Редьярд Киплинг - Сказки старой Англии (сборник)

«Но как же он выбрался живым из Сантлейка? – спросил король. – Пусть расскажет! Тебе-то он говорил об этом, Раэри?»

«Никогда. За эту историю его тоже всякий раз побивали камнями. Зато гробницы саксонских и нормандских святых он может перечислять хоть до утра».

Услышав слова Раэри, старец горделиво закивал.

«Клянусь душой! – пробормотал Генрих. – Даже герцог Нормандский, мой отец, увидев его, проникся бы жалостью».

«А что, если они и впрямь еще свидятся?» – спросил Раэри.

Хью закрыл лицо здоровой рукой.

«О, зачем ты выставил его на позор!» – воскликнул он, обращаясь к шуту.

«Нет, нет, – пробормотал старик и, потянувшись к Раэри, ухватился за его плащ. – Теперь он мой господин. В меня больше не бросают камни».

И он стал забавляться с бубенцами, пришитыми к подолу шутовского плаща.

«Отчего ты не привел его ко мне сразу, как только подобрал?» – спросил король.

«Ты бы вновь заточил его в темницу, как сделал герцог Нормандский», – ответил Раэри.

«Верно, – кивнул государь. – От него ничего не осталось, кроме имени, но это имя мог бы использовать кое-кто посильней, чтобы сеять в Англии смуту. Да, я бы, пожалуй, навсегда поселил его у себя в гостях – как поселю брата моего Роберта».

«Я так и думал, – ответил шут. – А пока он скитался по дорогам, никому и дела не было, как он себя называет».

«Я научился вовремя умолкать: еще прежде, чем полетят камни», – похвастался старик, и Хью снова застонал.

«Вы слышали? – воскликнул Раэри. – Безумный, бездомный, безымянный и, если не считать моего покровительства, беззащитный, он все-таки еще в силах противиться судьбе!»

«Тогда зачем ты привел его сюда, на посмешище и срам?» – вскричал несчастный Хью.

«Чтобы он получил по заслугам!» – опять высунулся Вильям Эксетерский.

«Я с этим не согласен, – подал голос епископ Найджел из Или. – Я смотрю и внимаю с трепетом, но я не смеюсь и не сужу».

«Хорошо сказано, Или! – шут снова скорчил гримасу. – Я помолюсь за тебя, когда уйду в монахи. Ты ведь дал свое благословение на войну меж двумя христианнейшими братьями!»

Он имел в виду предстоящую войну Генриха Английского с Робертом Нормандским.

«Ну а ты, любезный братец, – обернулся он к королю, – не желаешь ли посмеяться над моим дураком?»

Король медленно покачал головой, а вслед за ним и Вильям Эксетерский.

«А ты, Де Акила?» – Раэри стремительно поворачивался то к одному, то к другому, бубенцы на его наряде звенели, и старец безмятежно улыбался.

«Клянусь святыми мощами, только не я! – отвечал Де Акила, сеньор Пэвенси. – Я слишком хорошо помню Сантлейк».

«Сэр Хью, вы можете не отвечать… Ну а вы, благородные бароны, доблестные воины, верные рыцари – вы, что вершите правосудие в своих владениях, – не хотите посмеяться над моим дураком?»

И шут затряс своей погремушкой перед самыми носами тех двух баронов, не помню, как их звали.

«Нет! Нет!» – завопили они в испуге и с дурацким видом замахали на него руками.

Одним прыжком Раэри вновь очутился возле Гарольда и встал за его креслом.

«Видишь, никто не смеется над тобой… Ну а кто из вас возьмется судить этого человека? Генрих Английский – Найджел – Де Акила? Отвечайте прямо и не мешкая!»

Никто не произнес ни слова. Все мы, включая короля, оказались бессильны перед этим могучим чародеем в черно-алом наряде шута.

«Хорошо, что вы не загубили свои души», – сказал Раэри, утирая пот со лба.

И тут раздался пронзительный, почти женский крик:

«Ко мне! Сюда!» – и Хью бросился вперед и подхватил Гарольда, который обмяк и соскользнул с кресла.

«Ты слышал? – спросил Раэри, обнимая старика за шею. – Ни король, ни его епископы, ни рыцари, ни бароны – ни одна фигура в этой безумной шахматной игре не смеется над тобой и не осуждает тебя. Унеси же с собой в могилу хоть это утешение, о Гарольд, король английский!»

Хью помог старцу приподняться, и тот улыбнулся шуту.

«Доброе утешение, – промолвил он. – Повтори еще раз! Прежде я был наказан…»

Раэри вновь прокричал ему те же слова, и голова старика запрокинулась. Он тяжело задышал. Найджел, епископ Или, поднялся с места и начал молиться вслух.

«Прочь! Не надо мне нормандских попов!» – Гарольд произнес это громко и ясно, вот как я сейчас, а потом потянулся к Хью, нашел пристанище на его надежном плече, вздохнул, и вытянулся, и застыл.

– Умер? – спросила Уна. В сумерках ее лицо казалось совсем белым.

– Его счастье, – кивнул сэр Ричард. – Умереть в присутствии короля, на груди у собственного родича, благороднейшего и преданнейшего рыцаря королевской крови! Такой смерти можно позавидовать.

И он пропустил ребят вперед и взял Орлика под уздцы.

– Здесь налево! – окликнул их Пак, отводя дубовую ветку. Пригнувшись, они выбрались на узкую тропу, что вела через ясеневые посадки.

Дети заспешили домой, но, срезая угол, с разбегу налетели на большущую вязанку сухого терновника, которую тащил на спине старый Хобден.

– Ох, батюшки! – воскликнул сторож, опуская свою ношу. – Вы никак лицо расцарапали, мисс Уна?

– Ничего, – Уна потерла нос. – Ну как, много сегодня попалось кроликов?

– Это как сказать, – усмехнулся Хобден, вскидывая вязанку на плечо. – Боюсь я, как бы мистер Ридли нынче ревматизм не заработал. Он, бедный, все лежал в канаве да за мной подглядывал. И бывают же такие люди!

Дан и Уна расхохотались.

– А когда Ридли уполз, – продолжал Хобден, – кто-то и верно вздумал поохотиться в наших лесах – и давай улюлюкать гончим! Вы что ж, ничего не слышали? Спали небось, как сони?

– Ой, а где же соня? Помнишь, ты нам обещал? – подпрыгнул Дан.

– В домике, где ж ей быть! – Хобден залез рукой в середину вязанки и вытащил чудесное круглое гнездышко, искусно сплетенное из листьев и трав. Его загрубелые пальцы бережно, будто драгоценное кружево, раздвинули сухие стебельки, повернули гнездо к уходящему свету, и дети увидели крошечного зверька. Рыженький, пушистый, он спал, свернувшись на подстилке, так что кончик хвоста касался плотно закрытых глаз.

– Возьмем его домой, – прошептала Уна. – Только не дыши на него, а то он согреется, проснется и сразу умрет, правда, Хобби?

– По мне, так оно и лучше, – проворчал Хобден, – чем проснуться в клетке и просидеть там всю жизнь. Нет уж! Давайте-ка уложим его здесь, в кустах – вот так, потихоньку… Тут его никто не тронет до самой весны. А теперь идемте домой.

Рождественская песнь

Спаситель наш, кому хвалу    Поет и люд, и скот,На смену летнему теплу    Ветра и стужу шлет.Ветра и стужу, добрый сэр,    До самых вешних дней:Их посылает нам Господь,    А Господу видней.

Когда с болот не сходит лед    Морозною поройИ разрываются сердца    У яблонь под корой, —Мы тоже мерзнем, добрый сэр,    В разгар январских дней:Уж так нам повелел Господь,    А Господу видней.

Но если яблоня мертва,    По милости ТворцаОна годится на дрова    И греет нам сердцаВ мороз и стужу, добрый сэр,    До самых вешних дней:Не так ли повелел Господь?    А Господу видней.

Храни Христос ваш мирный кров    И всех, кто здесь живет,И берег наш – от чужаков,    И край наш – от невзгод,И наши души – от вранья,    Чтоб до скончанья днейГреха не знали вы да я,    А Господу видней.

Примечания

1

Смотри рассказ «Переправа «эльфантов». (Примеч. Р. Киплинга.)

2

Смотри рассказ «Меч Виланда». (Примеч. Р. Киплинга.)

3

Смотри рассказ «Гэл Чертежник». (Примеч. Р. Киплинга.)

4

Понимаете? (искаж. фр.)

5

Мой друг (фр.).

6

«Слава», «человечество», «наука» (фр.).

7

Довольно! Это для меня слишком! Довольно! (фр.)

8

Саймон-простофиля (Simple Simon) – герой английской народной песенки.

9

Про это написано в рассказе «Переправа «эльфантов». (Примеч. Р. Киплинга.)

10

Похоже, что это пророчество скоро сбудется, потому что Панамский канал уже проложен, и один конец его выходит в ту самую бухту, где похоронен сэр Фрэнсис Дрейк. И теперь большинство судов проходит по каналу, а той дорогой вокруг мыса Горн, которую открыл сэр Фрэнсис, почти никто не пользуется. (Примеч. Р. Киплинга.)

11

Это нормандский рыцарь, с которым они познакомились в прошлом году, т. е. в начале книжки «Пак с Волшебных холмов». Смотри рассказы: «Молодежь в поместье», «Искатели приключений» и «Старики в Пэвенси». (Примеч. Р. Киплинга.)