Микаел Рамадан - Тень Саддама Хусейна
Саддаму совсем ни к чему были подобные заботы в период, когда назревал другой кризис - с Ираном. Граница между Ираком и Ираном была предметом распрей и войн ещё до появления ислама, и река Шатт эль-Араб, связывающая реки Тигр и Евфрат в Ираке и реку Карун в Иране с Персидским заливом, постоянно находилась в центре внимания. Еще в 1975 году Саддам, как вице-президент, пошел на переговоры с шахом Ирана для того, чтобы сохранить мир за счет иракских курдов. Будучи не в состоянии подавить курдское восстание, пока восставших снабжали оружием из Тегерана, Саддам хотя и неохотно, все же согласился отказаться от претензий на восточный берег реки Шатт эль-Араб в обмен на прекращение Ираном связей с курдами.
Когда Хомейни захватил власть, он стал активно выступать против сторонников национальной независимости и лишь на словах признавал государственную власть и границы. Его мечта о великой исламской империи служила постоянной угрозой Ираку, поэтому более 100 тысяч иракцев-шиитов, многие из них - респектабельные бизнесмены, получили ярлык "персы" и были отправлены на иранскую границу для депортации. Никто не обжаловал эту акцию.
Начиная с апреля каждый день из страны изгонялись тысячи иракских шиитов. Все те, в чьих паспортах было написано, что они "иранского происхождения", подлежали депортации, несмотря на то что эта классификация была пережитком оттоманской бюрократии и уходила на несколько поколений назад.
Исламская подпольная группа "Исламский призыв" отплатила попытками покушения на Тарика Азиза в багдадском университете и, спустя две недели, на Латифа Нуссейфа аль-Джасима, министра культуры и информации. Оба они едва не были убиты. Саддам назвал членство в "Исламском призыве" преступлением, караемым смертью.
Аятолла Вакр аль-Садр, один из ведущих шиитских диссидентов, и члены его семьи были арестованы и подвергнуты пыткам, после чего их казнили.
Война с Ираном казалась неизбежной. В конце сентября Саддам приказал провести упреждающий удар. После воздушной бомбардировки иранских военно-воздушных баз, двенадцать иракских дивизионов пересекли границу с Ираном от Мохаммараха на юге до Каср-э-Ширина, расположенного более чем на 300 километров к северу. Иран ответил беспорядочными воздушными атаками на Багдад, аль-Басру и Киркук, но им не удалось добиться многого, так как плохо оснащенные воздушные силы вскоре оказались без жизненно важных запасных частей.
Через несколько дней после начала войны два реактивных "Фантома" выпустили ракеты класса "воздух-земля" по ядерному исследовательскому центру Тамуз. Самолет, как говорили, имел иранские опознавательные знаки, но по разведданным самолет прилетел с другой стороны, а именно из Израиля.
Война вскоре стала известна как "Кадиссия Саддама", ссылка на историческую победу арабов над персами в 635 году н.э. Когда воздушные рейды закончились и была снята светомаскировка, ещё некоторое время поддерживался беспрецедентно высокий уровень жизни, который был у иракцев до войны. Этот период экономического роста, вызванный нефтяным бумом семидесятых, сопровождался значительным ростом населения, которое более чем удвоилось по сравнению с шестидесятыми годами, при этом Саддам всячески старался скрыть отрицательные результаты войны. Расходы населения возросли на 40% в первый год войны, и большая их часть шла на домашние товары и продукты питания. Единственным последствием войны, которое, однако, нельзя было скрыть, были людские потери. Саддам тратил огромные суммы на компенсации семьям, чьи мужчины погибли на фронте.
Поначалу сражения проходили к северу от Мохаммараха, вокруг городов Дизфуль, Бостан и Сусангерд, где было сосредоточено более четверти иракских сил. Стремясь овладеть богатой нефтью провинцией Хузистан, иракская армия пересекла Карун и заявила, что нефтепровод Абадан-Тегеран разрушен. К концу октября был оккупирован Мохаммарах, а Абадан находился в осаде, однако иранцы укрепили свою оборону. К концу года продвижение иракцев приостановилось и в войсках появились первые признаки недовольства. В то время как иранцы привлекали тысячи юношей-добровольцев для участия в общенародном джихаде (священной войне), Ирак страдал от все увеличивающегося числа дезертиров и уклоняющихся от службы в армии.
Когда на линии фронта сложилось безвыходное положение, Саддам сделал Хомейни первое из многих последовавших позже предложений о прекращении огня. Оно было твердо отвергнуто. Иранцы дали ясно понять, что они не будут вести переговоры с Саддамом, и потребовали его отставки как предпосылку для переговоров.
Итак, война продолжалась.
Мое первое официальное задание на службе у Саддама пришлось на январь, когда я посетил госпиталь в Таль-Мансуре, расположенный неподалеку от моей квартиры. Почти год меня держали в секрете, но теперь я был готов появляться на публике. И все же меня обуревал страх и я убеждал себя, что мне никого не обмануть. Однако Мухаммед, заметив мою характерную привычку, которая проявлялась, когда я особенно нервничал, оказал мне серьезную помощь.
- Если ты перестанешь терзать свое ухо, - пошутил он, - тебе не о чем будет беспокоиться. Ты проходил через это тысячу раз.
- Это так, - ответил я, - но то были репетиции. Что будет, если я сделаю ошибку?
- Какую ошибку ты можешь сделать? Никто ни о чем не подозревает, поэтому никто не будет ничего выискивать. Ты просто нервничаешь, как перед премьерой, Микаелеф. И больше ничего.
Когда мы прибыли в госпиталь, у главного входа нас встретили главный администратор и несколько старших врачей и хирургов. Мы также увидели нескольких детей в инвалидных калясках. У троих из детей был рак, и они находились под наблюдением доктора Садуна аль-Такати, приятного мужчины лет сорока. Он вышел вперед и представил меня каждому из детей. Больше всего меня поразила восьмилетняя девочка по имени Фатима. Она была очень красива, но у неё был болезненный вид. Доктор объяснил, что у девочки лейкемия и она провела в госпитале пять месяцев. Он также тихо добавил, что жить ей осталось всего несколько недель.
Я присел на корточки, чтобы поговорить с ней, и нашел, что очень трудно в таких унизительных условиях имитировать Саддама. Когда я взял её за руку, она улыбнулась так, что мое сердце чуть не разорвалось.
- Тебя зовут Фатима? - спросил я тихо.
- Да, господин президент, - весело ответила она, хотя эта веселость не соответствовала её истинному состоянию.
- Ты должно быть очень храбрая.
- Да, господин президент.
- В нашей стране храбрых людей всегда награждают, Фатима. Какое вознаграждение ты бы хотела получить?
- Я хотела бы поправиться, господин президент, и я хотела бы, чтобы моя мама перестала плакать.
У меня в горле встал ком, и я с трудом мог сдержать слезы. Она просила о двух вещах, которые я, даже будучи Саддамом, не мог ей дать.
Аналогичные сцены повторялись на протяжении всего визита. У многих пациентов будущее было столь же мрачным, как и у Фатимы, но я убедился, что все они получали самое лучшее лечение, какое только было доступно.
В последующие месяцы я посетил много госпиталей, школ и заводов, а однажды даже появился на телевидении, участвуя в игре Саддама "инкогнито". Менее бессмысленными были посещения раненых. В каждой городской больнице имелось несколько палат для раненных на войне и картина была одна и та же по всей стране. Однажды я отправился в больницу аль-Хуссейни, расположенную в моем родном городе Кербеле, который, как один из самых западных городов Ирака, находился далеко от линии фронта. Даже здесь лежало много мужчин с ужасными ранами. Одни были обречены, другие должны были остаться инвалидами на всю жизнь.
Как всегда, я ходил по больнице в сопровождении старших врачей и больничной администрации. Я почти не разговаривал с ними. Я берег слова для тех, кто нуждался в утешении. Кто-то потерял руку или ногу, кто-то ослеп, но самое печальное зрелище представляли те, кто был ранен в голову или страдал от внутренних повреждений.
Я увидел человека, у которого была ампутирована нога ниже колена. Он сидел рядом со своей кроватью, но не взглянул на меня, когда я приблизился.
- Как тебя зовут? - спросил я его.
- Мустафа Хахмад, - ответил он. Я не обратил внимания на то, что он не признал меня, точнее, того, за кого я себя выдавал.
- Где ты сражался?
- Около Абадана, - отрешенно ответил он угрюмым голосом.
- Ты знаешь, кто я?
Он впервые взглянул мне в лицо.
- Да.
- Кто же я?
- Вы мой отец.
Двое из администраторов в тревоге сделали шаг вперед, но я поднял руку, показывая, чтобы они остались на месте.
- Ты знаешь, где ты находишься?
- Это глупый вопрос. Я - здесь.
Когда я услышал, как один из врачей за моей спиной издал возглас негодования, я с улыбкой обернулся, показывая, что я не был оскорблен. В действительности я рассердился, но не на этого молодого человека.
