Гюнтер Грасс - Жестяной барабан
-Это наш Иисус.
Монтер по имени Вальтер не мог это спокойно слышать, он даже позволил себе разгневаться -в нашем-то подвале.
-Вы в политике хоть что-нибудь петрите или вы все как есть церковные служки и готовитесь к церковному представлению?
Штертебекер распахнул дверь подвала, подал знак Углекраду, тот выпустил из рукава лезвие парашютного ножа и сказал, адресуясь скорей к банде, чем к монтеру:
-Мы служки, и мы готовимся к рождественскому представлению.
Впрочем, боли господину монтеру никто не причинил. Ему завязали глаза и вывели прочь из виллы. А вскоре мы остались одни, потому что ученики с Шихауской верфи от нас откололись, под руководством монтера основали свою собственную банду, и я твердо убежден, что именно они подожгли базовое судно под водного флота.
Так что, на мой взгляд, Штертебекер дал правильный ответ. Мы не занимались политикой, а после того, как запуганные нами патрули гитлерюгенда почти не осмеливались более покидать служебные помещения, ну разве что проверяли на Главном вокзале документы у мелкотравчатых девиц легкого поведения, мы решили переместить поле своей деятельности в церковь, дабы, пользуясь выражением леворадикального монтера, готовиться к рождественским праздникам.
Для начала предстояло подыскать замену довольно активным ученикам с верфи, которых от нас сманили. В конце октября Штертебекер привел к присяге двух служек из церкви Сердца Христова, а именно братьев Феликса и Пауля Реннванд. Штертебекер вышел на братьев через их сестру Люцию. Несмотря на мои возражения, эта еще не достигшая семнадцати лет девица присутствовала на церемонии присяги. Братьям велели возложить левую руку на барабан, в котором оба с присущей мальчишкам игрой воображения видели некий символ, и произнести формулу чистильщиков: текст до того нелепый и полный всяких вывертов, что я при всем желании не могу его сейчас воспроизвести.
Оскар мог наблюдать за Люцией во время присяги. Она высоко подняла плечи, в левой руке держала подрагивающий бутерброд с колбасой, кусала нижнюю губу, выставляла свою треугольную и неподвижную лисью мордочку, сверлила горящим взглядом спину Штертебекера, и я всерьез начал беспокоиться за судьбу чистильщиков.
Начали мы с переоборудования нашего подвала. Из квартиры мамаши Тручински я, работая на пару со служками, возглавлял пополнение запасов. Из церкви Св. Катерины мы добыли высотой в половину человеческого роста и, как выяснилось впоследствии, подлинного Иосифа работы шестнадцатого века, не сколько подсвечников, кой-какую церковную утварь и стяг к празднику Тела Христова. Ночной визит в церковь Троицы принес нам деревянного ангела, лишенного, однако, художественной ценности, и пестрый гобелен -на стену. Копия, сделанная по старинному образцу, изображала некую жеманную даму с преданным ей сказочным зверем. И хотя Штертебекер не без основания заметил, что тканая улыбка особы с ковра напоминает своей глубокой бездумностью улыбку на треугольной лисьей мордочке Люси, я все еще не переставал надеяться, что мой непосредственный заместитель окажется неспособен на такую же преданность, как сказочный единорог. Когда ковер занял свое место на передней стене подвала, где прежде была изображена всякая чепуха, например "Черная рука" или "Мертвая голова", когда тема единорога начала определять все наши совещания, я задался вопросом: "Скажи на милость, Оскар, зачем ты -раз уж живая Люси приходит и уходит когда ей вздумается, да еще хихикает у тебя за спиной, -зачем ты хранишь вторую, тканую, которая превращает твоих помощников в единорогов, которая все равно, живая или тканая, по правде говоря, положила глаз на одного тебя, ибо только ты, Оскар, поистине сказочное существо, единственный в своем роде зверь со слишком причудливым рогом".
Хорошо еще, что подошла предрождественская пора, адвент, и с помощью больших -в человеческий рост -и примитивной резьбы фигур рождественского действа, эвакуированных нами из окрестных церквей, мне удалось так плотно загородить ковер, что сказка не выступала более на передний план, подстрекая к подражательству. В середине декабря Рундштедт начал свое наступление в Арденнах, да и мы завершили подготовку к грандиозному прорыву.
После того как, держась за руку Марии, которая, к великому огорчению Мацерата, с головой ушла в католицизм, я несколько воскресений подряд ходил к десятичасовой мессе, да и всей банде посоветовал исправно посещать церковь, мы достаточно изучили местность и с помощью служек Пауля и Феликса Реннвандов -так что Оскару даже не пришлось резать голосом стекло -в ночь с восемнадцатого на девятнадцатое декабря вломились в церковь Сердца Христова.
Снег падал, но тут же таял. Три тачки мы оставили позади ризницы. У младшего из Реннвандов были ключи от главного входа. Оскар шел впереди, по очереди подвел ребят к кропильнице, в среднем нефе приказал им опуститься на колени лицом к главному алтарю, а потом сразу же распорядился завесить статую пологом, чтобы голубой взгляд не слишком отвлекал нас от работы. Колотун и Мистер доставили в левый придел весь необходимый инструмент. Для начала надо было переместить в средний неф хлев и ясли с рождественскими фигурами, а также еловый лапник. Пастухов, ангелов, овец, ослов и коров у нас и так было больше чем достаточно. Статистами кишел весь погреб, а вот актеров на главные роли пока еще не было. Велизарий убрал цветы с алтарного столика. Тотила и Тейя скатали ковер. Углекрад выложил инструмент. Оскар же все сто ял на коленях позади молитвенной скамеечки и наблюдал за процессом демонтажа.
Сперва мы отпилили Иоанна Крестителя в накинутой на плечи косматой шкуре шоколадного цвета. Как хорошо, что у нас нашлась пила по металлу. Металлические прутья с палец толщиной внутри гипсовой фигуры соединяли Крестителя с облаком. Углекрад пилил, как может пилить только гимназист, то есть плохо. И снова я пожалел, что нет здесь учеников с Шихауской верфи. Штертебекер сменил Углекрада. У него дело пошло несколько лучше, и через полчаса ужасного шума мы смогли опрокинуть Крестителя, завернуть его в шерстяной плед и отдаться на волю тишины, которая царит в полуночной церкви.
На отпиливание младенца Иисуса, который всем задом соприкасался с левым бедром Девы, ушло больше времени. Колотун, Реннванд-старший и Львиное Сердце потратили на это добрых сорок минут. Интересно, почему еще нет Мооркене? Он ведь собирался прибыть со своими людьми прямо из Нойфарвасеера и встретиться с нами уже в церкви, чтобы наше передвижение по городу не слишком бросалось в глаза. Штертебекер был явно не в духе, по-моему он нервничал. Несколько раз он спрашивал у братьев Реннванд, куда подевался Мооркене. Но когда в конце концов, как мы все, собственно, и предполагали, прозвучало слово "Люси", Штертебекер перестал задавать вопросы, вырвал пилу из неловких рук Львиного Сердца и, исступленно работая, управился наконец с младенцем Иисусом.
Когда младенца укладывали, у него отломился нимб. Штертебекер извинился передо мной. Лишь с трудом мне удалось подавить овладевшее также и мной раздражение, а обломки нимба я велел собрать в две шапки. Углекрад полагал, что обломки вполне можно будет склеить. Отпиленного Иисуса уложили на подушки и укутали в два шерстяных пледа.
Деву мы предполагали отпилить выше таза, второй же разрез сделать между ее ступнями и облаком. Облако решили оставить на месте и лишь обе половинки Девы, само собой -Иисуса, а если удастся, то и Крестителя переправить в путкаммеровские подвалы. Вопреки ожиданиям, мы переоценили вес гипсовых фигур. Вся группа оказалась внутри полая, верхний же слой был толщиной всего в два пальца, и лишь с железным каркасом пришлось повозиться.
Парни, особенно Углекрад и Львиное Сердце, совсем выбились из сил, следовало дать им передышку, потому что остальные, включая даже братьев Реннванд, вообще пилить не умели. Банда рассыпалась по церковным скамьям, сидела там и мерзла. Штертебекер стоял и все глубже проминал свою велюровую шляпу, которую снял, войдя в церковь. Мне не понравилось общее настроение. Что-то должно было произойти. Ребят угнетал по-ночному пустынный Божий дом. Да и отсутствие Мооркене тоже не улучшало настроения.
Реннванды явно побаивались Штертебекера, они стояли в сторонке и шушукались, пока Штертебекер не велел им замолчать.
Медленно, со вздохом как мне кажется, поднялся я со своей молитвенной подушки и двинулся прямиком к оставшейся Деве. Взгляд ее, направленный по первоначальному замыслу на Иоанна Крестителя, падал теперь на засыпанные гипсовой крошкой ступени алтаря. Ее правый указательный палец, устремленный ранее на Иисуса, теперь устремлялся в пустоту, в темный левый придел. Я поднимался со ступеньки на ступеньку, оглядываясь, искал глубоко посаженные глаза Штертебекера, не находил, пока Углекрад не подтолкнул его и не заставил откликнуться на мой призыв. Штертебекер поглядел на меня неуверенно, таким я еще никогда его не видел, сперва не понял, потом наконец, может, понял, но не до конца, подошел медленно, слишком медленно, потом разом перемахнул через все ступеньки и усадил меня на белый, чуть зазубренный из-за неумелых движений пилы срез на левом колене Девы, повторявшем, хотя и неточно, выпуклости Иисусова зада.
