Уильям Теккерей - Ньюкомы, жизнеописание одной весьма почтенной семьи (книга 1)
Раз или два я также обедал у своих старых друзей под сенью кокосовой пальмы, отягченной сосудами с маринадом и соусами, и от глаз моих не укрылось, что теперь за столом у них появились новые люди. Так непременным гостем стал директор лондонского отделения Бунделкундского банка - человек зловещего вида, чья манера нашептывать комплименты дамам повергала в уныние бедного Клайва, наблюдавшего за ним с другого конца стола. Вместе с лондонским директором приходили его биржевые приятели, которые сыпали громогласными шутками и вели какую-то свою беседу. Однажды я имел счастье встретить здесь мистера Крысси, возвратившегося из Индии с полными карманами рупий; он привез множество рассказов о том, как процветает в Калькутте Раммун Лал, и со зловещей улыбкой похвалил прекрасный дом и банкеты полковника. Похвалы эти, как мне показалось, не доставили удовольствия нашему бедному другу, а фамильярный тон мистера Крысси явно его оскорбил. Другим постоянным гостем был дружок Шеррика - низкорослый стряпчий, шустрый и болтливый, приходивший в обществе жены - малопочтенной особы. За столом он без конца острил и рассказывал разные истории из жизни аристократии, с иными из представителей которой был, очевидно, коротко знаком. Так он знал с точностью до шиллинга, сколько задолжал лорд такой-то и сколько кредиторы позволяют тратить маркизу такому-то. Он имел дела и с тем пэром, и с этим из сидящих в тюрьме Королевской Скамьи. Обо всех этих господах он говорил с милой непринужденностью, опуская их титулы и постоянно обращаясь за подтверждением к жене:
- Луиза, душечка, когда именно обедал с нами виконт Тэгрэг? - Или: Когда граф Бейракрс прислал нам фазанов?
Ф. В., как легко было заметить, пребывавший теперь в столь же мрачном и подавленном состоянии, сколь и хозяева дома, без особого энтузиазма сообщил мне, что упомянутый стряпчий - компаньон крупной адвокатской конторы в Сити; что он содействовал избранию полковника в парламент и помогает ему в делах Бунделкундского банка. Но моих юридических и светских познаний достало на то, чтобы понять, что сей джентльмен состоит при одной из всем известных ростовщических контор, и меня жестоко огорчила встреча с подобным субъектом в доме нашего добрейшего полковника. Куда подевались отставные генералы и судьи? Старомодные джентльмены и их благоприличные жены? Конечно, они не блистали остроумием и были скучноваты, и все же, насколько приятнее было есть ростбиф в их обществе, чем внимать шуткам мистера Кэмпиона за бутылкой вина из погребов Шеррика!
После небольшого внушения, сделанного полковником миссис Маккензи, дама эта стала воздерживаться от враждебных выпадов против его гостей; она довольствовалась тем, что с величавым, почти царственным видом принимала этих нынешних знакомок, а те безмерно льстили ей и бедняжке Рози. Последняя, очевидно, весьма уютно чувствовала себя в этом обществе. Человеку наблюдательному, повидавшему свет и людей, было любопытно, а порой и грустно смотреть, как эта наивная особа, юная и сияющая, всегда ярко одетая и увешанная драгоценностями, красовалась и жеманилась перед этим сбродом, упражняясь в своем милом кокетстве на подобного рода приближенных. Когда это немудрящее существо, чьи пальчики были унизаны перстнями и кольцами, - право же, их было у нее не меньше, чем у некой красавицы из Бэнбери-Кросс, болтала и смеялась в простоте душевной посреди этой шайки, мне невольно вспоминалась Церлина и разбойники из "Фра-Дьяволо".
Возвращаясь как-то раз вместе с Ф. Б. с одного из таких приемов, я, весьма встревоженный всем виденным, спросил своего спутника, насколько справедливы мои опасения, что над домом нашего друга собираются тучи. Бейхем сперва упорно отнекивался, уверяя, будто ничего не знает; но поскольку мы тем временем очутились возле "Пристанища", где я не бывал с самой женитьбы, мы зашли в это увеселительное заведение, были ласково встречены тамошней хозяйкой и ее служанкой и отведены в маленькую гостиную. Здесь Ф. Б., поохав, повздыхав и залив печаль несметным количеством горького пива, исповедался мне во всем и, чуть ли не плача, рассказал без утайки невеселую историю этого злосчастного Бунделкундского банка. Его акции начали неуклонно падать, и теперь их перестали покупать вовсе. Произведя выплату по обязательствам, правление понесло огромные убытки. Он не знал, сколько именно потерял полковник, а вернее - боялся об этом думать. Почтенные адвокаты, некогда ведавшие делами Компании, давно расстались с ней, успев получить за труды весьма почтенные гонорары, и теперь на их месте появилась некая сомнительная фирма, представителя которой я как раз и видел в тот вечер. Каким образом удалось индийским компаньонам выйти из дела, сохранив притом свое богатство, оставалось загадкой для мистера Фредерика Бейхема. А того знаменитого индийского миллионера Ф. Б. величал не иначе, как "проклятым старым мошенником и желторожим басурманом". Эти роскошные банкеты, устраиваемые полковником, щегольская коляска, в которой, что ни день, каталась по Парку бедная миссис Клайв со своей матушкой и с малюткой на руках у няни, - все это было, по словам Ф. Б., лишь декорацией. Конечно, это не означало, что за яства не плачено и что полковнику приходится воровать овес для своей конюшни; однако Бейхему было доподлинно известно, что Шеррик, тот стряпчий и лондонский директор настаивают на необходимости устраивать подобные приемы и всячески поддерживать престиж; еще он полагал, что именно эти советчики подбили полковника вести войну за избрание в Ньюкоме.
- А знаете вы, сколько это стоило? - спрашивает Ф. Б. - Уйму денег, даже страшно выговорить, сэр! Мы ведь еще до сих пор не расплатились. Я сам дважды приезжал по этому делу из Ньюкома к Кэмпиону и Шеррику. Это не секрет, сэр, Ф. Б. легче бы расстался с жизнью, чем выдал секрет своего благодетеля! Но вы, Пенденнис, человек смышленый. Понимаете, что к чему, как и верный Ф. Б., который пьет сейчас за ваше здоровье! Вдобавок мне отлично знаком вкус Шеррикова зелья! Ф. Б., сэр, боится данайцев, дары приносящих. Черт бы побрал это его амонтильядо! Да лучше всю жизнь пить вот эту честную бурду, чем хоть однажды отведать его омерзительного "Золотого хереса"! "Золотого" - каково, а? Что ж, за него, пожалуй, и впрямь расплачиваются золотом и даже кой-чем подороже! - С этими словами мой друг позвонил в колокольчик и приказал подать ему еще кружку вышеупомянутого пойла.
На протяжении последних глав я веду рассказ о той части истории моего милого старого друга, которую я не могу обойти молчанием, хотя и вспоминаю с тяжелым сердцем. Если я без радости описывал великолепие полковничьего дома, поневоле сравнивая его с прежним простодушным и милым мне гостеприимством, то еще мучительней для меня те события, о которых сейчас пойдет речь и которые, разумеется, уже давно предвидел мой проницательный читатель. Да, леди и джентльмены, вы, разумеется, не ошиблись в своем суждении о Бунделкундском банке, куда наш полковник вложил все свои деньги до последней рупии. Solvuntur rupees, etc. {Плакали его рупии (лат.).}. Я обычно пренебрегаю всевозможными фокусами и сюрпризами, составляющими арсенал романиста. Зная с самого начала нашей истории, чем кончится вся эта афера с Бунделкундским банком, я с трудом удерживался от того, чтобы не поделиться с читателем; и всякий раз при упоминании об этом акционерном обществе меня так и подмывало разразиться яростной филиппикой против этого неимоверного, возмутительного и искусного надувательства. То было одно из многих мошеннических предприятий, которые процветают за счет простаков - военных и штатских, - тех солдат и тружеников, что не страшатся ни жары, ни врага и проводят жизнь вдали от родины, мужественно неся свою трудную службу в наших индийских владениях. Одно товарищество возникает за другим, разрастается и начинает процветать, платит баснословные дивиденды, приносит огромное богатство кучке дельцов, а потом - глядишь - объявляет себя банкротом, обрекая на нищенство вдов, сирот и многочисленных простаков, вверивших свое достояние этим бессовестным казначеям.
Крах Бунделкундского банка, о котором сейчас пойдет рассказ, был лишь одной из подобных катастроф. Как раз к тому времени, когда Томас Ньюком стал депутатом от города, коему был обязан своим именем, крупный индийский негоциант, заправлявший делами Компании в Калькутте, внезапно скончался от холеры в своем дворце в Барракпуре. Незадолго до смерти он устроил подряд несколько празднеств, превзошедших своей пышностью даже те, коими баловал калькуттское общество раджа. Весь цвет этого достославного города съезжался на его пиры. Лучшие красавицы Калькутты танцевали в его бальных залах. Разумеется, бедняга Ф. В. не преминул воспроизвести на страницах "Пэл-Мэл" потрясающий отчет "Бенгал Хуркару" об этих экзотических ночных балах, грандиознейший из которых должен был состояться в тот самый вечер, когда Раммун Лал угодил в когти холеры. Был назначен маскарад, долженствовавший затмить собой все подобные развлечения Европы. На балу предполагали появиться две соперницы - властительницы калькуттского общества, каждая в сопровождении своей свиты. Молодые чиновники и недавно прибывшие в Индию прапорщики влезли по уши в долги: понабрали денег под лихвенные проценты в Бунделкундском банке и у прочих банкиров, дабы только предстать с должным блеском в качестве рыцарей и придворных королевы Генриетты-Марии (то бишь Генриетты-Марии, супруги мистера Хастингса Хикса, эсквайра, члена Верховного суда и податного управления), а также принцев и воинов, окружающих паланкин Лаллы-Рук (она же прелестная супруга члена муниципального совета, достопочтенного Корнуоллиса Бобуса); все было готово для блистательного зрелища. Экипаж за экипажем подъезжали к воротам загородного дома Раммуна Лала, а их встречали убитые горем, рыдающие слуги и сообщали, что хозяин их скончался.
