Эдвард Бульвер-Литтон - Призрак
Эта интерпретация основных образов романа интересна, на наш взгляд, тем, что она поднимает, потенциирует уровень их восприятия с социально-психологического (типы) на символический, прафеноменальный уровень, если воспользоваться известным понятием гетевской науки.
Однако необходимо отметить, что в наши дни аллегорическо-символический уровень восприятия этого великого произведения английской литературы уже недостаточен, ибо в конце XIX века реально закончилась эпоха Просвещения, время всякого позитивизма, рационализма, наивных реализмов (критического, социалистического, наверное, и символического). Не может быть уже реализма без познания сверхчувственных миров и существ, то есть без "второй половины" действительности.
Мир, казалось бы уже окончательно расколдованный, некоторое время тому назад начал снова заколдовываться: материализм, особенно в некоторых науках, становится оккультным. Закончилась эпоха Утопии. Начинается апокалиптическая эпоха одухотворения человека и мира, Посвящения человечества. Бердяев условно и абстрактно назвал ее Новым средневековьем. Выдающийся русский антропософ, поэт, писатель Николай Белоцветов в первый год первой мировой войны дал следующую любопытную спиритуальную характеристику этой наступающей эпохи:
"Загадочен и недостроен мир, и блажен тот, кто не боится этого многообразия. Блажен тот, кто с доверием смотрит на свою волю и достаточно силен для того, чтобы найти свое место и свои цели в этой недостроенной и незаконченной Вселенной.
К нам в двери стучится мудрое безумие богов. Скоро расшатает оно неподвижные устои философской мысли.
Падет западное рассудочное познание, затрещит и рухнет огромное здание кантовской философии. И из всех щелей, из всех трещин глянет на нас множество богов, светлых и темных, бездна творческих случайностей, многоликий и свободный мир!" {Николай Белоцветов. Религия творческой воли. Петроград, 1915, с. 40.}
И на пороге этого мира перед нами, перед всеми и каждым, перед целыми народами, перед всем человечеством, раньше или позже предстанет его Страж, тот самый Призрак, Воплощенный Ужас - если мы его не узнаем, не выдержим, не просветлим на пути нашего Посвящения, - он же главный "герой" романа Бульвер-Литтона (шестью годами позже, в 1848 году, этот Призрак мелькнет на страницах основополагающего документа "самого непобедимого в мире" учения конечно же, как метафора).
Он может встать на пути не только отдельного человека, легкомысленно пожелавшего проникнуть в духовный мир без подготовительных усилий, без выработки соответствующих качеств характера, как Глиндон, но в определенные эпохи (революции, гражданские войны, кризисы) на крестном пути Посвящения всего народа и его вождей, возжаждавших реализовать свои утопии и ничего не знающих и не желающих знать о законах и существах духовного мира.
Вот это место в романе великого англичанина, где приоткрывается самая тайная завеса над Царством Террора Великой французской (и не только французской) революции. Занони пишет Мейнуру о своих впечатлениях от Парижа 1793-го - начала 1794 года, куда он приехал в поисках Виолы: "Глазами, полными ядовитой ненависти, они смотрят, как я иду по их улицам. Одним взглядом я обезоруживаю их злобу и очаровываю василисков. Повсюду я вижу следы и ощущаю присутствие Призрака, который стоит на пороге и чьи жертвы это души, желающие "дерзать и стремиться" и могущие лишь "трепетать от страха". Я вижу нечто неопределенное и лишенное четких очертаний, шествующее впереди простых смертных из плоти и крови и указывающее им путь. Мимо меня крадущейся походкой прошел Робеспьер. Его сердце терзали эти внушающие ужас глаза. Я окинул взглядом сверху их Сенат. На полу, весь съежившись, сидел зловещий Призрак. Он нашел себе приют в городе Страха. Кто же в самом деле эти будущие строители нового мира? Подобно ученикам, тщетно стремившимся приобщиться к высшему знанию, они посягнули на то, что им не по силам. Из этого мира земных очевидностей и осязаемых форм они ступили в страну призрачных теней, и ее омерзительный хранитель схватил их как свою добычу. Я взглянул в трепещущую от страха душу тирана, проковылявшего мимо меня. Там среди развалин тысячи систем, целью которых было достичь добродетели, сидело Преступление и тряслось мелкой дрожью в отчаянии и одиночестве. И все же этот человек - единственный Мыслитель, единственный достойный Претендент среди них всех. Он все еще надеется, что будущее, в котором воцарятся милосердие и мир, наступит. Да, кстати, когда именно оно наступит? Когда он расправится со всеми врагами? Глупец! Каждая капля вновь пролитой крови порождает новых врагов. Ведомый глазами Невыразимого, он идет навстречу собственной гибели" {*}.
{* В связи с этим читателю, может быть, небезынтересно узнать, что выдающийся Посвященный русской культуры Максимилиан Волошин в своем блестящем и глубоком эссе "Пророки и мстители" (М.А. Волошин. Лики творчества. Л., "Наука", 1988) о роли тамплиеров и масонов во Французской революции также касается этого сверхчувственного уровня реальности, приоткрывая завесу не только над Французской революцией, но и над первой русской и всеми нашими последующими революциями. Это эссе, написанное в 1905 г., заканчивается эстетизированной имагинацией кошмара - стихотворением, в котором Страж Порога выступает как реальное сверхчувственное существо, как Ангел Справедливости и Отмщения. Последняя строфа звучит предостережением, обращенным к "бесам" любых революций:
Не сеятель сберет колючий колос сева.
Принявший меч погибнет от меча.
Кто раз испил хмельной отравы гнева,
Тот станет палачом иль жертвой палача.}
В седьмой, заключительной книге романа с особенной силой звучит трагическая тема социальной утопии, которую начинают осуществлять "слепые вожди слепых":
"Робеспьер внезапно остановился, тяжело дыша.
- Сен-Жюст, - сказал он, - когда минет эта опасность, мы создадим Царство Мира. В нем будут дома и сады для престарелых. Давид уже проектирует портики. Будут назначены добродетельные наставники, чтобы воспитывать молодежь. Впрочем, порок и беспорядок не будут уничтожены. Нет, нет! Они будут изгнаны, объявлены вне закона. Нам рано еще умирать. Потомство не может судить нас, пока наша работа не окончена. Мы вернулись к поклонению Верховному Существу. Мы должны переделать этот развращенный мир! Все отношения должны стать любовью и братством... и... Симон! Симон! Подожди! Дай карандаш, Сен-Жюст!
Взяв его, он поспешно написал несколько строк.
- Отнеси это гражданину Дюма. Иди скорее, Симон. Эти восемьдесят голов должны пасть завтра. Дюма ускорит суд на один день".
И хотя "бесы" разных революций, в том числе и самых "демократических", вовсе не собираются ни погибать, ни оканчивать свою работу, в конце XX столетия потомство уже может судить о плодах их работы, в особенности в России - излюбленном месте их беснования {См.: эссе М. Волошина "Россия распятая" и "Русская бездна".}. Не возникает также вопроса, какому Верховному Существу поклоняются "бесы". Однако в словах Робеспьера из романа Бульвер-Литтона есть мысль, которую саму по себе невозможно оспорить: "Все отношения должны стать любовью и братством". И это не просто демагогия в устах одержимого тирана. Это проблема эволюции человека и человечества. Вопрос заключается в том, как, каким образом, каким путем. Известно, что знаменитый лозунг Французской революции "Свобода, равенство, братство" был взят из идеалов Розенкрейцеровского Братства Европы, но в применении к социальной реальности был сознательно и бессознательно искажен политиканствующими масонскими ложами и пришедшими к власти вождями Французской революции, разнуздавшими самые низменные инстинкты масс.
Свое понимание проблемы "свободы народа" БульверЛиттон выразил в романе "Риенци, последний римский трибун": "Истинными деспотами народа являются его собственные страсти", "нельзя мгновенно перепрыгнуть от рабства к свободе", "свобода должна выращиваться веками" и, наконец, "негодовать на свои цепи еще не значит заслуживать свободы".
Дальнейшее развитие этих идеалов мы находим уже в XX веке у Великого Посвященного Эзотерического христианства, основателя Духовной науки Антропософии Рудольфа Штайнера (1861-1925).
В нашу эпоху развития души сознательной, самосознающей с человечеством происходит нечто значительное, грандиозное: мысль, чувство и воля людей начинают разделяться, эти три области душевной жизни становятся самостоятельными. В прошлом душа была более централизована в себе, в будущем она станет переживать себя как тройственная, трехчленная. И это разделение непосредственно связано с прохождением человечества через область Стража Порога духовного мира. В XX веке человечество переступило этот Порог, и Страж как бы говорит людям: не оставайтесь связанными с тем, что произрастает из прошлого, смотрите в свое сердце, смотрите в свои души, чтобы создать новое, и тогда из духовного мира придут силы познания и силы воли для этого нового душевного творчества {Здесь мы хотели бы обратить внимание на особую актуальность темы Стража Порога в романе Бульвер-Литтона для нашего времени. В речи при закладке Камня Основы Всеобщего Антропософского Общества на Рождественском собрании 1923 г. в Дорнахе (Швейцария) Р. Штайнер подчеркивал, что в XX веке все человечество исторически понуждается в какой-либо форме пройти мимо Стража Порога. Понуждается же оно, как, наверное, догадывается читатель, высокими Иерархическими Существами сверхчувственных миров, осуществляющими водительство человечества (см.: Р. Штайнер. Духовное водительство человека и человечества. Духовно-научное рассмотрение развития человечества. Калуга, 1992).}.
