Мацей Войтышко - Семирамида
МАВРА. Ага!
ДИДРО. То есть - только ты одна?
МАВРА. Да. Но уж больше не скажу ни слова. Умоляю!
ДИДРО. Конечно, разумеется, спасибо тебе.
Мавра выходит.
ДИДРО. Так вот почему княгиня принялась осыпать меня комплиментами! Она просто ни о чем не знала, а я, между тем, сдал экзамен на фаворита! Впрочем, я тоже ни о чем не знал.
Предположил по наивности, что это всего лишь их традиционное гостеприимство. И выдержал испытание! Я - пожилой человек, старый кокет-извращенец получил свидетельство о пригодности!
Дорогие мои академики, плевать мне теперь на ваши лавры! Я выдержал экзамен.
Она отвергла Орлова, потому что он жесток, мужиковат. Отвергла, стремясь найти взаимопонимание высшего порядка?
То, что произошло между нами, и есть взаимопонимание высшего порядка! Я чувствую! Знаю!
Она во мне нуждается. Я ей необходим. Общность мыслей и приобщение к добродетелям! Наставник! Сподвижник! Друг!
Пауза.
Спокойно, спокойно.
На что мне эта холодная, огромная страна. Миллионы людей, уставившихся на ее божественное величие владычицы. Тысячи квадратных миль. Снега, льды, моря, пустыни...
И что?
Я, скромный мыслитель - должен влиять на весь этот край? На всю империю?
Вывести к солнцу темное, дикое племя, воспитать из них просвещенных, свободных граждан?
Показать всему миру, чего можно достигнуть посредством просвещения?
Эти люди жаждут знаний.
Достаточно одного поколения образованных людей, и свершится величайшая в истории революция во имя Разума, Правды и Красоты.
Пауза.
В глазах Фике я постоянно читаю зов и преданность.
Энциклопедия тоже поначалу казалась безумием.
Я влюбился.
Входит Гримм.
ГРИММ. Мне начинает казаться, что вы меня избегаете, дорогой друг.
ДИДРО. С чего вы взяли! Просто я днями и ночами тружусь над памятной запиской об организации образования в России.
ГРИММ. И есть надежда на осуществление вашей реформы?
ДИДРО. Каждое утро императрица поощряет меня.
ГРИММ. А меня каждый вечер.
ДИДРО. Как это?
ГРИММ. Это шутка. Я не занимаюсь реформой просвещения для императрицы. По вечерам мы беседуем на совершенно другие темы: литература, музыка, архитектура.
ДИДРО. Это, конечно, тоже важно. Императрица должна знать обо всех важнейших событиях в искусстве.
ГРИММ. Должна? Скажем иначе - императрица вправе развлекаться чем хочет и как хочет.
ДИДРО. Даже предаваясь развлечениям, она относится к ним как к разновидности научного познания.
ГРИММ. Возможно. Правда, самый искренний смех вызвал у нее вчера Потемкин, изображавший лошадиное ржание. Вряд ли удастся сделать из этого научные выводы.
ДИДРО. Возможно, это некоторое преувеличение. Я все время работаю над моим проектом и потому постоянно размышляю о тяжком бремени управления столь огромной страной.
ГРИММ. А вы лучше начните черпать от здешних радостей, друг мой! Это самый великолепный двор в Европе. Париж, возможно, более утончен, зато Петербург - самый веселый!
Входит Потемкин. Он, похоже, слегка под хмельком, в руках у него книги.
ПОТЕМКИН. Возвращаю ваши книги, господин Дидро!
ДИДРО. И вы все прочитали?
ПОТЕМКИН. Все.
ДИДРО. Как быстро.
ПОТЕМКИН. У меня есть свой способ быстрого чтения.
ГРИММ. У меня тоже.
ПОТЕМКИН. Пари, что ваш не так хорош, как мой.
ГРИММ. Я не принимаю пари, потому что знаю, что вы, генерал, проиграете. Я охватываю одним взглядом целую страницу текста.
ПОТЕМКИН. Проиграли вы. Я усаживаю за чтение пятерых дьяков, а потом они должны за полчаса все мне пересказать.
ГРИММ (разражается смехом). Чудесно! Великолепно! А вы не могли бы специально для господина Дидро изобразить ржание жеребца?
ПОТЕМКИН. Боюсь, что в нынешнем моем состоянии я сумею только залаять. (Лает.) Пес, как известно, готов загрызть каждого, кто приблизится к его хозяйке.
ГРИММ. А вы, генерал, не пробовали изображать другие звуки? У вас такой талант. Скрежет пилы, например, или грохот повозки, или музыку? Музыкальные инструменты?
ПОТЕМКИН. Инструменты! Не выношу скрипку! Готов сломать! Вот артиллерия? Пожалуйста. Конница? Почему нет. (Выходит с криком "Урраааа...")
ДИДРО. Отчего он не любит скрипку? Именно скрипку?
ГРИММ. Потому что участвовал в одной пирушке с музыкой. Если вы пообещаете молчать... Двенадцать лет тому назад, уже после свержения Петра, когда его поместили в уединенном дворце в Ропше...
Сцена 8.
Петр стоя играет на скрипке. Орлов, Потемкин и еще несколько придворных - двое, трое - исторически это были два брата Григория Орлова, советник Теплов и актер Волков. Потемкин еще в мундире поручика. Петр закончил играть. Все аплодируют.
ПЕТР. Здесь в Ропше, в этой глуши, можно было бы выдержать, если бы императрица согласилась на приезд ко мне Воронцовой. Убедите ее, господа, что я смирился с судьбой, и если она пришлет сюда мою возлюбленную, я буду счастливейшим человеком под солнцем.
ОРЛОВ. Мы передадим вашу просьбу ее императорскому величеству. Разрешите наливать?
ПЕТР. А ты выпьешь первым, Гриша?
ОРЛОВ. Да разве я посмею, ваше императорское величество?
ПЕТР. Хорошо, хорошо. Расскажите что-нибудь забавное! Я ужасно скучаю.
ОРЛОВ. Потемкин, расскажи про тот двор и свинью...
ПОТЕМКИН. Утром петух взлетает на плетень и поет: "Я бы кого-нибудь потоптал!" (Подражает голосам всех животных.) А хряк: "Кого? Кого?" А утка: "Всех кряду, всех кряду". А гусак: "Ага, ага!". А куры: "Вот так да! Вот так да!" А корова: "Мило, мило".
Все смеются.
ОРЛОВ. Он, ваше величество, прекрасно подражает животным. Покажи еще что-нибудь!
Потемкин квакает, подражая лягушке.
ПЕТР. А жаворонка?
Потемкин свистит.
А Бестужева?
Потемкин пародирует походку министра, затем садится, издав при этом неприличный звук. Все присутствующие очень громко смеются.
А Фике?
Тишина.
Что, Фике показать не сумеешь?
ПОТЕМКИН. Ваше величество, я бы никогда в жизни не осмелился.
Пауза.
ПЕТР. Правильно, юноша. Перед тобой я - лучший пример того, чем могут закончиться шутки над Фике. Выпьем за ее здоровье!
Все пьют.
Ой, что со мной? Меня отравили! (Вскакивает и пытается выбежать. Остальные стараются его задержать.)
Молока, дайте мне молока!
Орлов толкает Петра, тот падает на пол.
Что я вам сделал? На помощь! На помощь! Императора убивают!
Потемкин тянет со стола скатерть.
ПОТЕМКИН. Быстрей! Или он, или мы!
Потемкин и Орлов срывают скатерть и душат ею Петра.
Сцена 9.
Дидро и Гримм.
ДИДРО. Да. Политика не знает жалости.
ГРИММ. К тому, кто становится небезопасен. Императрица дала мне прочесть вашу памятную записку.
Пауза.
ДИДРО. И что вы о ней думаете?
ГРИММ. Весьма, весьма любопытно. Некая смелая концепция, не учитывающая нынешнюю ситуацию. Прямой дорогой ведет к... к чему-то наподобие бунта...
ДИДРО. Вы так считаете?
ГРИММ. Весьма оригинальная попытка быстро превратить людей, привыкших к ярму, - в людей свободных по принуждению.
ДИДРО. По вашему мнению - это абсолютно неприменимо на практике?
ГРИММ. Скорее всего - не слишком применимо. Затрудняюсь ответить. Введение подобной системы в Австрии или во Франции завершилось бы кровопролитной революцией. Здесь, возможно, принесет свои плоды. Они так покорны.
ДИДРО. И вы поделились своим мнением с императрицей?
ГРИММ. Не в такой резкой форме. Ведь между друзьями не должно быть места дипломатическим тонкостям, но в беседе с императрицей я лишь высказал сомнение - весьма деликатно, - в готовности ее народа к столь серьезным переменам.
ДИДРО. Весьма благодарен.
ГРИММ. Дорогой, милый Дидро! Перестаньте серьезно относиться к вашему пребыванию здесь. Мы им ни на что не нужны. То есть, извините, - нужны только для проектирования лампионов и покупки картин в Париже.
Но реформировать этих византийцев?
Жаль расходовать ваш великолепный интеллект!
Мы верим в логику Аристотеля, в математику д'Аламбера, физику Ньютона.
Они верят, что царь - это Бог, и что человек обязан страдать за свои грехи уже здесь, в этой юдоли слез. Да - и еще, - что после смерти можно стать оборотнем.
Я боюсь давать им какие-либо советы.
В конце концов, с медведем можно флиртовать, но реформировать его?
ДИДРО. Итак, вы считаете, что европейский опыт не может пригодиться этой стране?
ГРИММ. Они примут лишь то, что захотят, и используют это совершенно иначе, чем мы склонны предполагать.
ДИДРО. Понимаю. И благодарю за откровенность. Ваши замечания весьма ценны.
ГРИММ. Только такой должна быть дружба между философами. (Подает руку Дидро и выходит.)
ДИДРО. Что я должен был ему ответить? Что императрица хочет счастья для своих подданных, а мой проект - это плод наших бесед, совместных решений, общих мечтаний? Я не мог ему в этом признаться! А может, мне следовало прямо заявить: "Ты - низкий, циничный, жеманный лакей, который пользуется своим выдающимся разумом для того, чтобы комментировать этот мир, но никогда не осмелится взять на себя риск его улучшать?
