Борис Екимов - У забора

Екимов Борис

У забора

Борис Екимов

У ЗАБОРА

Он появился три ли, четыре года назад, стал жить у вдовой нашей соседки. Приняла она его, значит - примак. Так и зовут: "Нюрин примак".

Мужику - за семьдесят. Телом - крупный, на лицо, как говорится, сытый, но какой-то рыхлый, сырой. Все же возраст: кряхтит, охает, бережет поясницу.

Появился, живет, никому не мешает. Помаленьку узнали: он - с дальнего хутора, вдовый, вроде учителем работал. Оно и заметно, что образованный человек. Все знает. Про болезни, про лекарства, а главное - про политику. Газету выписывает, и не районную, а повыше. Это редкость теперь. Все знает и все объяснит, растолкует, голоса не повысит. Объясняя, будет помахивать большой мясистой ладонью.

Собеседников ему хватает. Через один забор - пенсионеры, через другой тоже. Заботы - одни: в грядке покопайся, разогнись, поругай жука колорадского, луковую муху, начальство, какое "страну довело". Погутарил - и снова к делам: сажай, пропалывай, поливай.

Тихий поселок. Старые люди. О чем разговоры? Конечно, о пенсии. Опять ее вовремя не принесли. А ведь вроде обещали. А если и принесут - тоже задача. За электричество, за радио заплати. Газ в баллоне кончается. Тоже надо. И про зиму, про топку нельзя забывать, понемногу денежку откладывать. Уголь и дрова. А куда денешься? И кое-что покупать надо: без хлеба не обойдешься и молочка хочется. Крупа, макароны, сахар да соль. Так и течет копеечка. И детям надо помочь. У них - вовсе беда! - нет работы.

Есть о чем поговорить, когда разогнешь спину и отдыхаешь от дел огородных.

Новый сосед, он все объяснит, растолкует, спокойно и без крика.

- При советской власти разве было возможно, чтобы пенсию вовремя не принесли или зарплату не заплатили? - не убеждает он, а лишь спрашивает собеседника.

И тот совершенно резонно отвечает:

- Никогда. У нас на авторемонтном аванс - пятнадцатого, а получка четвертого. Всю жизнь.

- Ну вот. А медицина при советской власти? Разве было возможно, чтобы со своими подушками, с одеялом, с матрацами шел человек в больницу? И лекарства свои нес?

Он вопрошает спокойно, ни на чем не настаивает, просто ждет ответа. Сразу видно: грамотный человек. Это - не Юрка, который глотку рвет: "Режим Ельцина! Преступники! Уничтожение народа!"

Нет, от Нюриного примака крика не услышишь. Не тот человек.

Мы с ним порой разговариваем о делах сельских - как и что. Он знает, что я пишу. Кое в чем он не согласен. Но возражает спокойно, мягко. Примерами старается убедить.

Вот наш разговор, последний. Довольно долго мы простояли. Он - в своем огороде, я - в своем. Меж нами - легкий заборишко.

Дело вечернее. Жара спадает. Солнце лишь закатилось. Высокие облака горят.

- Был у своих... - так начал мой собеседник.

"У своих" - это значит на хуторе, где дочка, зять, внуки.

- Ужас какой-то... - прижмурился он и голос понизил до шепота. Не потому что боится кого-то, а потому что "ужас". Это бы Юрка заорал: "Развал! Преступление!" Чтобы весь поселок слыхал. А этот... Зачем орать? - Ужас... повторил он. - Уборка идет, воруют зерно в открытую. По домам везут машинами, тракторными тележками. Прямо от комбайнов. Не в амбар, не на ток, не государству - а каждый себе. Ужас. Никого не боятся. Растащиловка.

И тут же, для примера, он вспомнил и рассказал два случая из своей прежней хуторской жизни. О хлебе, о зерне. Как оно раньше доставалось, с каким трудом. А без него ведь не проживешь, без зернеца. Свиней надо кормить, гусей, кур. Словом - жить.

Итак, случай первый.

Подъехали как-то ночью ребята. Зерно - дело ночное. Подъехали, спрашивают: "Будешь зерно брать?" - "Конечно!" Высыпали у порога - и ходу. Надо быстрей прятать. Куда? Сараи, катухи, птичники - все это на виду. Пусть и ночь на дворе, но машину могли заметить соседи. Кто-нибудь доложит. Придут - где первым делом искать начнут? В сараях. Вот и попался. Подумал-подумал, пришла мысль. Снял полы в летней кухне. Отодрал все доски. Засыпал туда зерно и снова полы прибил. Все это - ночью, во тьме и без света. Какой свет? Люди могут заметить. Доложат куда надо. Так впотьмах и трудился, все руки побил. Но все зерно под половицы не ушло. Немного осталось, а тут уже рассветает. Быстренько ссыпал его за печку там же, на летней кухне. До вечера пусть лежит. Там занавеска. Задвинули ее. Все в порядке.

Утром пришла соседка. Как раз сидели, завтракали. Она пришла, присела. Тары да бары. Хозяин глянул за печку, где зерно, и ахнул. Занавеска короткая, не до пола, и вроде зерно видать. Сердце оборвалось: сейчас соседка заметит, она - глазастая. Уже и завтрак не в завтрак. Все кажется, будто именно туда она и глядит. Насилу дождался, пока она уберется. Даже пот прошиб. Ушла. Быстрей-быстрей занавеску надстрочила жена, чтобы до вечера никто не увидал.

А под полами зерно так и хранилось до самой весны. Хорошо придумал. Когда надо, половицу поднимешь, наберешь ведерко - и доску на место. Так зиму и прожили.

Правда, потом весной, когда зерно кончилось, увидели, что мышей набежало в подпол - божья страсть. Весь фундамент - в норах, словно пчелиные соты. Изгрызли напрочь. Пришлось переделывать. Но это уже - ерунда. Главное, что зиму прожили спокойно.

И сразу - второй случай, о том же.

Встречают Новый год. Тогда большие компании собирались: родня, свойствбо, друзья. Тридцать первого вечером с женой нарядились, отправились. Пришли на гулянку. Там - елка, стол накрыт, музыка, песни - словом, праздник. И вдруг часов так в десять, а может, в одиннадцать хуторской участковый милиционер пальцем поманил в сторону и говорит потихоньку: "Зерно в доме есть?" - "Ну, есть..." - "Иди убирай, на тебя - сигнал, написали". Сразу сердце ушло: "сигнал" есть - значит, в любую минуту могут нагрянуть. Им праздник не праздник. А зерно в самом деле есть. Как без зерна... Приедут, найдут - сразу посадят.

- Жену - за хвост, и рысью домой, на ходу все рассказываю. Поднимаем детей, они помогают. Насыпаем зерно в мешки. Мотоцикл завел, гружу мешки и увожу в поле. Скирда стоит недалеко. Вожу, в скирду прячу, соломой прикрываю. Всю ночь возил. Под утро попадали и заснули. Утром проснулся, сижу завтракаю. А в окно вижу эту скирду. Далеко стоит, но вижу. Снега еще не было. Овец выпускали пастись по жнивью. Завтракаю и вижу: отара прямо к этой скирде идет. Подходят овечки и лезут в скирду, гребут. Чай не допил, бросил. Бегом к этой скирде, отару отгонять. "Бырь! - на них. - Бырь!" Вроде о колхозной соломе забота. Еле отогнал. А ночь пришла - опять на мотоцикл, грузить мешки с зерном и возить их аж на Дальнее поле. Там - хоронить. И до самой весны туда наведывался. С ружьишком, вроде на охоту. Притянешь полмешка. Остальное лежит.

Рассказал сосед эти две истории. Сделал вывод на личном, так сказать, опыте:

- Дисциплина была. Потому что боялись. Обнаружат зерно - десять лет получишь, без разговоров. А ныне - в открытую: бери, вези... Растащиловка.

Он вздохнул, я вздохнул.

А вечер стоял хороший. После долгой дневной жары повеяло прохладой, хорошо дышалось. Но пора было к домам прибиваться. И ему и мне. Попрощались. Он пошел было к летней кухне, к вечернему чаю, да вдруг остановился, сказал: "Еще вспомнил". Не поленился вернуться к забору и третью историю рассказал:

- В соседях у меня жили колхозные специалисты - зоотехник и инженер. Дом построил колхоз. Под одной крышей, но два входа, на два хозяина. Базы, сараи, конечно, у каждого свои. А вот черный баз, куда от скотины навоз выбрасывают, он - общий. И вот эти мужики, молодые, чего придумали. Чтобы зерно не прятать, не хоронить, а потом не трястись, что кто-то доложит, приедут, обыщут, найдут, чтобы спокойно спать по ночам, они вот что придумали. На черном базу была у них большая навозная куча. Она всегда была. По очереди, то один, то другой, привозят зерно и выгружают его прямо в эту навозную кучу. Высыпал, вилами перемешал, забуровил.

Сосед, рассказывая, вспоминая, даже засмеялся и похвалил:

- Умные ребята. Свиней не держали. А птицы - море. Гуси, куры, утки, индюки. И все в этой навозной куче роются. Они зерно сыщут. Птица гребется значит, все хорошо. Клюет, сытая. Прошло время. Выгребли. Твоя очередь, вези. Привезти ведь нетрудно. Тем более - начальство. Техника и зерно в руках. А вот спрятать - это задача. Это - главное дело: чтобы не увидели, не доложили, чтобы не приехали с обыском да не нашли. Тогда ведь это первое было дело: хищение социалистической собственности. Сразу - десять лет. И никаких разговоров. Вот и тряслись все. Без зерна - никак. Надо ведь кормиться. А значит, хорони его да трясись. А у этих ребят - порядок. Привезли, в навозную кучу высыпали, перебуровили - и концы в воду. А птица выгребет, сыщет. Умные были ребята.

Он закончил рассказ посмеиваясь и пошел к себе, шаркая калошами. Старый человек, участник войны, историю, кажется, он преподавал в сельской школе и даже директором был.

А историй житейских у каждого из нас много. Долгая жизнь. Особенно когда раздумаешься, вспомнишь.