Карел Шульц - Камень и боль
1 Плакальщики (ит.).
Досуги он проводил у единственного друга, которого теперь имел, - у Аминты. У него сразу становилось легче на душе от ее горькой улыбки; стареющая нимфа ходила по этому большому кладбищу, как тихий призрак, худые руки ее были ласковы, а речи полны жизненной мудрости.
Потом он получил камень и приступил к делу. Сан-Джованнино, обнаженный святой Иоанчик.
НА ЛЕСТНИЦЕ ПАЛАЦЦО-ВЕККЬО
Разбив последние неаполитанские и папские войска, Карл Восьмой, по совету астрологов, вступил в Рим через ворота Санта-Мария-дель-Пополо. Но астрологи, видимо, знали только ворота, а не знали того, что за ними. Римское население сперва оказало восторженную встречу Карлу, въехавшему на белом коне, под сенью гигантских стягов, пуская слюну, и панцирь его хрустел, а на голове у него был чеканный золотой шлем, а рядом ехал кардинал Асканио Сфорца, канцлер церкви, жаждущий заточить папу. Народ стоял вдоль всей Виа-Лата - до дворца Сан-Марко, нового королевского местопребывания, и дивился огромным французским пушкам, прочим орудиям и вооружению чужеземных солдат, римляне не удивлялись, что эпилептик уже среди них, коли он пришел с таким оружием. И все с любопытством ждали, что теперь сделает святой отец, которому оставалось надеяться только на бога. Было много догадок и предположений, только какой-нибудь исключительный шаг мог спасти папу, когда большинство кардиналов перешло на сторону неприятеля. Много ночей провели в размышлении французские маршалы де Жье, де Монпасье, де Бокер, председатель французского парламента де Гане и весь французский военный совет, выдумывая вещи самые необычайные, даже нелепые, чтоб быть готовыми ко всему, ожидая от папы чего-то совершенно непредвиденного, решившись не склоняться даже перед чудом. Но Александр Шестой не совершил ничего из ряда вон выходящего, необычайного, а просто скрылся. Сделал то, что делали другие папы до него. Заперся в замке Святого Ангела и стал ждать.
Французский ум не мог этого постичь. Французы не ожидали такого простого поступка, А римское население между тем стало избивать их на улицах. Папа ждал за бойницами, одетый в испанскую одежду, с коротким мечом на боку. Он ждал, времени у него было довольно. Папа всегда рассчитывает на вечность. Папа никогда не сдается. А в это время писал английский король и писал испанский король, писал император Максимилиан, писал чешский и венгерский король Владислав Ягеллон - все писали французскому королю, не желая предоставить ему такую власть, чтоб он мог держать в темнице главу христианства. Но Карл хулил папу, утверждая, что он - не глава христианства, так как имеет жену и детей, из которых хуже всех Сезар. А папа ждал пока за бойницами. И, видя, что короли все продолжают писать, а римское население все отчаянней расправляется с солдатами на улицах, Карл потребовал хоть папских послов, гневно глядя на Адриановы укрепления. Но папа ответил, что требует прежде покорности. Только после этого - мира. Слишком провинился строптивый сын церкви перед наместником божьим, и до замиренья необходимо сперва покаяться. А чтоб не быть обвиненным в гордыне, папа все-таки послал послов, но это были - его сын Сезар и кардинал Караффо, пенитенциарий, на обязанности которого - иметь дело с кающимися. Но римский народ уже не потешался над этим. И Карл, в бессильном гневе, бродил по комнатам дворца Сан-Марко, вспоминая флорентийского монаха из монастыря того же святого. И не только монаха этого, но и свой образец, Карла Великого, - неизвестно, кого больше. Злобно хватался за свой меч с воинственным кликом - mon joyau! 1 Меч этот, заветная драгоценность Карла, был из чистейшей стали, но не так хорош, как меч, полученный Карлом Великим от папы Льва Третьего на римском холме, называвшемся mons gaudii, вершина радости, откуда Карл Великий и взял себе боевым девизом - mon joyau! Ho какая же была здесь вершина радости, mons gaudii для Карла? И он кричал mon joyau, думая больше о монахе. И другие тоже думали. Отпавшие кардиналы, перебежчики, испугались создавшегося положения, они знали, что это такое - уход папы в замок Святого Ангела. И все же снова, еще раз, посетили короля. Это были кардиналы Гуркский, Сансеверино, Сан-Дени, Савелли, Колонна - во главе с канцлером церкви Асканио Сфорца. Преклонившись перед королем, они попросили реформы церкви. Но не угрожали четырьмя всадниками, как Савонарола. Говорили тихо. Кардинал Сансеверино вынул из складок своей пурпурной мантии уже готовый указ об отстранении Александра. Кардиналы Савелли и Колонна подняли свои узкие лица от папок с процессуальными документами, обвинявшими его святость в симонии, прелюбодеянии и убийствах. Потом встал кардинал Асканио и произнес длинную речь, перевитую жемчугами цитат из святых отцов и канонического права, в которой доказывал, что вина Александра велика и его необходимо низложить, взять под стражу и посадить в тюрьму, чтобы его место могла занять особа, более угодная богу и королю. Но королю это надоело. Занятней был Савонарола, со своими змеями, чудищами и драконом, у которого на лбу рога и который способен хвостом сбить сперва треть, а потом и половину звезд. А процессуальные документы, указы и выводы из канонического права не интересовали его. И умолкли шесть кардиналов, шесть каменных фигур, облаченных в пурпур, и сложили руки на коленях. А король сидел напротив них с испуганным лицом, потому что боялся их.
1 Моя драгоценность (фр.).
Потом Карлу прочли одну Савонаролову проповедь, где он был назван великим Киром, который все улучшит и обновит. Тут Карл страшно возгордился и, плохо поняв, почему его называют Киром, вместо того чтоб подумать о Библии и пророках, заговорил опять об Индии, помышляя о персидских одеяньях. Тогда шесть кардиналов встали, - шесть каменных фигур, - направились один за другим к дверям - и только их и видели. Уехали из Рима.
А в это время папа спокойно расхаживал за бойницами, рука на эфесе короткого испанского меча, и ждал. Уходил день за днем, и у Карла оставалось все меньше времени, а ведь прежде чем попасть в Иерусалим, надо еще добыть Неаполь. И Карл Восьмой приказал прекратить обстрел замка Святого Ангела, Карл дал убедить себя, что Карл Великий никогда не воевал с папой, и Карл жестоко разбранил своих военных советников за то, что они зря теряют время, осаждая папу, главу христианства. И опять вызвал папских послов. Александр прислал к нему кардиналов Палавичини, Карваяла и Караффо, пенитенциария, который заверил короля, что папа не требует от него публичного покаянья. И король переехал пока из дворца Сан-Марко, самое название которого ему опостылело, в Ватикан. И прекрасным январским утром, полным ослепительного сиянья, Бриконне и Филипп де Люксанбур посоветовали королю совершить прогулку в ватиканских садах. Король вышел, сопровождаемый ими издали, и неожиданно на повороте дорожки повстречал его святость Александра, который тоже покинул замок Святого Ангела и вышел подышать утренним январским воздухом. И пал король на колени перед его святостью, пораженный величием его вида и одеянья, но святой отец прошел мимо, не обратив внимания, занятый важной беседой с кардиналом Рафаэлем Риарио, таким смертельно бледным, что король испугался, встал, открывши рот, и растерянно поглядел на Бриконне и Филиппа де Люксанбура, которые стояли, спрятавшись за кусты. Оба поспешно отошли от короля, так как папа шел обратно, прогуливаясь и дыша свежестью ослепительного январского утра. Снова упал на колени король. И снова, не обращая внимания, прошел мимо папа, беседуя о чем-то важном с кардиналом, в мертвенном лице которого не дрогнул ни один мускул. Король встал с колен и задрожал, так что испугались, не начался ли у него эпилептический припадок, который нарушит покаянье. И в третий раз прошел святой отец, и в третий раз стал на колени король - с такими воздыханиями, что папа заметил кающегося грешника, который поцеловал его ногу и рыбарский перстень. Папа самым ласковым образом поднял короля и, назвав его милым сыном, просил к себе в гости. И начались опять великие торжества, любил повеселиться народ римский, опьянев от радости, он исступленно приветствовал папу, так что папе пришлось выйти на балкон, с королем по левую руку и двумя новыми кардиналами Бриконне и Филиппом де Люксанбур - позади.
Флоренция взвыла от ужаса. Савонарола усилил епитимью, и монахи стояли теперь перед дарохранительницей по двое днем и ночью, вознося молитвы.
Рим утопал в празднествах, дня не проходило без турниров, процессий, танцев. И король, с глазами, ошалелыми от удивленья, учился у его святости искусству управлять, звуку голоса, жестам, осанке. Он до того старался не отходить ни на шаг от его святости, что в Риме его исподтишка, смеясь в ладонь, называли "мессером приворотником". Во время процессий король шагал гордо, держа свечу, на празднествах взбивал подушки на кресле святого отца, при появлении его святости всякий раз падал на колени, и это так понравилось папе, что он велел снова позвать к нему глухого бернардинца Бетти, любимого своего живописца, по прозванию Пинтуриккьо, и тот у него в комнатах, где еще не было расписано, изобразил все: Карл Восьмой на коленях перед папой, Карл Восьмой несет свечу, Карл Восьмой поправляет подушки... И над этим в углу золотой бык Борджа. А рядом - Апис, божественный Апис, тайна трех лиц в едином, согласно древнему египетскому мифу, как учил Помпоний Лет, бык, зачатый от солнечного луча, от золотого луча - нетелей, тайна, воскресшая под божественным числом три, Апис... и рядом - зачатый от золотого луча золотой бык Борджев. И папа долго стоял здесь, выпрямившись, и смотрел на эти картины. Все сливалось вместе. Апис и бык Борджев. Папа приказал принести свечей. А на галерее переминался с ноги на ногу король, ожидая, когда его позовут, потому что он пришел проститься. Слишком уж загостился он у святого отца и прекрасных дам, чьи портреты увозил теперь на память, смелые портреты, так как на этих картинках должна была быть изображена ласка, которой они осчастливили короля, как требовал Карл, и он любил эти картины, у него было уже много их - из Милана, Турина, Пизы, Флоренции, Рима - его триумф amoris 1. Был отобран особый породистый мул, чтоб возить эти полотна, и то - под балдахином, так дорожил ими король. Но союзник папы, злодей и мерзейший человек - неаполитанский король Альфонсо, достойный сын своего отца Ферранте, которого взял дьявол, не тратил времени на триумфы amoris, а собрал новое войско, поставив во главе его графа Питильяно и полководца Тривульция. Так что королю пришлось покинуть Рим и, простившись с папой, вновь идти походом на Неаполь.
