Фрэнк Йерби - Изгнанник из Спарты
Аристон.
- Вот именно. Ну а ты, мой добрый господин, осмелюсь
спросить, что привело тебя в наши края?
- Да то же, что и их. Только мне удалось выбраться оттуда немного раньше, еще до вступления в силу того закона, о котором ты говорил, друг мой. Однако судя по твоим словам, ты придерживаешься либеральных взглядов, невзирая на твой цветущий вид и весьма почтенное брюхо. Весьма редкий случай. Тем не менее, мне думается, ты мог бы мне помочь. Допустим, я хотел бы кое-что изменить в
Афинах...
В глазах хозяина промелькнуло внезапное подозрение.
- Господин столь благородного вида, как ты? - осведомился он.
- Благодарю тебя за лестные слова. Но я не всадник и даже не калокагат. Я простой метек. Правда, богатый метек - точнее, был им до того, как они отобрали у меня мои мастерские и к тому же убили моего лучшего друга.
- А кто был твоим лучшим другом, мой господин?
спросил беотиец.
- Ты когда-либо присутствовал на играх? - спросил Аристон. - На Истмийских или Олимпийских?
- И на тех, и на других, - с гордостью заявил хозяин.
- Тогда ты должен знать - или, по крайней мере, должен был видеть атлета Автолика.
- Автолика? Великого панкратиаста? Который сломал руку Промития, как тростинку, а затем зашвырнул его так далеко, что... Неужели ты хочешь сказать, что они...
- ...убили его? Да, - подтвердил Аристон.
Пламя ярости вспыхнуло в глазах хозяина харчевни. Он,
как и многие простые люди, всегда восхищался спортивными подвигами и боготворил могучих, бесподобно сложенных атлетов, которые их совершали.
- Я бы на твоем месте, мой господин, - сказал он, - отправился в Фивы. Там обосновался фрасибул Стирий-ский. Я слыхал, что он собрал вокруг себя немало отличных воинов.
Аристон, разинув рот, уставился на хозяина, буквально остолбенев от изумления. Подумать только, Фрасибул, молчаливый соучастник Ферамена во время позорной судебной расправы над шестью стратегами! Каким образом подобный тип мог найти в себе мужество, чтобы?..
Но он тут же спохватился и направил свои мысли в иное русло, вспомнив, уже без всякой насмешки, о более ранних событиях. Ибо шесть лет назад Фрасибул приобрел заслуженную славу, одержав, вместе с Алкивиадом, блестящую победу в морском сражении под Кизиком; опять же, через три года он с тридцатью триерами подчинил себе все фракийские города, восставшие против Афин. И даже при Ар-гинусах, несмотря на то что его самолюбию был нанесен болезненный удар, когда афиняне безо всяких видимых причин понизили его до должности триерарха - скорее всего за давние и близкие отношения с Алкивиадом, - фрасибул тем не менее проявил себя по меньшей мере достойно. Так можно ли считать трусом человека только за то, что он один-единственный раз потерял самообладание? Ибо одно дело смотреть в лицо смерти во время боя, когда кровь кипит в жилах и у тебя нет времени думать о ней. И совсем другое - встретить ее в мрачном и сыром подземелье, держа в руках чашу с ядом. Во всяком случае, мысль о такой смерти должна казаться невыносимой. Ну а теперь...
"А теперь попробуем себя в роли сикофанта, - с усмешкой подумал Аристон. - Я заставлю того, кто когда-то был блестящим и отважным полководцем и кем ныне, несомненно, движет чувство стыда, предоставить мне командную должность в рядах его войска за мое молчание, за то, что я не стану вспоминать о его прегрешениях. Да будет так! Вперед, в Фивы!"
- Благодарю тебя, мой добрый хозяин, - произнес он
вслух. Он кинул монету на скамью, расплачиваясь за еду и питье, и вышел во двор, чтобы разыскать свою лошадь.
- Ты хочешь занять командную должность? - переспросил Фрасибул. - Ты, метек?
- Неужели Афины еще недостаточно пострадали от деления людей на сословия? - возразил Аристон. - Я мог бы заступиться за свой род - к слову, весьма знатный, Фрасибул, можешь мне поверить, - и объяснить, каким образом я стал метеком в Афинах, вместо того чтобы занять приличествующее мне положение в моем родном полисе. Но я не стану этого делать. Яне обязан что-либо тебе объяснять. Сейчас котурн на другой ноге, стратег! Ибо где ты был, благородный Фрасибул, когда триеру, оснащенную мною за собственный счет, протаранили и потопили у Аргинус четыре сиракузских корабля после того, как она совершила подвиги, которые моя скромность не позволяет мне даже назвать, чтобы не прослыть хвастуном? Где ты был, когда я всю ночь цеплялся за обломки моего корабля, слушая предсмертные стоны гибнущих товарищей?
- Ты был у Аргинус? Ты командовал триерой?
- Спроси у Ферамена! - заявил Аристон.
- Ты, стало быть, отправляешь меня прямо в Тартар. Ибо Ферамен мертв. Но я, кажется, припоминаю, что он рассказывал мне о доблести, проявленной неким метеком. Арестед - Аристокл - Арис...
- Аристон - это я и есть. Ибо среди всех триерархов флота я был единственным метеком. Так что же, ты принимаешь меня в свое войско, Фрасибул? Уверяю тебя, ты быстро убедишься, что я умею сражаться.
Полководец задумчиво посмотрел на высокого человека, стоящего перед ним. Он видел посеребрившиеся виски Аристона, седые пряди в его бороде цвета жженого воска, но он видел и то, что этот уже немолодой человек не имел ни грамма лишнего веса, что мускулам его рук, ног, груди мог позавидовать сам Геракл.
- Ты ведь был профессиональным атлетом, Аристон, не так ли? Мне кажется, я где-то тебя видел... Ну да! Ты боролся с Автоликом...
- ...который был злодейски умерщвлен Тридцатью за
то, что отплатил спартанскому гармосту Каллибу за оскорбление, швырнув его в грязь. За тем я и пришел сюда - чтобы отомстить за него. Но я никогда не был профессиональным панкратиастом. Скорее, я могу назвать себя приверженцем учения Сократа о том, что тело - это храм души и поэтому должно быть достойно ее... Ну так что, Фрасибул?
- У меня всего семьдесят человек. Анит является моим первым заместителем. Устроит ли тебя должность второго?
- Вполне. Все, чего я хочу, - это добраться до Крития, - заявил Аристон.
И вот теперь, перейдя ночью границу, они вновь оказались в Аттике. "Большая разница, нечего сказать", - подумал Аристон, чувствуя ледяное дыхание ветра на своих обнаженных руках и бедрах. Шедшие впереди него Фрасибул и Анит внезапно остановились. Фрасибул поднял руку и указал вперед.
- Что ты об этом думаешь, Анит? - спросил он.
- Бесполезно, - отозвался Анит. - Мы замерзнем среди этих каменных развалин, не говоря уж о том, что оборонять стены, находящиеся в таком состоянии, совершенно невозможно. Войска Крития снесут их ивовыми прутьями, не говоря уж о таране.
Аристон молча смотрел на развалины крепости Филы. "Он прав, - думал он. - Клянусь Герой, удача отвернулась от нас".
Но затем одна деталь привлекла его внимание: хотя часть стены и обвалилась, камни, составлявшие ее, остались целы. Очевидно, стену подмыли грунтовые воды, вполне возможно, что весенний паводок, и в результате она плавно осела и рассыпалась. За четыре дня изнурительных работ можно было бы привести разрушенную крепость в состояние, необходимое для того, чтобы семьдесят человек могли отразить нападение целой армии, разумеется при условии, что боги сжалятся над ними и сделают вражеского военачальника достаточно безрассудным, чтобы атаковать их, вместо того чтобы просто-напросто окружить их наспех сколоченную цитадель и спокойно дожидаться, пока они все не перемрут с голоду.
"Интересно, способен ли Критий на такое безрассуд
ство?" - думал он, когда грубый голос Фрасибула прервал его размышления.
- Ну а что ты думаешь, Аристон? - прорычал командующий.
- Пока не знаю, - честно признался он, - но у меня есть к тебе просьба, великий полемарх.
- Какая? - спросил Фрасибул.
- Дай мне половину своих людей, в то время как остальные будут стоять в дозоре, готовые сменить первую группу, когда те выбьются из сил, и я посмотрю, что можно сделат" с этой стеной.
- Клянусь Аидом, - начал Анит. - Мы никогда...
- Тебе известно какое бы то ни было другое укрытие поблизости, лохаг? осведомился Аристон. - Другое место, где у нас был бы хоть малейший шанс сдержать натиск полчищ Тридцати?
- Нет, - признался Анит. - Но...
- Никаких "но"! Он прав, - заявил Фрасибул. - Бери людей, Аристон, и приступай!
За четыре дня он восстановил стену, причем для того, чтобы подвигнуть своих людей на героические усилия, Аристон использовал простейшее средство: он сам работал в обе смены и давал при этом сто очков вперед самым сильным из них, так что остальным было просто стыдно отставать от него. Семьдесят аттических гоплитов смотрели на него с благоговением.
- Он, несомненно, сын самого Геракла! - перешептывались они. - Ни один простой смертный не смог бы ворочать такие камни!
Аристон даже не смотрел вниз, на козью тропу, на Кри-тия с его тремя тысячами воинов, с трудом взбиравшихся по этой тропе, петлявшей по неровному горному склону, чтобы приступить к штурму крепости. Он внимательно изучал лица своих соратников. Скажем прямо, зрелище было не самое обнадеживающее. Фрасибул выглядел обеспокоенным. На посеревшем лице Анита легко читалась охватившая его паника, которую ему едва удавалось сдерживать. Ос
