Сьюзен Хилл - Однажды весенней порой
- Я нашел их в буфете на чердаке. Мой прадед привез их из Китая и Вест-Индии. Некоторые из них похожи на перламутровые, а одна, розовая, вся витая - словно змея. Я хочу прочитать где-нибудь про них.
Раковины. Раковины и камни, птицы и растения, насекомые и грибы, растущие в сырых, укрытых от глаз дуплах деревьев, - Джо знал о них все.
- Мне бы хотелось побывать в этих местах. - Голос его звучал мечтательно. - Мне бы хотелось стать моряком. Подумать только, что я смогу тогда повидать!
- А ты не будешь скучать по здешнему краю? По всему родному, привычному?
- Буду. Потому я и не знаю еще, как поступлю. Я читал о разных странах, о жарких странах, где у всех птиц такое же яркое оперение, как у попугаев, и они порхают среди деревьев, как у нас здесь ласточки и другие птички. И о реках, плывущих через леса и тропические джунгли. И об ураганах, бушующих вокруг мыса Горн. Порой мне кажется... вот только этого я и хочу - все это увидеть.
Он открыл глаза. Беспокойно заворочался в постели. А потом сказал:
- А ты, Рут? Чего хочешь ты?
Но она в ответ только покачала головой и почти тут же ушла. И остановилась на площадке лестницы перед дверью комнаты, в которую не решалась войти.
Было без малого четыре часа утра. Она немного забылась, но сон ее был беспокоен, он был как бы продолжением сна Джо, и она отшатывалась в страхе от угрожавших ей лиц деревьев, а потом увидела, что все эти лица имеют сходство с теми людьми, которые побывали здесь у нее со вчерашнего дня, с Поттером и с Элис, с Дэвидом Колтом, со священником и с другими тоже, с теми, с кем ей еще предстояло встретиться, - с Дорой и Артуром Брайсами и односельчанами. Ей казалось, что сон этот длился целую вечность, но, когда она проснулась, было только начало шестого. Она села на кровати, ожидая, когда кошмар мало-помалу развеется и в голове у нее просветлеет, мысли очистятся, отступят все эти лица, воспоминания, страхи. Она следила, как стрелки часов приближаются к половине шестого, к шести, затем к семи часам, и тут в комнату тихонько вошел Джо.
Наступил четверг. Еще один, всего лишь один день и одна ночь, еще одна крошечная частица драгоценного времени, подобная капельке воды, повисшей на краю крана и готовой упасть и разлететься брызгами.
В кухне Джо растопил плиту и поставил на огонь чайник. Доносившиеся оттуда звуки успокаивали ее.
Только что пробило пять часов. Занимался новый день. Рут умылась под краном на кухне, и холодная как лед вода обожгла ей кожу.
В этот час - между угасанием лунного-света и первыми проблесками зари все вокруг показалось ей странно нереальным, и сама она казалась себе невесомой, словно во сне. Но высокая трава по краям тропинки, похожая на мокрые перья, щекотала ей ступни, и мир все так же был вполне реален.
Тропинка вывела ее на прогалину между берез, которая примерно с милю полого поднималась вверх. Всю ночь население леса пряталось по норам и гнездам, но, когда Рут подошла к ограде поля, первые пичужки уже совершали сюда свои пробные налеты.
Небо светлело, и она увидела туман, лежавший на лугу и на опушке леса и похожий на мягкие сероватые клубки шерсти. Трава под ее ногами пахла свежо и сочно, и от тумана, когда она ступила в полосу его, тоже исходил своеобразный сырой запах.
В лесу начинался крутой спуск в овраг, где болотистая почва была покрыта густым слоем мокрых листьев и мха, и Рут приходилось хвататься за ветви и корни деревьев, чтобы не упасть. Но с каждой минутой близился рассвет, и теперь уже серые очертания деревьев стали выступать из мрака за несколько футов впереди. Рут не испытывала страха, все чувства ее молчали, и мысли были направлены только на одно - добраться туда.
Внизу туман был гуще, он волочился за ней клочьями газового шлейфа. Березы уступили место дубам и вязам, а между стволами рос невысокий кустарник и папоротники. Дорогу ей перебежала ласка, блеснув красными, как ягоды, глазами. Потом начался новый спуск - к последней вырубке. Здесь царила тишина. И мало-помалу, по мере того как первые лучи света просочились в чащу, все стало окрашиваться в свои природные цвета; серый цвет распался на множество оттенков, а коричневая земля, и мертвые листья, и серебристые лишайники, и гниловато-зеленый мох сделались явственно отличимыми друг от друга.
Хелм-Боттом.
Сначала она не заметила ничего, ничто не сказало ей, что это и есть то самое место. А потом груда срезанного кустарника у нее за спиной и обрубленные ветви деревьев - все совместилось воедино.
Само же дерево лежало несколько поодаль: корни, наполовину вывернутые из земли, словно зубы из десен, оставили позади себя рваные раны. Подойдя ближе, она увидела, что все сгнило изнутри, изъеденная гнилью сердцевина походила на мертвые, высохшие соты. Но ветви казались здоровыми, свежими, и на них уже завязались почки. Никто не был повинен в случившемся, никто не мог ничего предугадать.
Очень медленно Рут опустилась на корточки и приложила руки к коре дерева. Покрытая мхом, на ощупь она слегка походила на губку. Так вот оно. ОНО. Впрочем, она, понятно, не могла знать, какой именно своей частью дерево упало на Бена - почва кругом была изрыта, истоптана, везде множество следов мужских сапог... Бена могло уложить где угодно.
Она вдруг поняла, что именно здесь, в лесу, и должен был Бен найти свою смерть. Это был его дом, он знал его с детства, он был лесным жителем. Она почувствовала благодарность. Она не хотела бы видеть его больным, месяцами прикованным к постели в какой-нибудь неизвестной больнице. Все было правильно.
Острый луч солнца пробился между ветвями, упал на паутину, свисавшую с куста боярышника, и она заискрилась крошечными бусинками влаги. Рут совсем окоченела, стоя на коленях; она чувствовала, как сырость проникает сквозь одежду, но не двигалась с места; она прижалась лицом к упавшему дереву, черпая в нем что-то похожее на мужество и надежду. Она, казалось, задремала, и какие-то картины замелькали перед ее глазами, сменяя друг друга, словно игральные карты; она слышала щебетанье птиц, а потом в него вплелись отрывочные звуки голосов, и ей почудилось, что это пришли за ней сюда, в лес, и окружают ее со всех сторон.
Когда она снова открыла глаза, ей стало понятно еще и другое. Это хорошее место, потому что здесь умер Бен, а он был хороший. И стоит ей только прийти сюда, и она будет обретать покой, и все страхи развеются, потому что здесь с ней не может случиться ничего плохого. Ведь если дурная смерть оставляет на месте, которое она посетила, злой след, то разве хорошая смерть не может оставить позади себя добрый след?
Прошло немало времени, прежде чем она поднялась с колен и принялась растирать свои затекшие ноги.
Туман, подобно пуховой перине, лежал на слое слой в низине Лоу-Филд. Рут попадались грибы - с нежной розовато-коричневой бахромой снизу и замшево-бархатистыми белыми головками; их набралось больше дюжины, и она рассовала их по карманам, а оставшиеся понесла в сложенных ковшиком ладонях, взобралась с ними обратно на холм, пересекла выгон и у ворот увидела Джо, который ждал ее, исполненный тревоги. Она издали окликнула его, желая успокоить, и осел, услышав ее крик, закричал тоже.
- Рут...
- Все в порядке.
- Грибы!
- Я собрала их в Лоу-Филд.
Он метнул на нее быстрый взгляд.
- Я ходила туда. В Хелм-Боттом. Я не могла не пойти.
- Понятно.
- Я должна была пойти одна.
- Все в порядке?
- Да.
Да, потому что теперь ей есть на что опереться, и она найдет в себе силы пройти через этот день. Она страшилась конца и боялась заглянуть туда, потому что знала: самое страшное настанет для нее тогда, когда для остальных все будет кончено.
3
Когда она свернула к Фосс-Лейн и увидела дом, ей снова стало казаться, что она существует как бы отдельно от своего тела и наблюдает себя со стороны - с любопытством, но без волнения. У входа толпились люди; они немного подались назад, переговариваясь между собой, но, увидев ее, замолчали. Она была в коричневой юбке и жакете, но без шляпы, потому что шляпы у нее не было, а она не догадалась приобрести ее специально к похоронам. К тому же шляпа изменит ее, и она станет не такой, какой привык видеть ее Бен.
В дверях она приостановилась; сердце ее колотилось бешено, и она судорожно сцепила руки.
Они были там. Все они - и все в черном; женщины в шляпах, а мужчины в костюмах и с нарукавными повязками - строгие, непохожие на себя. И когда она вошла в маленькую прихожую, они тоже замолчали. Никто не подошел к ней.
Дора Брайс сидела в кресле у очага, прижимая платок к глазам. В комнате было жарко. Рут казалось, что она задохнется, ей хотелось убежать от этих мертвенно-бледных, погребальных лиц. Какое отношение имеют они все к ней или к Бену? Ей вспомнилось, что Джо рассказывал ей, как на заре христианства люди на похоронах одевались в белые одежды и предавались радости.
- Рут...
