Покоя больше нет. Стрела бога - Чинуа Ачебе

на колени и бить лбом оземь, чтобы вымолить у нее прощение или попросить о каком-нибудь одолжении. Однако, – продолжал мой отец, – умный человек понимает, что в отношениях между ним и его женой может возникнуть положение, когда ему необходимо сказать ей по секрету: „Я прошу тебя“. Когда такое случается, никто, кроме них, не должен об этом знать, и жена, если у нее есть хоть капля разума, никогда не станет этим хвастаться и даже словом никому не обмолвится. Иначе сама земля, на которой унижался перед нею муж, сокрушит ее и уничтожит». Вот что сказал мой отец своему другу, утверждавшему, что мужчина никогда не бывает неправ в своем собственном доме. Я не забыл этих слов моего отца. Петух моей жены принадлежит мне, потому что тот, кто владеет человеком, владеет также и всем, что тот имеет. Но ведь есть много способов убить собаку.

– Все это так, – согласился Акуэбуе. – Однако подобные слова следует приберечь для ушей моего зятя. Что же до моей дочери, то ей следовало бы отказаться от мысли, будто всякий раз, когда муж скажет ей что-нибудь обидное, она должна привязывать к спине младенца, брать малыша постарше за руку и возвращаться ко мне. Моя мать так не поступала. Уденкво научилась этому у своей матери – моей жены – и собирается научить тому же своих детей: ведь когда корова жует слоновую траву, телята смотрят ей в рот.

На четвертый день своего пребывания в Окпери Эзеулу был неожиданно вызван на свидание с мистером Кларком. Он последовал за посыльным, сообщившим приказ явиться в дом, где находился кабинет белого человека. В коридоре было полно народу; одни сидели на длинной скамье, остальные – на цементном полу. Посыльный оставил Эзеулу подождать в коридоре, а сам прошел в соседнюю комнату, где множество людей, сидевших за столами, работали на белого человека. Эзеулу видел через окошко, как посыльный обратился к мужчине, который, видно, был начальником над всеми этими работниками. Посыльный показал рукой в его сторону, мужчина посмотрел на Эзеулу, но только кивнул головой и продолжал писать. Потом, закончив свое писание, он открыл дверь в другую комнату и зашел туда. Выйдя почти сразу обратно, он жестом подозвал Эзеулу и ввел его в комнату к белому человеку. Белый тоже писал, но левой рукой. Увидев это, Эзеулу невольно подумал: неужели и какому-нибудь черному удастся со временем достичь такого же совершенства в письме, чтобы писать в книге левой рукой?

– Тебя зовут Эзеулу? – спросил переводчик, после того как белый человек проговорил несколько слов.

Это повторное оскорбление едва не переполнило чашу терпения Эзеулу, но он все же сумел сохранить спокойствие.

– Разве ты не слышал, что я сказал? Белый человек хочет убедиться, что тебя зовут Эзеулу.

– Скажи белому человеку, чтобы он пошел к своему отцу и к своей матери и спросил, как их зовут.

Последовал короткий разговор между белым человеком и переводчиком. Белый человек нахмурил брови, но потом улыбнулся и что-то объяснил переводчику, который затем сказал Эзеулу, что в этом вопросе нет ничего оскорбительного. Просто у белого человека принято это спрашивать, когда он вершит свои дела. Белый рассматривал Эзеулу с таким выражением, будто его что-то забавляло. После того как переводчик смолк, белый снова помрачнел и заговорил. Он укорял Эзеулу за проявленное неуважение к распоряжениям правительства и предупредил, что, если он проявит подобное неуважение еще раз, его очень строго накажут.

– Скажи ему, – перебил Эзеулу, – что я до сих пор еще не услышал, зачем он меня позвал.

Но это переведено не было. Белый человек сердито махнул рукой и повысил голос. Эзеулу без переводчика понял, что белый человек сказал, чтобы его больше не перебивали. Немного поуспокоившись, он заговорил о благодеяниях Британской администрации. Кларк не собирался читать эту лекцию, которую он назвал бы самодовольным разглагольствованием, если бы услышал ее из чужих уст. Но он просто ничего не мог с собой поделать. Столкнувшись с гордым безучастием этого языческого жреца, которого они собирались облагодетельствовать, возвысив над соплеменниками, и который вместо благодарности платил пренебрежением, Кларк не знал, что еще говорить. И чем больше он говорил, тем больше сердился.

В конце концов, благодаря своей недюжинной выдержке, а также благодаря возможности перевести дух в паузах, когда бубнил переводчик, Кларк сумел овладеть собой и собраться с мыслями. Тогда он сказал Эзеулу, что есть предложение назначить его вождем.

Выражение лица Эзеулу не изменилось, когда это предложение было объявлено ему через переводчика. Он хранил молчание. Кларк понимал, что должно пройти какое-то время, чтобы смысл этого предложения дошел до сознания жреца во всей своей ошеломляющей полноте.

– Ну как, согласен ты стать вождем или нет? – Кларк весь светился, чувствуя себя благодетелем, чья щедрость не может не ошарашить благодетельствуемого.

– Скажи белому человеку, что никому, кроме Улу, Эзеулу служить не будет.

– Что?! – вскричал Кларк. – Он с ума сошел?

– Я думай, да, сэр, – сказал переводчик.

– В таком случае пусть отправляется обратно в тюрьму! – Теперь Кларк рассердился по-настоящему. Какая наглость! Какой-то колдун публично ставит в дурацкое положение Британскую администрацию.

Глава 15

Престиж Эзеулу в глазах обитателей Правительственной горки резко упал после того, как минул первый день, и второй, и третий, а известие о смерти капитана Уинтерботтома все не приходило. Теперь, когда Эзеулу отказался стать вождем, назначенным белым человеком, его престиж снова вырос. Во всей стране Игбо никто еще не совершал такого поступка. Когда человек выплевывает кусок, который сама судьба вложила ему в рот, это может показаться безрассудством, но в определенных обстоятельствах такой человек внушает уважение.

Что касается самого Эзеулу, то он был полностью удовлетворен подобным оборотом дела. Он свел счеты с белым человеком и мог пока забыть о нем. Правда, забыть было не так-то просто, и, перебирая в памяти события прошедших дней, он почти убедил себя в том, что белый человек, Уинтабота, желал ему добра, но что его добрые намерения были сведены на нет действиями всевозможных посредников вроде главного посыльного и этого самонадеянного, невежливого белого молокососа. В конце концов, напоминал он себе, не кто иной, как Уинтабота, провозгласил его несколько лет тому назад единственным правдивым человеком среди всех свидетелей Окпери и Умуаро. И это он, Уинтабота, посоветовал ему позже послать одного из своих сыновей обучаться мудрости его народа. Все это как будто говорило о доброжелательном отношении белого человека к Эзеулу. Но чего стоит доброжелательство, которое навлекло на него позор и бесчестье? Жена, познавшая пустоту жизни, возопила: пусть ненавидит меня мой муж, покуда он ежедневно дает мне ямс!

Как бы то ни было, говорил себе Эзеулу, Уинтабота должен отвечать за