хитрым глазом месяц, круглый, как именинный пирог!
Хорошо в этот месячный час выйти на двор из избы или спросонья взглянуть из окошка: кругом все как и днем, только теперь все будто плывет, от земли оторвавшись, только туман накинул на все свои прозрачные тени; лес подошел к самой околице и машет широким рукавом на крыльцо, а по другую сторону поле тихо дышит еле заметными перекатами бугорков, убаюканное в своей большой колыбели!
Тогда-то и придет на разум наш, блаженной памяти, чертухинский враль, Петр Кирилыч по фамилии Пенкин, у которого все в жизни было так же, как и у всех, только ему все казалось иначе, как, может, никогда и нн у кого не бывает, отчего мужик часто, для себя самого невдомек, завирался.
Да и то надо сказать: иной проходит по лесу весь день, а и елки хорошо не увидит, и ничего с ним в лесу не случится…
Скушно у нас теперь без Петра Кирилыча стало!..
*****
Давно это было…
Лет, может, тридцать, а то и поболе…
О то время все наше Чертухино стояло всего только на два порядка… Жили, значит, не очень обширно, не то что теперь… В Чагодуй еще ни шоссе не было, ни железной дороги, стояли кругом леса, каких теперь больше не вырастет на этом месте, и в этих лесах чего-чего только не шушилось… Мужики были домоседы, без нужды за околицу его не выгонишь, да и страшно было отходить от родного дома.
Один Петр Еремеич - был он тогда молодой да фартовый - куда только не гонял свою тройку, да Петр Кирилыч на своих на двоих измерил, почитай, всю землю липовым лаптем: один был ямщик, а другой - побирушник.
Эх, нет теперь ни того ни другого!..
Петр Еремеич в песне живет, а Петр Кирилыч в людской поговорке.
Говорили про Петра Кирилыча, что он в год своей смерти умирать все же домой воротился: будто нашли его мертвым возле церковной ограды и погребли в том самом месте, где наше кладбище дает в поле большой завулон; завулон потом, когда клали ограду из камня, решили спрямить, и Петр Кирилыч навсегда, знать, ушел из памяти ближних своих и родных…
Да мало ли что говорили!..
Может, Петр Кирилыч и впрямь тогда умер возле церковной ограды, а может, и нет, может, Петр Кирилыч жив еще по сю пору!.. Кто его знает?.. Наверное сказать что-либо про Петра Кирилыча трудно, потому что и сам он в меру любил загибать, сиречь - речь говорится - приврать, и все так повернуть, что можно было дивиться, а не поверить нельзя!..
На то и прозывался: балакирь!..
*****
Чудна наша мужицкая жизнь!..
Подчас и не поймешь, для чего заведена вся эта ваторба?..
Живет, живет человек, переломает на веку столько, что впору двум медведям на бору, а толку от этого - грош!..
Один крест на кладбище, под которым в родительскую субботу кутью клюют воробьи… Для этих воробьев человек, может, весь век свой хлопочет, и если кто мог бы - да встал из могилы, да посмотрел на тех воробьев, так тогда сам себя семь раз бы назвал дураком!..
Оттого, знать, Петр Кирилыч очень-то и не зарился на работу.
Сызмальства был он материн сын, большой лыня и увалень, - до казенных лет пролынили они с братом Акимом за отцовской спиной, большого горя и недохватку не видя… Когда же смерть подобрала стариков, Аким сразу, после ставки в солдаты, тут же женился - обоих их занегодили, была у них грыжа в природе, - по маковку завалился работой, как медведь в берлоге сучьем, Петр же Кирилыч как был жердяем, так и остался!..
Любил он по зимам лежать на печке у локового окошка и читать по целым дням на тусклом свету от него книгу "Цветник" (читать Петр Кирилыч дошел самоучкой по псалтырю и бакалейным пакетам), а летом больше провожался в лесу: любил Петр Кирилыч вольный березовый дух.
- Да здесь-то, - говаривал он, - каждый кустик ночевать пустит…
*****
Прожил так Петр Кирилыч, не делясь, первые годы после женитьбы старшего брата в полном с ним и хорошем согласии… Невестка Мавра Силантьевна попалась баба страх работящая, с утра до темной ночи кружилась она с подоткнутым подолом, из-под подола непривычно белели голяшки, отчего у Петра Кирилыча первое время колотило в виски и в глазах немного рябило… Потом обошлось, да и с Мавриных ног скоро сошел девичий снег: от неухода они покрылись красными цыпками, сжелтели и, должно быть с работы, стали сильно тощать; каждый год Мавра ходила как с кузовом под передником, туго набитым, и не знала никакой передышки, не поспевая поутру лба как следует быть перекрестить.
Пошли дети один за другим у Акима, хотя первое время были они всем в немалую радость… Петр Кирилыч, если дома случался, с ребятишками возился за няньку, врал им на печке, что в голову влезет; Мавра круглый день сбивалась с ног со скотиной и зыбкой, а бессловесный Аким тянул и тянул мужичье тягло на горбу… Жили первое время, инда люди дивились…
Потом пошли нелады… Семья у Акима стала расти не по дням, а по часам, стало в избе тесновато и еще теснее в красном углу под божницей за дубовым столом.
*****
Качает Мавра в зыбке благого ребенка - какую ночь напролет ревет и ревет, инда до хрипоты обревелся, и сами у нее слипаются веки.
"И не один ведь обревыш не сдохнет!.." - думает она про себя…
Подумала так и сама испугалась.
"Наверно, брюшко!" Спохватившись, нагнулась она над малюткой, и в это время ударил ей в уши здоровый, раскатистый храп, который, как колеса, катился с полатей, где всегда спал Петр Кирилыч.
"Вот человек зарожден, - в первый раз подумала Мавра, с завистью слушая Петра Кирилычев храп: - В парнях не гулял, жениться не женится и палец о палец не стукнет… не то что мой дурак!"
В стороне, на тесовой кровати спал, как бездыханный, Аким. Одна рука у него свесилась вниз, и в окошко на нее бил полный месяц: будто рука Акима крепко зажала в мозолях месячный луч, переливаясь вздутыми синими жилами и пугая своей худобой.
"Осподи-бог-батюшка, - тихонько говорит Мавра, крестясь на темный образ угодника Миколы в углу, - кожа да кости, куда что девалось! Какой был ведмедь!.. Да и не диво: с утра до темной ночи как на точиле!.."
Залегла с той поры в ней тайная нерушимая злоба на Петра Кирилыча, долго прятала она сначала ее в себе, а потом, когда шестым затяжелела, решила поставить все на своем и Петра Кирилыча от дома отшить…
*****
- Слушай, Аким, - завела она в глубокую полночь однажды разговор после мужниной ласки, - долго так будет?..
- Чего ты еще, Мавра?.. - не понимая, тихо спрашивал Аким.
- "Чего, чего"!.. Кажись бы, и сам мог догадаться!.. Насчет брата!
- Ну!..
- "Ну-ну", как безголовый… На лихву нам, видно, бог послал такого братка… вот что… - шепчет Мавра Акиму под одеялом, - вот про него что добрые люди судачат!..
- Полно, Мавра, не греши, как другие! - еще тише шепчет Аким. - Брата язык его губит!
Приподнялся Аким и уставился на полати, где стрекочет сверчок и безмятежно Петр Кирилыч задувает в обе ноздри.
- Это все душегубная кровь… толкает она его от работы и от всякой думы… Добро бы, что приносил…
- Мавра!..
- Да ну тебя - офеня!.. Офеня и есть!..[1]
"Не услыхал бы, - думает Аким про себя и опять взглянул на полати, -баба дура, ей что взбельмешится в голову, самому черту не выдумать!.."
- Диво ли, мужик гладкий, ничего не делает! - глубоко вздохнула Мавра и повернулась к мужу спиной, зацепила привычно ногой за веревку от люльки и скоро заснула.
"Да. Оно что правда, то правда… да поди ж ты!" - не раз сказал Аким сам себе, после разговора с женой не сомкнувши досвету глаз.
*****
Стала Мавра на Петра Кирилыча сильно коситься и куском его попрекать… Сидели они как-то раз за столом, Аким и Мавра молчали, а Петр Кирилыч забавлялся с рыжим Пронькой.